Глава Центра стратегических разработок (ЦСР) Алексей Кудрин в рамках Гайдаровского форума рассказал в интервью ТАСС о том, что нужно России для повышения технологичности российской продукции, станет ли панацеей повышение пенсионного возраста и куда тратить дополнительные доходы от нефти в ближайшие два года.
— Один из вызовов, который вы упомянули в своем докладе на Гайдаровском форуме, касался низкого уровня технологичности России. Запомнилась ваша фраза о том, что это угрожает суверенитету страны.
— Это так и есть, в этом мнении сходятся все эксперты. В докладе я вынес консенсусное мнение экспертов не только в области технологий и развития, но и в области военной безопасности и геополитики. Среди всех вызовов эксперты называют именно этот самым главным. Мы уже не можем делать нашу военную продукцию самостоятельно.
Это вполне понятно — ни одна страна во всем мире не может производить всю продукцию на своей территории. Исключением можно считать США, а лет через 15–20 с этим мог бы посоревноваться Китай. Ни одна страна сегодня не может аккумулировать все достижения высоких технологий.
— В военной промышленности России всегда появляется что-то новое. Чего же не хватает? Может быть, интеллектуальной собственности?
— Конечно, так как сегодня мощно идет вверх электронная база, новые материалы. Новые материалы, применяемые в военных целях, не всем доступны. Мы можем изготовить похожую продукцию, но она все равно будет уступать. Современная техника еще сложнее — там тысячи и тысячи компонентов.
— Как можно решить эту проблему — повышать уровень образования внутри страны, чтобы производить более высокотехнологичную продукцию?
— Ключевым является спрос со стороны бизнеса. Бизнес должен чувствовать, что в конкурентной борьбе нужно постоянно производить новое и пытаться своим новым завоевать доверие потребителя. Этот процесс сейчас идет во всех отраслях. Каждая модель автомобиля, самолета, станка несет в себе новинки. Это то, что называется "высокотехнологичная продукция". Около 25% продукции в стране должно обновляться ежегодно — что-то может не обновляться по 10 лет, что-то меняться каждый год. Только тогда страна станет в чем-то конкурентоспособной, начнет продавать что-то на мировой рынок непрерывно и поддерживать качество своей продукции. Если мы не сможем что-то похожее производить, то мы скоро не сможем зарабатывать тот объем валюты, который необходим для обеспечения нашей экономики.
— Правительство сейчас обсуждает план улучшения социально-экономической сферы в РФ до 2025 года. Вы в качестве эксперта принимаете участие в этом обсуждении?
— Да, сейчас пока идет обсуждение подходов к разработке этого плана. Максим Орешкин (министр экономического развития. — Прим. ред.) попросил ЦСР поделиться нашими наработками.
— В рамках подходов к плану, насколько нам известно, обсуждается бюджетное правило? Звучали призывы вводить правило уже в этом году, так как с суверенными фондами дела обстоят не очень хорошо. Возможно ли при нынешних ценах на нефть пополнение фондов?
— Этот вопрос нужно тщательно взвесить. Цена отсечения, при которой правило может заработать, возможно, должна определяться самим правилом. До настоящего момента правилом учитывалась десятилетняя средняя цена на нефть. Правило считается ретроспективно и посчитано было в годы высокой цены, когда цены упали в 2014 году, оно оказалось бессмысленным. Если бы цена в правиле была низкая, а в реальности она бы выросла, то правило бы ограничивало использование. А у нас получилось, что цена упала, а мы можем тратить неограниченно. Сейчас важно, какое правило будет придумано. Я бы остановился на $50 за баррель, но года через два. А вот сейчас, если до 2019 года цена на нефть была бы больше, например $60–70 за баррель, то я бы считал, что эти доходы можно тратить и по мере формирования дефицита бюджета можно закрывать его часть. А после переходного периода уже нет — мы должны исходить из того уровня расходов и минимального дефицита бюджета, который мы будем поддерживать, и начать сохранять средства (направляя их в суверенные фонды. — Прим. ред.).
— Многим в ходе форума запомнилась фраза Татьяны Голиковой, главы Счетной палаты, о том, что повышение пенсионного возраста — это не панацея. Вы разделяете эту точку зрения?
— Эта мера не решает всех вопросов дефицита в пенсионной системе, но решает значительную часть вопросов. Я считаю это необходимым шагом. Повышение пенсионного возраста не касается пенсионеров, а только тех, кто работает и в будущем собирается выйти на пенсию.
Как обеспечить достойную пенсию, если средств не хватает? Если мы повышаем пенсионный возраст, то много людей еще не востребуют пенсию, но еще платят налоги в Пенсионный фонд. Таким образом мы уменьшаем количество получателей и увеличиваем количество доходов в Пенсионный фонд. Передвигая пенсионный возраст на 3–5 лет, мы высвобождаем ресурсы на уже существующих пенсионеров. И если сейчас ресурсов на пенсионеров не всегда хватает, так, например, в прошлом году не была произведена полная индексация пенсий, то при таком шаге их бы хватало. Мы не предлагаем забирать эти деньги из пенсионной системы, а, наоборот, оставить их там для выплаты достойной пенсии нашим пенсионерам.
— Если данная мера закрывает лишь часть проблем пенсионной системы, то какой комплекс мер мог бы решить их полностью?
— Поясню: при переходе на новый пенсионный возраст за первый год только небольшая группа работающих продолжит свою работу и не выйдет на пенсию, а задержится на полгода. Затем появится новая группа, и так процесс растянется на 10–16 лет. Эффект будет накапливаться, сумма, остающаяся на пенсионеров, каждый год расти. Первые годы это будет небольшая сумма, а к концу процесса станет очень солидной. Таким образом, да, в ближайшие годы это не решает всех проблем, но когда-то нужно начинать.
— Когда же нужно начинать, по вашему мнению?
— Начать нужно было давно, и сейчас уже срочно нужно начинать. Мы считаем, что необходимо начинать с 2019 или с 2020 года.
— И повысить пенсионный возраст на 5 лет?
— Окончательного решения нет. Я считаю, что до 63 лет надо обязательно повысить и мужчинам, и женщинам. Сегодня рассматривается вопрос, чтобы для мужчин поднять пенсионный возраст еще больше. Эксперты говорят, что в нашем обществе привыкли, что мужчины работают чуть больше.
— Каково ваше отношение к прогрессивной шкале НДФЛ? Сейчас много разговоров и обсуждений на эту тему в правительстве и среди экспертов.
— Я не поддерживаю принятие прогрессивной шкалы. Она не позволит собрать деньги. В России средняя зарплата составляет 35 тыс. рублей. И если, к примеру, брать повышенный НДФЛ с доходов более 1 млн в год, то в эту категорию попадет примерно 2 млн человек. Это никаких задач бюджетной системы не решает, но создает определенную напряженность в среднем классе. Как правило, такую систему поддерживают те социальные группы, которые полагают, что это было бы немного справедливее, они не ищут в этом какой-то фискальный эффект.
— Сейчас много говорят о неэффективности госуправления, в связи с этим создана практика проектного офиса. Как это может принципиально изменить качество госуправления? Какие еще могут быть предприняты шаги?
— В нашем подходе действительно нужно что-то вроде проектного офиса, который занимается управлением изменениями, что означает совершенствование процессов государственного управления. Таких изменений, которые назрели уже давно, сотни и тысячи по всей стране. Система управления должна быстрее реагировать на эти запросы, если они адекватные — через месяц должно приниматься решение, а еще через месяц реализовываться.
Проектный офис должен следить за всеми министерствами, чтобы они не расслаблялись, соответствовали потребностям рынка и реагировали на все поставленные задачи. Речь идет о том, что проектный офис управляет самой реформой изменений. Таких изменений в правительстве должно происходить десятки тысяч в год. Все полезное, что надумали и наговорили специалисты, должно проникать в эту систему. Прогрессивные страны давно придумали, как это работает, а мы каждую неделю отстаем от них.
— Почему мы до сих пор не внедряем этот прогрессивный опыт?
— Потому что есть инерция в среде чиновников — они любят работать с 9 до 18:00 и не любят внедрять новые практики работы, не умеют работать на компьютерах, с большими базами данных. Такие системы начинают внедрять в Великобритании, в Сингапуре. Эффективность работы с бизнесом резко повысится. Я приведу пример: мир отказывается от бумажных носителей, в России же средняя компания тратит на бумагу до 5% своих доходов в год. Более того, компании тратятся на менеджмент, который занимается заполнением и отправкой этих бумаг, ответами на вопросы по этим бумагам. А главное, что в результате эти бумаги никому не нужны. Я знаю страны, где бумажный документооборот запрещен. Это приучает к другой культуре, дальше вы уже работаете в другой сфере. И это самый простой пример.
Беседовал Андрей Корзин
