Возобновившееся в 90-х годах прошлого века военно-техническое сотрудничество Москвы и Пекина быстро перестало быть просто «торговлей оружием», превратившись в некий стратегический инструмент. С его помощью Россия обеспечивала реализацию концепции многополярного мира. Сегодня становится понятно, что дальнейшее сближение с Поднебесной приведет лишь к возвращению биполярной ситуации на планете, но при этом нашей стране не уготована роль одного из полюсов.
Окончание. Начало читайте в № 21, 2011 г. Оригинал публикации I части на сайте правообладателя
Авиационная техника, двигатели и оборудование для нее составляли в 90–2000-х годах основную номенклатуру ВТС России и Китая. Менее заметными в информационном плане, однако весьма существенными были поставки в КНР систем ПВО, а также боевых надводных кораблей и субмарин. В то же время практически отсутствовали контракты в области вооружения для сухопутных войск – здесь Пекин предпочитал опору на собственные силы, ограничиваясь приобретением и/или заимствованием отдельных критически важных узлов и агрегатов.
Копирование, в том числе откровенно пиратское, по-прежнему оставалось визитной карточкой ОПК КНР (впрочем, как и значительной части гражданских отраслей китайского машиностроения). Вместе с тем статус «мирового пирата» все больше входит в противоречие с геополитическими амбициями Китая и главные надежды Поднебесной на будущее связаны с самостоятельным развитием, в том числе и в сфере производства вооружения и военной техники.
Китайские особенности на Советском фоне
Заимствование тех или иных удачных решений за рубежом и их последующее воспроизведение можно найти в истории развития любого промышленно развитого государства, однако «китайский случай» имеет ряд особенностей, которые заставляют рассматривать его отдельно от прочих примеров, в частности СССР, с которым Китай очень часто сравнивают.
Главной чертой, определявшей подход к технологическому заимствованию в Советском Союзе, как и прежде – в Российской империи, было копирование школ. Воспроизводились или переносились из-за рубежа целые технологические цепочки, работающие на выпуск конкретного образца (а чаще семейства) техники, а заодно и массы полезной побочной продукции. За границей или на месте – под руководством иностранных специалистов – готовились кадры, способные не только наладить выпуск соответствующей техники, но и обучать собственную смену.
После удачного воспроизведения иностранного образца начиналось самостоятельное развитие системы. Обеспечивавшее, с одной стороны, технологическую независимость страны в данной конкретной сфере, с другой – возможность повторного заимствования удачных технических решений без постройки заново всей системы, благо необходимый базис уже имелся. В дальнейшем за счет концентрации ресурсов и усилий на той или иной теме нашей стране зачастую удавалось создавать совершенные образцы военной техники, не уступающие, а то и превосходящие мировые бренды. С гражданскими отраслями все было куда печальнее, но речь сейчас не о них.
Подобный подход был неизбежен и для Китая, особенно если учесть, что его индустриализацию де-факто начал на рубеже 40–50-х годов Советский Союз, принесший свою парадигму технического развития. В 50-е годы Поднебесная получила ОПК целиком и под ключ: в КНР появились десятки заводов и фабрик, объединенных в производственные цепочки, которые выдавали на-гора конечный продукт – от автомата Калашникова до истребителя МиГ-17. Однако после разрыва с СССР, произошедшего в первой половине 60-х годов, «древо» китайской военной промышленности «плодов» не дало. Печальное состояние ВВС КНР после ссоры с Москвой уже рассматривалось в первой части статьи, равно как и нынешние проблемы с воспроизводством советских и западных образцов военной техники 80–90-х годов. Теперь же нас интересуют причины, по которым техническое заимствование обернулось неудачей.
Для того чтобы понять их, необходимо вновь вернуться к отечественному опыту развития промышленности. Главным отличием России от Китая был тот факт, что, несмотря на отсталость тех или иных прикладных отраслей, наша страна со времен Петра I уделяла самое пристальное внимание состоянию фундаментальной науки и фундаментальной инженерии. Никакое заимствование зарубежных технических решений и даже закупка производственных линий не смогли бы продвинуться дальше копирования первичных образцов, если бы в стране отсутствовала научная школа, способная эти решения понять, «переварить» и ввести в собственный арсенал.
Именно развитие фундаментальной науки обеспечило впечатляющий технологический рывок СССР, позволивший ему стать обладателем ракетно-ядерного щита, осуществить полет в космос, сконструировать и доставить на единственный спутник Земли луноход. Без мощного фундамента, заложенного задолго до революции 1917 года, укрепленного и расширенного в советскую эпоху, было бы немыслимым многолетнее соревнование с США – безусловным научным и технологическим лидером всего мира во время холодной войны. На этом фундаменте, ветшающем и осыпающемся, до сих пор держится российский ОПК.
В Китае с фундаментальной наукой были проблемы, а проще говоря, на момент провозглашения КНР в 1949 году она попросту отсутствовала. В середине прошлого века, охотно обучая будущих китайских инженеров и техников для прикладных отраслей, СССР избегал помогать восточному соседу в подготовке ученых, способных создать собственную научную школу. После разрыва с Москвой ситуацию в КНР усугубили издержки внутренней политики – Большой скачок, Великая культурная революция и последствия этих главных экспериментов Мао в виде массового голода и не менее массовых репрессий, перекрывавших печальные советские достижения 20–30-х годов. Все это отнюдь не способствовало процветанию науки и техническим достижениям. Многие ученые подверглись репрессиям – от направления на принудительные неквалифицированные работы до смертной казни, когда по приговору суда, когда по «хотению» разъяренной толпы хунвейбинов.
Неизвестно, чего удалось бы добиться без этих эксцессов ОПК и промышленности Китая в целом, но именно маоистский период сформировал основные черты китайского машиностроения, включая его военную составляющую. Для него характерно:
1. Отсутствие индивидуальной школы развития техники, подавляющее большинство изделий – клоны иностранных образцов в первом, максимум втором поколении. Попытки самостоятельно разработать технику большой сложности, как правило, оканчиваются неудачей. Пример – программа создания фронтового бомбардировщика JH-7, ПЛАРБ типа Xia и ряд других.
2. Отставание от аналогов в передовых странах именно по тем параметрам, которые прежде всего зависят от развития фундаментальной науки. Преодолеть его одним скачком не получается даже при гигантских вложениях средств, скажем, в двигателестроение. Однако решить конкретную тактическую задачу – от создания собственной копии истребителя или подлодки до полета на орбиту – возможно.
3. Необходимость «подпитки». Поддержание технологического уровня, достигнутого на конкретном скопированном образце, само по себе не обеспечивает дальнейшего развития, а потому для этого необходимо постоянное заимствование все новых и новых систем. Так, изготовив на основе полученного в начале 90-х годов АЛ-31Ф двигатель WS-10, КНР не решила задачу создания собственного современного газотурбостроения и нуждается в очередном копировании, чем объясняется интерес Пекина к «изделию 117», недавно запущенному в серию двигателю для истребителей Су-35 и Т-50.
Затяжная гонка за прогрессом
Нельзя сказать, что руководство КНР не понимает стоящих перед промышленностью Поднебесной проблем. И для того чтобы оценить перспективы китайской военной технологии, необходимо обратить внимание на резкий рост фундаментального научного потенциала Китая в последнее десятилетие. Одним из существенных признаков этого роста является увеличение количества научных публикаций, авторы которых – китайские ученые в самых разных отраслях знаний, фиксируемое, например, системой SCOPUS (крупнейшая библиографическая и реферативная база данных и инструмент мониторинга цитируемости статей, опубликованных в научных изданиях).
В случае непрерывного продолжения в течение нескольких десятков лет этой тенденции, во-первых, будет ликвидировано отставание Китая в фундаментальных научных дисциплинах, а во-вторых, обеспечены позиции КНР для самостоятельного научно-технического развития.
Однако само по себе наличие таких позиций не гарантия успеха. Не менее важно наличие эффективной системы внедрения достижений собственных ученых и конструкторов в производство, что особенно проблематично с учетом наработанной традиции заимствования. Не случайно руководство КНР приняло программу совершенствования экономики, предусматривающую среди прочего увеличение доли собственных разработок, используемых в промышленности, с текущих 5 до 25–30 процентов в течение ближайших 30 лет.
Два в одном
Именно такую роль обещают Китаю к середине XXI века многие прогнозисты, авторы геополитических сценариев, которые сейчас так модно сочинять. Что тут можно сказать?
При нормальном развитии человечества без существенных геополитических катаклизмов масштаба Первой или Второй мировых войн Красный дракон к 50-м годам текущего столетия выйдет на соответствующие позиции, превратившись из реципиента современной технологии в донора. Отчасти эту роль он играет уже сейчас для ряда стран третьего мира, однако тут речь пойдет уже о совершенно иных возможностях и результатах.
Но вместе с тем есть и серьезные основания для скепсиса. Дело в том, что само по себе подобное значение Китая в будущем неизбежно инициирует серьезнейшие геополитические изменения, сравнимые лишь с уже упомянутыми катаклизмами прошлого века. Пекин при этом причудливо объединяет роли, с одной стороны, кайзеровской Германии, пытавшейся оспорить геополитическую гегемонию англосаксонской цивилизации в мирном (поначалу) экономическом соревновании, а с другой – современных США. Будучи связан с ними теснейшими экономическими отношениями, Китай в плане экономики способен сыграть роль самих Соединенных Штатов в отношении Британской империи, когда Америка унаследовала от нее роль глобального экономического лидера.
Однако это наследование в XX веке стало возможным только благодаря достигнутому консенсусу мировой финансово-политической элиты и облегчалось, собственно, принадлежностью США к англосаксонской цивилизации. Подобная передача лидерства в отношении державы, цивилизационно еще более чуждой США, чем в свое время СССР, выглядит крайне маловероятной. Уже сейчас, наблюдая за поведением Белого дома, можно сделать вывод, что при всех администрациях Вашингтон последовательно проводит политику ограничения развития Китая, стараясь «отжать» Пекин от источников ресурсов и блокировать его связи с наиболее сильными партнерами (и возможными союзниками). При этом обе стороны активно усиливаются в «подбрюшье» соперника. Так, Поднебесная последовательно наращивает свое влияние в Латинской Америке, а США активно сближаются с традиционным геополитическим противником Пекина, сотрудничая с Дели…
Парадигма для Москвы
Перед Россией в связи с изложенным встают два вопроса: тактический – как парировать растущую конкуренцию со стороны КНР на мировых рынках оружия, и стратегический – какой выбор сделать в разворачивающейся геополитической гонке?
Пока российское руководство такого выбора явно не сделало: с одной стороны, перезагрузка отношений с Вашингтоном, расширение и укрепление связей с НАТО являются одним из приоритетов внешней политики РФ, с другой – партнерство с Китаем как в рамках ШОС, так и в режиме двусторонних контактов не менее важно для Москвы.
При этом можно совершенно уверенно сказать, что в данном случае «оба хуже»: как «североатлантический», так и «дальневосточный» выбор грозят России в перспективе массой серьезных проблем. Первый означает более чем вероятную военную конфронтацию с Китаем и не исключено – войну, в которой нашей стране будет отведена неблаговидная роль геополитического тарана. Даже если предположить, что опираясь на свой подавляющий перевес в ракетно-ядерном потенциале (а есть весомые основания предполагать его сохранение) Россия выиграет эту войну, понесенные потери – как людские, так и материальные – будут неприемлемыми, угрожающими невиданной деградацией стране, и без того не оправившейся от потрясений XX века.
Выбор «китайского пути» означает превращение России в младшего партнера Пекина, утрату еще сохраняющихся позиций в мире и в наихудшем варианте также чреват военным продолжением, причем тут противником России будут уже США и НАТО и такая война грозит уже не деградацией, а уничтожением, пусть и взаимным.
Вывод из сказанного может быть только один: для сохранения собственной независимости Россия ни в коем случае не должна становиться членом какого-либо стратегического альянса, который возглавляет не она сама. Тактически же России следует максимально ограничить военно-техническое сотрудничество с Пекином как из экономических, так и из геополитических соображений.
В 90-е годы, когда такое сотрудничество стало одним из главных факторов, позволивших российскому ОПК выжить, оно было если и не оправданно, то понятно. В отсутствие хоть какой-то политики Москвы (если не считать разрушительную «приватизацию», последствия которой приходится исправлять до сих пор) «оборонка» существовала в режиме «спасайся кто может».
Сегодня, когда гособоронзаказ растет год от года, а Китай давно уже не является стратегически значимым импортером российского оружия, необходимо исключить саму возможность попадания в руки Пекина «критических» технологий российского происхождения, как уже имеющихся, так и исследуемых в настоящее время. При этом можно с порога отмести возражение «не продадим мы – продадут другие» – донором в отношении Китая сегодня могут быть помимо России только США, ЕС и отчасти Япония (сама испытывающая заметный «технологический дефицит», особенно в военной сфере). Но политика США и ЕС (читай – НАТО) на данном направлении уже определена, а сотрудничество Китая и Японии невозможно представить в нашей геополитической реальности.
Пусть к вершинам военной технологии Китай идет сам, и решать проблему его чрезмерного усиления Запад должен также самостоятельно. России же, вспоминая старинное китайское изречение, следует быть «мудрой обезьяной», которая смотрит на схватку с горы. В 1914 году наша страна не смогла занять эту позицию, будучи младшим партнером в Антанте. Сегодня у нас при всех проблемах куда большее поле для самостоятельной игры и главное – есть надежная гарантия этой самостоятельности – стратегические ядерные силы.
Илья Крамник
Опубликовано в выпуске № 23 (389) за 15 июня 2011 года