Война с джокером
Под высокотехнологичной войной принято понимать избиение младенцев, то есть когда высокотехнологичная армия безнаказанно и безоговорочно громит армию «традиционную». Другие варианты просто не рассматриваются. В частности, до последнего времени было не принято задумываться о том, что произойдет, если в бою сойдутся две высокотехнологичные армии.
Первая мировая была очень даже высокотехнологичной по сравнению с любой войной ХIХ века. А Вторая мировая – чрезвычайно высокотехнологичной по сравнению с Первой. Но никто мировые войны высокотехнологичными не называл. Возможно, как раз потому, что воюющие стороны находились примерно на одном технологическом уровне, соответственно никакого избиения младенцев не было. Значительные элементы высокотехнологичности были во вьетнамской войне. Опять же с обеих сторон. Поэтому и здесь избиения не было. Наоборот, формально гораздо более высокотехнологичные, к тому же огромные по численности ВС США восемь с половиной лет воевали против формально весьма слабой армии Северного Вьетнама и партизан, понесли огромные потери и проиграли. Точнее, не выиграли, а в информационной войне Америка потерпела поражение («Безграничные возможности войны»).
Первым примером высокотехнологичной войны в ее нынешнем вульгаризированном понимании стала ливанская 1982 года. В ней Израиль одержал решительную победу над Сирией в воздухе в первую очередь за счет высоких технологий, хотя пришлось всерьез повоевать и на земле в обычном классическом стиле. Но настоящим торжеством высокотехнологичности стала «Буря в пустыне». В январе-феврале 1991 года США и их союзники чуть более чем за месяц с крайне незначительными потерями полностью разгромили в ходе классической войны ВС Ирака, которые на тот момент формально входили в десятку сильнейших в мире. Победа была достигнута за счет воздушной кампании, где широко применялось различное высокоточное оружие (КРВБ, КРМБ, авиационные ракеты и УАБ). Важнейшим фактором поражения Ирака стали полная пассивность и бездарность его командования, но этот фактор все игнорировали, поскольку Пентагон взял под полный контроль информационное освещение кампании и подал ее как абсолютный триумф американской военной мощи.
“ Преимущество получает та сторона, которая больше готова воевать дедовскими методами ”
Последовавшие за этим триумфом распад Варшавского договора и СССР, еще более легкий (почти без потерь и без проведения наземной операции) разгром Югославии в 1999 году углубили трансформацию американских ВС. Они начали преобразовываться в сетецентрическую армию, то есть в систему, где все элементы (от высших штабов до отдельных боевых машин и даже военнослужащих) объединены вертикальными и горизонтальными связями в единую сеть. Наличие большого количества разнообразных разведывательных систем должно обеспечить сетецентрическим ВС максимальную ситуационную осведомленность на поле боя и поражение противника немедленно после его обнаружения с помощью тех сил и средств, которым удобнее это сделать. Реализация данной концепции должна была превратить любую войну, ведущуюся Вашингтоном, в разновидность компьютерной игры для самих американцев и в апокалипсис для противника. Такой характер ведения боевых действий определялся не только техническим превосходством США над всеми потенциальными противниками, но и наемным принципом комплектования ВС. В высокоразвитом современном западном обществе абсолютное большинство людей не готово на самопожертвование ради каких бы то ни было целей, поэтому укомплектовать армию можно лишь в том случае, если обещать потенциальным военнослужащим войну без потерь.
Заметно снизились объемы закупок классической боевой техники (танков, артсистем, самолетов, кораблей), средства были направлены на модернизацию имеющихся «платформ» и превращение их в «цифровые» (то есть интегрированные в сетецентрическую систему). Американцы исходили из того, что абсолютное превосходство над любым противником в качестве уже не требует слишком большого количества.
По результатам кампаний в Ираке и Афганистане военное строительство в США было полностью переориентировано на заведомо «заниженного» противника, то есть слабые и архаичные регулярные армии либо партизанские формирования. Он заведомо не имеет современной наземной и тем более авиационной и морской техники – абсолютное технологическое превосходство США рассматривалось как нечто априори заданное.
Однако события в Крыму, на Украине и в Сирии вызвали в США определенный шок и привели к тому, что Пентагон «вспомнил» о необходимости подготовки к войне с равным по силам (как количественно, так и качественно) противником. Возник вопрос о том, как будет выглядеть столкновение двух высокотехнологичных армий.
Вызов американцам теоретически могут бросить ВС РФ и КНР. Разумеется, не вместе, а по отдельности, ибо «стратегическое партнерство» Москвы и Пекина является лишь элементом пропаганды.
Формально ВС США более высокотехнологичны, чем их два главных потенциальных противника. Но это превосходство весьма незначительно. Ни о каком избиении не может быть и речи.
ВВС США довольно заметно превосходят ВВС НОАК и ВКС РФ по количеству самолетов. Но это компенсируется мощью наземной ПВО Китая и российских ЗРВ. ВМС США вроде бы гораздо сильнее ВМС НОАК и ВМФ РФ, но, во-первых, это опять же не принципиальное превосходство, во-вторых, неясно, какую роль сыграют флоты в подобной войне. Чрезвычайно интересен вопрос о соотношении потенциалов средств РЭБ, но получить на него ответ без реальной войны, видимо, не удастся. Сухопутным войскам США совершенно точно было бы лучше не встречаться ни с сухопутными войсками НОАК, ни с Российской армией. Последняя имеет заведомо гораздо более высокую устойчивость к собственным потерям, чем американская, а также более адекватный боевой опыт. Устойчивость НОАК к собственным потерям вообще считается абсолютной. Правда, реальный боевой опыт у нее равен нулю, это самое слабое место китайских военных. Последним таковым опытом можно было бы считать позорную со всех точек зрения войну против Вьетнама в 1979 году, но это была другая армия в иную эпоху.
Таким образом, если в бою сойдутся примерно равные по силам армии, сам по себе термин «высокотехнологичная война» утратит смысл. Исход (если не рассматривать вариант перехода в ядерную фазу с гарантированным взаимным уничтожением) будет зависеть от множества факторов – условий ТВД (в частности, его удаленности от основных территорий воюющих сторон), уровня технической, боевой и морально-психологической подготовки личного состава, а также того самого количества, которое вроде бы стало ненужным на фоне великолепного качества.
В связи с этим могут возникнуть весьма своеобразные сюжеты. Например, если дело дойдет до воздушных боев, в которых с обеих сторон сойдутся истребители пятого поколения, то придется пересматривать всю тактику воздушной войны, может быть, и ее стратегию. По-видимому, произойдет возвращение во времена Второй мировой и корейской войн, когда были возможны только ближние маневренные бои при обязательном визуальном обнаружении друг друга, поскольку с помощью РЛС самолет противника обнаружить не удастся (из-за его малой ЭПР). Такие бои – вещь крайне жестокая, для них характерны очень высокие потери. Но в ту эпоху истребители были дешевым расходным материалом. На сколько боев хватит машин стоимостью больше 100 миллионов долларов каждая, которых из-за этого произведено в лучшем случае несколько сотен? А что будет, когда они закончатся? Или что произойдет, если стороны взаимно «загасят» друг другу электронику средствами РЭБ, тем самым «убив» сетецентричность? Очевидно, преимущество получает та сторона, которая больше готова воевать дедовскими способами, то есть в стиле Второй мировой. Причем в данном случае психологическая готовность будет важнее технической. Есть подозрения, что преимущество в такой ситуации получат не американские войска, а их оппоненты.
Неким джокером в подобной войне могут стать ССО («Профессия – партизан»). Спецназ должен будет уничтожать особо чувствительные объекты противника (штабы, транспортные узлы и другие важнейшие элементы инфраструктуры, ракетные установки, средства ПВО, ПРО, связи, РЭБ, самолеты и вертолеты на аэродромах, корабли в базах), ослабляя высокотехнологичность противника настолько, чтобы это привело к его общему поражению.
Обсуждаемая модель войны необязательно относится исключительно к войнам внутри «Большой тройки» (США, КНР, РФ). Она может реализоваться и «уровнем ниже», поскольку сейчас многие армии стремятся к максимальной высокотехнологичности. Например, в подобной войне могут сойтись Индия и Пакистан («Война на землях йети»). Или противником Индии окажется тот же Китай. А еще оппонентом НОАК могут стать ВС Японии. И чем дальше, тем больше будет становиться подобных пар потенциальных противников. Кто-то в определенных ситуациях может бросить вызов даже и представителям «Большой тройки». В начале 90-х «конца истории» не произошло ни в политическом, ни в военном смысле. История лишь зашла на новый виток.
Александр Храмчихин, заместитель директора Института политического и военного анализа
Газета "Военно-промышленный курьер", опубликовано в выпуске № 1 (814) за 14 января 2020 года