В Норвежском море нас ждет вторая Цусима
Продолжение. Начало
В современной российской кораблестроительной программе большое внимание уделяется развитию ударных сил флота, способных разгромить или значительно ослабить надводные силы геополитических конкурентов, прежде всего США. Остается только недоумевать, почему наше военное руководство, наращивая ракетную мощь, не развивает систему флотской разведки.
Одна из важнейших задач российского ВМФ в военное время – борьба с крупными надводными соединениями противника, прежде всего авианосными. Именно они будут представлять наибольшую угрозу нашим флотам, а также экономике страны. Не стоит строить иллюзий относительно того, против кого создаются такие корабли, как многоцелевая атомная подводная лодка (МПЛА) проекта 885, проектируется перспективный эсминец типа «Лидер», строятся фрегаты проекта 22350 и их модификации, модернизируются ракетные крейсера проектов 1144 и 1164, подводные лодки проекта 949А. Их оружие должно поражать крупные надводные группировки типа американских авианосных и ракетоносных ударных групп и соединений.
Однако развитию сил и средств нашей разведки уделяется явно недостаточное внимание. В то время как преимущество в этой области может нивелировать даже превосходящую ударную мощь.
На примере Мидуэя
С появлением возможности нанести противнику решительное поражение, не вступая с ним в артиллерийскую дуэль, а мощным авиаударом далеко за пределами прямой видимости роль разведки в морских боях и сражениях радикально возросла. В годы Второй мировой войны она стала ключевым условием успеха в противостоянии авианосных группировок. Наиболее выразительный пример – сражение за атолл Мидуэй. Императорский флот имел подавляющее превосходство. Однако японский командующий не смог своевременно выявить три авианосца США. Американцы раньше обнаружили главные силы противника, правильно определили его построение и потопили три авианосца из четырех первым же налетом. В дальнейшем обмене ударами японцы потеряли и четвертый авианосец и вынуждены были отказаться от продолжения операции.
“Система разведки НАТО с большой вероятностью обнаружит и отследит российское ударное соединение с рубежа 250–300 километров восточнее линии Нордкап-Медвежий”
Столь же показательно первое в истории авианосное сражение в Коралловом море. Американцам удалось сразу потопить легкий авианосец «Сехо», тогда как японцы «разрядились» по второстепенной цели – танкеру «Неошо» с эсминцем охранения, поскольку не смогли корректно классифицировать обнаруженную цель.
Значение разведки в противоборстве на море хорошо понималось в ту пору. Доля самолетов-разведчиков (или разведчиков-бомбардировщиков) во флотах разных стран мира колебалась от 15–25 до 35–50 процентов, иногда даже больше.
Огромное внимание этому уделяется и сегодня. Появление новых эффективных систем позволяет сократить долю самолетов-разведчиков в составе морской авиации. Однако в целом состав сил и средств разведки в передовых флотах мира только увеличивается.
В российском же ВМФ значение этого фактора, похоже, не вполне понимают. Такой вывод можно сделать из известных по данным открытой печати планов развития нашего флота, где к силам и средствам разведки, прежде всего авиационным, должного внимания нет.
Между тем в современном морском бою, когда корабельные соединения противника располагают несколькими десятками и даже сотнями ПКР, а авианосные соединения еще и десятками и сотнями самолетов, ее роль даже более значима. Упредив другую сторону в обнаружении и классификации, можно организовать залп, который уничтожит противника или лишит его способности к дальнейшему эффективному сопротивлению.
К чему ведет пренебрежение развитием морской разведки, можно увидеть на примере гипотетического морского боя нашего разнородного ударного соединения (РУС) Северного флота с американской ударной группой (АУГ) во главе с авианосцем типа «Нимиц».
СФ в состоянии сформировать достаточно мощное РУС, которое сможет противостоять АУГ. Правда, для нас это будет практически весь боеспособный корабельный состав дальней морской зоны, а для США – лишь одна из пяти-шести авианосных групп на этом театре. Допустимо абстрагироваться и от неизбежного противодействия тактической авиации НАТО. Предположим, она полностью задействована в воздушной наступательной операции на континентальном направлении.
Морское сражение российского РУС с американской АУГ может проходить либо во встречном бою, либо из положения слежения, когда наша ударная группировка развернута в районе боевого применения и удерживает авианосец вероятного противника с кораблями охранения в зоне досягаемости своих противокорабельных ракет (ПКР) большой дальности. Второй вариант в современных условиях маловероятен, поскольку противник примет все возможные меры по отрыву от слежения и выходу из зоны досягаемости наших ПКР. Выход из района боевого предназначения при этом совершенно необязателен. Противник в состоянии войти в районы, где применение ПКР по техническим причинам невозможно, например в норвежские шхеры. Поэтому рассмотрим в качестве примера встречный бой нашего РУС с американской АУГ.
А «Нимицу» хоть бы что
В составе нашего РУС могут находиться авианосец проекта 1143.5 «Адмирал флота Советского Союза Кузнецов», до трех ракетных крейсеров (два пр. 1144 и один пр. 1164) и до 8–10 надводных кораблей класса эсминец (пр. 956), большой противолодочный корабль (пр. 1155 и его модификации) и фрегат (пр. 22350 и его модификации), до трех ракетных подводных лодок проекта 949А и до четырех МПЛА (в том числе одна пр. 885). Эти силы в состоянии поддержать ракетоносная авиация на Ту-22М3 с ракетами Х-22 ресурсом вряд ли больше одного полкового вылета. Для ведения разведки такое РУС способно задействовать три-четыре МПЛА и два вертолета Ка-31. Эти силы будут решать задачи исключительно тактической разведки. Также в интересах разведывательного обеспечения этой группировки можно задействовать систему радиоразведки ВМФ и один-два самолета Ту-22МР (из девяти машин этого типа в ДА) с ресурсом в пределах двух самолетовылетов. В интересах РУС заработают и наземные центры, которые поведут радиоразведку в КВ-диапазоне. Остальные силы и средства разведки поддержать РУС не смогут. Одни – в силу небольшого радиуса действий (бой будет проходить в Норвежском море), другие – по причине отсутствия эффективной аппаратуры, требуемой для разведки соединений надводных кораблей, низкой боевой устойчивости и необходимости их использования для решения других задач (например Ил-38, Ту-142м и Ил-20).
Американская АУГ типового состава включает один авианосец, 8–10 надводных кораблей охранения, из которых не менее пяти-шести единиц – крейсеры типа «Тикондерога» и эсминцы УРО (с управляемым ракетным оружием) «Орли Берк», до двух субмарин типа «Лос-Анджелес» или «Вирджиния». Для ведения разведки АУГ располагает четырьмя самолетами РЭБ ЕА-6В «Проулер», таким же количеством палубных Е-2С «Хокай». Радиотехнической разведкой надводных кораблей могут заняться, находясь в зонах противолодочного патрулирования, 10 самолетов S-3А «Викинг». Помимо собственных средств разведку в интересах АУГ поведут прежде всего самолеты дальнего радиолокационного обзора (ДРЛО) Е-3А/В/С. Их общее количество в НАТО превышает 60 единиц, поэтому создавая радиолокационное поле на северном стратегическом направлении, они обеспечат глубину обнаружения воздушных и морских целей до 1000 и более километров от АУГ. К ним присоединятся и самолеты ЕР-3С. Действуя под прикрытием зональной системы ПВО в районе рубежа Нордкап-Медвежий, они смогут обеспечить РТР надводных целей в Баренцевом море на глубину до 350–400 километров.
К ведению разведки крупного надводного соединения российского флота привлекут и МПЛА США и НАТО, развернутые в Баренцевом море, где их количество может превысить десяток единиц. Бесспорно, эффективным разведсредством станут береговые гидроакустические станции системы SOSUS (Sound Surveillance System, звуковая система наблюдения). Они в состоянии обнаружить и классифицировать соединение наших надводных кораблей немногим западнее рубежа Нордкап-Медвежий. Располагают США и системой морской спутниковой разведки NOSS (Naval Ocean Surveillance System, военно-морская система океанской разведки). Ее спутники, обеспечивая до 40 пролетов в сутки над районами действий нашего флота, способны определить излучения корабельных радиоэлектронных средств на удалениях до 3000 километров с определением местоположения целей с точностью, обеспечивающей применение по этим данным ПКР «Гарпун» и «Томагавк». Радиолокационную разведку кораблей нашего флота могут вести спутники «Лакросс». Кроме этого, вероятно привлечение наземных разведцентров, расположенных на побережье Норвегии, Великобритании и Гренландии.
Таким образом, в интересах АУГ окажется задействована мощная развитая система разведки в зоне Баренцева и Норвежского морей. Российское РУС может рассчитывать фактически только на свои весьма ограниченные силы. При этом по количеству авиационных и корабельных ПКР большой дальности оба соединения примерно сопоставимы.
Как может протекать встречный бой нашего РУС с АУГ США?
Прежде всего встает вопрос о выявлении АУГ на рубеже, позволяющем своевременно выдвинуть наше РУС в район боевого назначения. Учитывая, что в среднем за сутки АУГ способна пройти до 500 миль, эта граница пролегает значительно юго-западнее Фареро-Исландского противолодочного рубежа. Ту-142 проникнуть в этот район не в состоянии, поскольку здесь создается сплошное всевысотное радиолокационное поле. Сюда могут быть отправлены одна-две подводные лодки из состава РУС. Однако им придется самостоятельно преодолеть систему зональной противолодочной обороны (ПЛО) в Норвежском море, Фареро-Исландский противолодочный рубеж и длительное время находиться в североатлантическом секторе системы зональной ПЛО НАТО, где эффективность SOSUS наиболее высока. При этом полоса следования АУГ на оперативном зигзаге может достигать 600 миль и более. Даже без противодействия ПЛО найти его на просторах Атлантики двум МПЛА весьма затруднительно, а с учетом зональной ПЛО практически невозможно. При этом выделенные для решения задачи МПЛА с высокой долей вероятности уничтожат. Не поможет и система наземной радиоразведки, поскольку на переходе АУГ соблюдает режим радиомолчания, да и связь с командованием поддерживается за счет системы «Флитсатком». Даже в случае радиосвязи в КВ-диапазоне ошибка местоопределения могла бы превысить сто и более миль. Таким образом, рассчитывать на обнаружение АУГ можно в лучшем случае в южной или даже центральной части Норвежского моря. Обеспечить непрерывное слежение в зоне сплошного воздушного наблюдения и эффективной ПЛО практически невозможно.
Совокупная система разведки НАТО с большой вероятностью обнаружит и отследит российское РУС уже с рубежа 250–300 километров восточнее линии Нордкап-Медвежий. В этом случае, даже если абстрагироваться от возможных ударов по нашему соединению тактической авиации НАТО с аэродромов Норвегии, АУГ начнет наносить удары крупными группами самолетов палубной авиации с удаления 800 километров. То есть борьбу за первый залп противник выигрывает практически гарантированно.
Остается надеяться на упреждающий удар атомных ракетоносцев проекта 949А. Выдать целеуказание им в состоянии только подводные лодки разведывательно-ударной группы, выдвинутые на соответствующее удаление. Эти МПЛА, оказавшись в зоне ПЛО, с весьма высокой вероятностью могут быть обнаружены и атакованы.
По АУГ возможно нанесение удара силами дальней авиации (ДА) (Ту-22М3), имеющей свои самолеты для доразведки целей. Однако соединение ДА будет обнаружено на удалении до 1000–1200 километров от рубежа пуска своих ПКР и подвергнется мощному противодействию как истребительной авиации (ИА) зональной ПВО, так и авианосной. ИА последней начнет действовать из положения дежурства на палубе, вводя в бой значительное количество машин. В этих условиях обеспечить эффективное прикрытие самолетов ДА силами корабельной ИА будет весьма проблематично, ведь значительная часть ресурса последней окажется занята обороной главных сил РУС. Кроме того, своевременное обнаружение ударной группы ДА позволит противнику выдвинуть на угрожаемое направление группу кораблей ПВО, которые уничтожат значительную часть наших ПКР на самом уязвимом высотном участке траектории. Так что вероятность вывода авианосца ударом ДА невелика. У надводных кораблей тоже мало шансов выйти на рубеж применения ПКР большой дальности. О потоплении авианосца говорить даже не приходится. При этом свои потери могут быть весьма высоки: авианосец, одна-две РКР, два-три корабля охранения, до двух многоцелевых и ракетных подводных лодок. На Тихоокеанском флоте ситуация сложится еще хуже, поскольку там у нас нет авианосца.
Главная и единственная причина такого катастрофичного итога – отсутствие у флота эффективной разведывательной системы. Ее наличие позволило бы организовать одновременные удары ракетными подводными лодками, согласованными с налетом ДА. В результате авианосец с высокой вероятностью был бы выведен из строя или снизил скорость хода, что позволило бы выйти на рубеж пуска своих ПКР нашим надводным кораблям и нанести главный удар, разгромив АУГ.
Окончание следует.
Константин Сивков, член-корреспондент РАРАН, доктор военных наук
Опубликовано в выпуске № 18 (584) за 20 мая 2015 года
