Стратегическая стабильность в новых условиях
Необходимость вновь вернуться к трактовкам концепции стратегической стабильности возникла в связи со статьей Василия Буренка и Юрия Печатнова «Стратегическая стабильность – заблуждения и перспективы», опубликованной в «НВО» № 8 за 2014 год, где представлена развернутая критика автора статьи «Постстратегическая стабильность и дестабилизирующие факторы», опубликованной в «НВО» № 6 за 2013 год.
Василий Буренок и Юрий Печатнов утверждают, что в этой статье и других материалах Владимира Дворкина «основная идея стратегической стабильности «соткана» из набора тезисов, искусное манипулирование которыми позволяет автору в заключение прийти к выводу о необходимости расставания с взаимным ядерным сдерживанием двух самых мощных ядерных государств мира». Всего таких тезисов, по их мнению, пять.
Первый критикуемый тезис – «полномасштабную войну НАТО во главе с США против ядерной России можно представить себе только при крайне воспаленном сознании».
Для демонстрации ошибочности этого тезиса приводятся цитаты из выступлений нынешнего начальника Генерального штаба ВС РФ и его предшественника: «Крупномасштабную войну никто не отрицает, и о неготовности к ней речи быть никакой не может». Другая цитата: «При определенных условиях я не исключаю, что локальные и региональные вооруженные конфликты могут перерасти в крупномасштабную войну, в том числе с применением ядерного оружия».
Таким образом, вырванные из контекста слова крупных военачальников опять используются некоторыми военными учеными как неотразимые аргументы в научной дискуссии. Только вот, во-первых, слова военачальников, созвучные Военной доктрине 2010 года, следовало бы анализировать глубже. В них не сказано об участии именно России в ядерной войне. Начальники российского Генерального штаба по своему положению мыслят глобально и учитывают возможность применения ядерного оружия в любой точке планеты, в том числе неофициальными членами «ядерного клуба» (Пакистан, Индия, Израиль, КНДР) или странами, которые завладеют ядерным оружием в будущем. Во-вторых, если они допускали бы ядерную войну против России, то это означало бы сомнения в потенциале ядерного сдерживания нашей страны, что для них совершенно недопустимо. В-третьих, оперирование цитатами ряда военачальников может привести к противоположным суждениям. Так, например, соавтором известного обращения четырех авторитетнейших российских деятелей, озаглавленного «От ядерного сдерживания к общей безопасности», стал начальник Генерального штаба ВС СССР генерал армии Михаил Моисеев (вместе с Евгением Примаковым, Евгением Велиховым, Игорем Ивановым). В этом обращении прямо сказано о бессмысленности взаимного ядерного сдерживания России и США. Таким образом, круг «заблуждающихся», по мнению Василия Буренка и Юрия Печатнова, должен быть расширен.
Влияние ПРО и ВТО
Другой опровергаемый тезис касается противоракетной обороны (ПРО): «Системы ПРО не оказывают дестабилизирующего воздействия на глобальную стабильность». Этот опять же вырванный из контекста тезис следует предварительно пояснить. Автор тезиса полагает, что на стратегическую стабильность в ее изначальном понимании – как баланс потенциалов ядерного сдерживания СССР/России и США – системы ПРО сторон действительно не влияют, и об этом ниже. Но в контексте глобальной стабильности и современного полицентрического мира, например, при развертывании систем противоракетной обороны Индией и Пакистаном, которые имеют ограниченные ядерные потенциалы, это может стать дестабилизирующим фактором на региональном уровне и подстегнуть эскалацию регионального вооруженного конфликта.
Критика тезиса об отсутствии влияния ПРО США на потенциал ядерного сдерживания России опять начинается с цитирования теперь уже заместителя министра обороны РФ Анатолия Антонова, который сказал: «У меня были встречи в Женеве с очень высокопоставленными конгрессменами, которые в кулуарах мне четко сказали (я говорю о кулуарах, поэтому я не называю фамилий): «Господин Антонов, если бы не было сил ядерного сдерживания России, не было бы ПРО». Далее Василий Буренок и Юрий Печатнов приходят к выводу: «Если же американская ПРО направлена именно против российских СЯС, то ее дестабилизирующая роль становится очевидной, особенно на фоне сокращений стратегических наступательных вооружений и бесконтрольного наращивания потенциала стратегических неядерных средств странами Запада».
Можно понять конгрессмена-политика, возможно, лоббирующего интересы военно-промышленных корпораций США. Автору этой статьи пришлось несколько лет тому назад провести жесткую дискуссию с американским сенатором – автором законопроекта о национальной ПРО США, который был настроен явно антироссийски. Пришлось доказывать ему, что решение администрации о развертывании совершенно неотработанной стратегической ПРО является беспрецедентным шагом в истории создания стратегических систем в США и СССР и обусловлено не американской национальной безопасностью, а упорным лоббированием тогдашним министром обороны США Дональдом Рамсфелдом в пользу ряда известных оборонных корпораций. Заметим, между прочим, что стратегическая ПРО США (в частности, система противоракет ГБИ – Ground Based Interceptors) до сих пор не отработана. Вся информация о переделках и неудачных испытаниях имеется в открытом доступе.
Василий Буренок и Юрий Печатнов заключают: «В настоящее время сама по себе система ПРО как военно-техническая система оказывает несущественное влияние на эффективность ответных действий российских СЯС. Однако вкупе с наращиванием высокоточных стратегических средств (не поддающихся какому-либо международно-правовому регулированию) и возможным дальнейшим сокращением отечественных СЯС роль ПРО не выглядит столь безобидной. С высокой долей уверенности можно утверждать, что ее создание формирует существенную угрозу возможности отечественных СЯС по гарантированному нанесению противнику в ответных действиях неприемлемого ущерба».
Что бы ни говорили американские политиканы нашему заместителю министра обороны, в оценках реального влияния ПРО США на СЯС России следует все-таки полагаться на авторитетных российских специалистов, которые создавали и создают ракетно-ядерный потенциал России. Насколько известно, нет ни одного главного конструктора и специалиста, которые подтвердили бы заметное влияние в обозримой перспективе системы ПРО США на наш потенциал ядерного сдерживания. Кстати, круг «заблуждающихся» в этом вопросе, с точки зрения моих оппонентов, можно расширить, например, за счет авторов опубликованной в «НВО» № 43 за 2012 год статьи «Стратегическая стабильность в XXI веке» Сергея Рогова, Виктора Есина, Павла Золотарева и Валентина Кузнецова.
Но еще важнее другое. Во-первых, анализ всего исторического опыта создания систем противоракетной обороны СССР/России и США, подробно изложенный, в частности, в монографии «Противоракетная оборона: соперничество или сотрудничество?» (издательство РОССПЭН, 2013 год) и в статье «Что способно разрушить стратегическую стабильность», с учетом концептуальных исследований, проектных и испытательных работ подтверждает невозможность создания системы ПРО для защиты территории страны от массированного ракетного удара. Относительно плотной может быть противоракетная защита только от одиночных или нескольких атакующих ракет.
Во-вторых, читателям «НВО» было бы полезно знать особенности процесса разработки тактико-технических требований к стратегическим ракетным комплексам с учетом необходимости преодоления ПРО. Прежде всего разрабатываются и утверждаются перспективные модели ПРО вероятного противника. В частности, одна из таких моделей содержала весь набор средств программы «Стратегическая оборонная инициатива» (СОИ), объявленной президентом Рональдом Рейганом в 1983 году. Обычно разработчики не без оснований отчаянно сопротивлялись подобным моделям ПРО, считая их избыточными и фантастическими, однако вынуждены принимать утвержденные заказчиком условия и выполнять его требования. При том что средства преодоления ПРО должны были обеспечивать прорыв обороны с вероятностью, близкой к «девяткам» после запятой. Это требовало колоссальных усилий при разработке не только собственно средств преодоления, расположенных на боевой ступени, но и носителей, включая значительные затраты энергетики на сокращение высоты и длительности активного участка траектории, защиту корпуса от различных поражающих факторов и так далее.
На сегодняшний день модели перспективной ПРО США, соответствующие прогнозам ее развития, отличаются от тех, что были разработаны в соответствии с программой СОИ. Но уже реализованный и созданный технологический задел в этой области является наиболее надежным аргументом в пользу исключения ПРО из числа дестабилизирующих факторов в стратегическом балансе России и США.
Безусловно, проблемы ПРО еще длительное время могут быть осязаемым препятствием на пути так необходимого взаимодействия великих держав в парировании общих угроз, прежде всего из-за отсутствия взаимного доверия, которое резко снизилось из-за последних событий в Украине. Но проблема эта лежит вне области военной безопасности, она находится в политической сфере. Речь идет о практике односторонних действий США, которые, несмотря на совместную декларацию о новых стратегических отношениях между РФ и США от 2002 года, в которой есть специальный раздел по ПРО и сокращению стратегических наступательных вооружений (СНВ), предприняли односторонние действия по развертыванию ПРО в Европе. Российское руководство со своей стороны требовало трудно достижимых гарантий ненаправленности этой ПРО по отношению к СЯС России.
Еще один ошибочный тезис Владимира Дворкина, как полагают Василий Буренок и Юрий Печатнов, – это «сценарии поражения объектов ядерной триады массированными ударами неядерного высокоточного оружия нельзя считать состоятельными».
Споря с мнением о его сомнительности, авторы признают сложности одномоментного нанесения ударов высокоточными средствами по объектам СЯС России в настоящее время, но считают, что работы, направленные на решение этой задачи, в США и их союзниками в обозримой перспективе позволят решить эту проблему.
Угроза разоружающего удара высокоточными неядерными стратегическими системами периодически поднимается некоторыми экспертами и правительственными чиновниками. При этом имеют место явно панические предположения об уничтожении до 70–80% стратегических ядерных сил России и лишении ее таким образом с учетом ПРО США потенциала ядерного сдерживания.
Например, вице-премьер Дмитрий Рогозин сообщил в июне 2013 года на научно-практической конференции, что «в результате удара по «крупной и высокоразвитой стране» с применением 3500–4000 единиц высокоточного оружия в течение 6 часов будет практически полностью разрушена ее инфраструктура и государство лишится способности сопротивляться. Очевидно, что если такой удар будет нанесен по России, то главными целями агрессора станут силы стратегического ядерного сдерживания. По существующим в США оценкам, в результате такого удара может быть уничтожено 80–90% нашего ядерного потенциала».
На такие оценки периодически ссылаются многие российские СМИ. Вот, например, как звучит заголовок одной из газет: «Д. Рогозин: Россия проиграет Америке войну за 6 часов».
В итоге таким вот своеобразным образом у нашего населения насаждаются пораженческие настроения в то время, когда конфронтация с Западом нарастает и руководство страны, судя по всему, рассчитывает на прямо противоположное состояние общества. Наконец, наши налогоплательщики вправе спросить, на что пошли триллионы рублей в период военно-бюджетного изобилия последнего десятилетия, которое постоянно противопоставляется «лихим ельцинским 90-м», если наши Вооруженные силы не способны защитить страну. И самое главное – почему же американцы в таком случае до сих пор не напали на нас?
Наконец, внешнеполитический ущерб может быть достаточно сильным от демонстрации ослабления надежности российского потенциала ядерного сдерживания.
Однако если подойти к делу профессионально и без эмоций, то следует учитывать весь комплекс мер противодействия таким ударам. Эти меры включают в себя защиту стационарных объектов СЯС высокоэффективными зенитно-ракетными комплексами типа «Панцирь-С1» и другими средствами ПВО-ПРО, противодействие космической навигационной системе «НАВСТАР» средствами РЭБ, частую смену позиций мобильными комплексами РВСН в угрожаемый период и использование ложных целей (макетов), рассредоточение стратегических подводных ракетоносцев с защитой их надводными силами флота и многие другие меры. Поэтому даже при указанном гипотетическом сценарии массированного применения высокоточных обычных средств поражения потери СЯС будут все же минимальны. И такие ученые, как Василий Буренок и Юрий Печатнов, должны это знать.
При всем этом необходимо отметить, что периодические стенания о слабости своих вооруженных сил – это традиционный прием всех без исключения военачальников, парламентариев и чиновников всех стран, направленный либо на увеличение военных ассигнований, либо на недопустимость их сокращения. Это особенно характерно для консервативных сенаторов США, политического и военного руководства НАТО, равно как и для наших лоббистов. Здесь только надо не перестараться, как это случилось с бывшим начальником Генерального штаба ВС генералом армии Николаем Макаровым. Исходя из благих намерений, он резко критиковал наши образцы вооружения (российские танки хуже израильских и т.п.), за что получил упрек в подрыве экспортных перспектив нашей военной продукции.
Еще один вырванный из контекста «ошибочный» тезис – «даже одиночный ядерный теракт может привести к конфликту цивилизаций (по Хантингтону)».
Как уже приходилось писать автору ранее, после террористических актов в США, Великобритании, Италии и других странах в подавляющем большинстве государств были введены беспрецедентно обременительные для населения усиленные меры контроля на многих видах транспорта, в экономических и социальных центрах различного назначения и т.п. И общество приняло все эти действия как направленные на обеспечение своей безопасности. Достаточно реальная возможность сборки террористами простейшего ядерного заряда «пушечного» типа с использованием оружейного урана мощностью 10–15 кт и подрыва его в крупном современном мегаполисе приведет к прямым потерям в сотни тысяч убитых и раненых, а также к серьезнейшему экономическому ущербу и предсказуемым социально-психологическим и политическим последствиям в долгосрочном плане. Общество ради выживания будет согласно на любые меры жесточайшего тотального контроля, значительного ограничения привычных демократических норм и прав. Еще более жесткие ограничения последуют в государствах с авторитарной формой правления.
Если же в террористическом акте с применением ядерного средства поражения обнаружится «исламский след» (что вероятнее всего), то «конфликт цивилизаций» будет полномасштабным. Даже «конвенциальные» теракты уже длительное время приводят к усилению антимусульманских настроений и движений в странах развитой демократии, и вполне можно представить, что произойдет в ситуации, если у бомбы террориста будет ядерная начинка. Тем более что памятны массовые восторги толпы во многих мусульманских странах после демонстрировавшихся по телеканалам кадров разрушения башен-близнецов в Нью-Йорке.
Массовая депортация некоренного населения и жесткие санкции вызовут ожесточенные протесты на мусульманской «улице», вооруженные столкновения и, как следствие, волны новых терактов. Поэтому нельзя недооценивать губительного влияния такого события на современный мир. Исходя только лишь из физических последствий единичного ядерного взрыва, не стоило бы отвергать подобный сценарий ссылками на прошлые теоретические дискуссии.
Нужны профессиональные оценки
Завершив анализ «заблуждений» автора упомянутых выше статей, Василий Буренок и Юрий Печатнов излагают собственные представления о дальнейших шагах по сохранению и укреплению стратегической стабильности. Причем стилистика этой части имеет выраженный публицистично-политологический, а не профессиональный стратегический характер. Так, например, утверждается: «В разыгрываемой США геополитической шахматной игре риски для России оказаться в состоянии «ядерного мата» весьма велики». Причины озабоченности «…обусловлены действиями США и их союзников по блоку НАТО, направленными на девальвацию ядерного потенциала России», цитируются некоторые авторы, утверждающие, что основная цель США – «вырвать у России ядерное жало».
Привлекает также внимание следующий пассаж: «На фоне имеющихся рисков особое внимание обращает на себя консолидированная позиция ряда известных российских общественных деятелей, находящихся в фарватере проамериканского понимания вопроса. При этом необходимо констатировать наличие попыток целенаправленного информационного воздействия на российское общественное мнение по вопросу будущего ядерного потенциала России». Теперь остается только составить полный список таких общественных деятелей и передать его компетентным органам. Тем более что уже есть прецедент: Доклад Российского института стратегических исследований.
Рекомендации авторов по сохранению стратегической стабильности и упрочению безопасности страны содержат общеизвестные положения, предполагающие «безусловную увязку дальнейшего сокращения СЯС с сокращениями ПРО, стратегических неядерных наступательных вооружений и вовлечение в дальнейший переговорный процесс Китая, Великобритании и Франции».
«При принятии политического решения о начале российско-американских переговоров по ТЯО должна быть разработана четкая программа действий на переговорах, которая бы в полной мере отражала и отстаивала интересы России в этом виде оружия». И далее: «Содержание программы должно носить научно обоснованный характер, что позволит свести к минимуму попытки США размыть и ослабить позицию России. При этом уже сейчас очевидно, что российская программа действий должна включать как минимум следующие требования: придать бессрочному российско-американскому Договору о РСМД многосторонний характер; участие в переговорах по ограничению и сокращению ядерных вооружений всех государств – обладателей ядерного оружия; запрет на милитаризацию космического пространства».
Трудно сказать, что к «научно обоснованному характеру» можно отнести, например, явно пропагандистский характер предложения придать многосторонний формат Договору РСМД. Авторы не сообщают, каким образом следует убедить Китай, Индию, Пакистан и Израиль отказаться от самой большой составляющей их ядерного потенциала, то есть от ракет, подпадающих под классификацию РСМД.
По всем затронутым Василием Буренком и Юрием Печатновым темам в ИМЭМО РАН за последние годы опубликован целый ряд исследований, в которых проведен детальный и профессиональный анализ и обоснованы конкретные, а не общеполитические предложения по взаимовыгодному решению указанных проблем.
Из всех предложений весьма аморфного типа отметим только позицию авторов по вопросам нестратегического (тактического) ядерного оружия (ТЯО): «При принятии политического решения о начале российско-американских переговоров по ТЯО должна быть разработана четкая программа действий на переговорах, которая бы в полной мере отражала и отстаивала интересы России в этом виде оружия». И все.
В то же время в выпусках ИМЭМО РАН показано, что о каких-либо переговорах по сокращению ТЯО в настоящее время речь не идет. Не может быть равенства по этому типу вооружений вследствие особого геостратегического положения России, а также отсутствуют механизмы контроля, которые лежат в основе договоров. Поэтому реально возможны только поэтапные консультации и избирательные меры доверия.
На первом этапе стороны могли бы обменяться данными по ТЯО, которые были ликвидированы при реализации инициатив начала 90-х годов. На втором этапе – осуществление консультаций и согласование односторонних инициатив без использования верификационных процедур. На третьем этапе – реализация согласованных инициатив с частичной их верификацией. Для каждого этапа разработаны необходимые технические и административные процедуры.
Завершая эту статью, в которой, к сожалению, приходится вновь оперировать категориями сохранившейся парадигмы холодной войны и взаимного ядерного сдерживания между Россией и США, необходимо отметить следующее.
Многие эксперты полагают, что кризис в Украине и резкое обострение отношений между Россией и Западом привели к окончательному тупику в решении комплекса вопросов контроля стратегического и нестратегического оружия, сотрудничества в сфере ПРО, неразмещения оружия в космосе, противодействия кибертерроризму и т.п. Может быть, и так. Но стоит посмотреть на ситуацию с другой стороны и рассматривать этот острый кризис как следствие односторонних действий государств и альянсов, попыток «игры с нулевой суммой», которые всегда приводят к негативным последствиям. Из этого в очередной раз можно сделать вывод: противодействовать современным и будущим угрозам безопасности в одиночку, без сотрудничества России, США и стран Евросоюза не получится. И здесь не должно быть тупика.
Приведем только один пример. При всей важности и остроте текущих дел нельзя забывать, что в 2015 году предстоит Обзорная конференция по Договору о нераспространении ядерного оружия. Конференция 2005 года провалилась из-за застоя в переговорах России и США о сокращении ядерных вооружений. В 2010 году она была более успешной потому, что был подписан новый Договор между Россией и США по СНВ. Если не будет хотя бы ограниченного прогресса по контролю над ядерными вооружениями, то по устойчивости режима ядерного нераспространения и безопасности России, США и других стран будет нанесен сильнейший удар. Это должно подтолкнуть стороны к постепенным уступкам и поискам компромиссов для продвижения в решении проблем контроля над вооружениями, хотя сейчас они оказались отодвинуты на задний план политической повестки дня.
Владимир Дворкин
