Генштаб и экономика

Материал опубликован в рамках блога "OSINT по-русски" и связан публикацией Для чего нужна система мониторинга и анализа открытой информации. Требования к системе Минобороны РФ
В конце 1971 г. по инициативе Министерства обороны СССР было принято специальное решение Политбюро ЦК КПСС № 229 о сосредоточении усилий всех министерств и ведомств страны по вскрытию военно-экономического потенциала (ВЭП) зарубежных стран в Главном разведывательном управлении (ГРУ) Генерального штаба Вооруженных Сил СССР. Этим решением ГРУ наделялось правом ставить задачи по оценке ВЭП потенциальных противников всем государственным структурам (включая КГБ, МИД, Министерство внешней торговли, все военно-промышленные министерства и учреждения Академии наук СССР и т.д.) с тем, чтобы затем представлять свои оценки и выводы в Политбюро и правительство.

Решение Политбюро № 229 предусматривало среди прочего создание в ГРУ специального военно-экономического управления с задачей подготовки ежегодных «Сборников статистических и оценочных показателей военно-экономического потенциала» (сокращенно — сборников СОП ВЭП) основных иностранных государств (США, Китая, Японии, Великобритании, ФРГ, Франции и Италии). Кроме того, тем же решением правительству СССР предписывалось создать в составе ГРУ мощный центр по исследованию ВЭП зарубежных стран на базе одного из научно-исследовательских институтов Минобороны, в который вошли бы также все «закрытые» военно-экономические подразделения Академии Наук, включая отдел технико-экономических исследований (ОТЭИ) Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) и другие.

Немедленно после этого решения было начато и в сжатые сроки завершено формирование военно-экономического (10-го) управления ГРУ, которое уже в 1972 г. выпустило первые сборники СОП ВЭП. Укомплектование управления было значительно облегчено тем, что решение № 229 предусматривало выделение для него около ста генеральских и офицерских должностей «сверх штатной численности Вооруженных сил СССР».

Формирование военно-экономического управления было завершено в рекордно короткие сроки еще и потому, что должностные категории в нем, как и вообще в центральном аппарате Минобороны и Генштаба, были по тем временам довольно высокие (это сейчас в Минобороны несколько сот генерал-полковников, в то время как в конце Великой Отечественной войны их было всего 58). Так, у начальника управления была «вилочная» категория генерал-лейтенанта/генерал-полковника, у его заместителей — генерал-майора/генерал-лейтенанта, у начальников направлений  — генерал-майора. Естественно, что на эти должности потянулись люди, стремившиеся больше к генеральским звездам, чем к познанию глубин военной экономики.

Во главе управления стал генерал Ч., пришедший в ГРУ незадолго до этого из Академии Генштаба скромным полковником и не отягощенный какими-либо познаниями в области экономики или иностранных языков. Тем не менее, он оказался человеком огромной трудоспособности и чрезвычайной требовательности, и работа закипела. Сборники СОП ВЭП пеклись как блины. За те немногие годы, что он возглавлял 10-е управление (генерал Ч. быстро пошел на повышение), был организован, начиная с 1972 г., не только выпуск сборников, заданных в решении Политбюро, но и, в дополнение к ним, сборников по военно-экономическому потенциалу стран Африки, Латинской Америки, блоку НАТО в целом, Израилю и др.

Первоначально ГРУ очень гордилось этими сборниками. Они действительно смотрелись впечатляюще. Не менее 200—300 страниц объемом каждый, в ярких твердых обложках апельсинового цвета (из-за этого вне стен ГРУ они были известны среди посвященных как «оранжевые сборники») с надписью «Главное разведывательное управление Генерального штаба» на обложке и грифом «Совершенно секретно».

Их престижу способствовало и то, что в соответствии с решением Политбюро № 229 сборники рассылались напрямую Генеральному секретарю ЦК КПСС и членам Политбюро, что делало их единственным периодическим документом ГРУ, в обязательном порядке адресованным в столь высокие инстанции. Остальные документы ГРУ, как организации внутриведомственной, направлялись сначала начальнику Генштаба, а затем через него министру обороны, который уже сам решал, кому направлять, а кому - нет тот или иной документ.

Первоначально список получателей сборников СОП ВЭП был чрезвычайно ограничен, не более двух десятков адресатов, однако постепенно он расширялся и ко времени моего ухода из ГРУ (1988 г.) зашкаливал за сотню.

Содержание сборников, однако, выглядело гораздо менее внушительно. В основном они были заполнены вполне безобидными показателями, взятыми из богатой западной статистики (численность и состав населения, валовой национальный продукт, производство основных видов промышленной и сельскохозяйственной продукции, объем, состав и географическая направленность экспорта и импорта и т.д.)- Отдельные разделы посвящались численности и составу вооруженных сил, военному бюджету, количеству и тактико-техническим характеристикам вооружения и военной техники, имеющейся в войсках того или иного государства.

Ничего секретного в этих военных разделах также не было, так как все показатели для них брались из открытых зарубежных источников. Что касается данных, добытых разведкой агентурным путем или содержавшихся в шифртелеграммах заграничных аппаратов ГРУ, то их использование при подготовке сборников запрещалось. Такое решение объяснялось естественными соображениями конспирации, однако это был далеко не единственный мотив. Главная причина, как я убедился на своем опыте, состояла в том, что агентурные сведения слишком часто опровергали выводы и завышенные официальные оценки ГРУ, особенно в отношении характера и масштабов мобилизационных приготовлений стран Запада.
Таким образом, грифом «совершенно секретно» на сборниках СОП ВЭП ГРУ просто напускало на себя важность в расчете на то, что это придаст выдаваемым данным дополнительную достоверность.

Впоследствии, уже после 1980 г., когда я возглавил выпуск сборников, мне удалось понизить их гриф до просто «секретно», однако все мои попытки полностью рассекретить их или хотя бы сделать документами «для служебного пользования» потерпели неудачу. Камнем преткновения стал один из самых тощих разделов сборников, содержавший данные по мобилизационным мощностям промышленности и ее так называемому мобилизационному развертыванию. Термин «мобилизационное развертывание промышленности» изобретен в советском Генштабе и на Западе не используется. Там его приблизительным эквивалентом является понятие «промышленная мобилизация».

Формальное возражение начальства состояло в том, что ГРУ не может раскрыть перед возможным противником методики своих расчетов его мобилизационных мощностей и их развертывания.

Отговорка была явно надуманная, ибо все методики были сведены в несекретное, изданное в 1973 г. «Методическое пособие по подготовке сборников ВЭП», которое без всяких ограничений мог получить или скопировать любой сотрудник ГРУ.

Важнейшую роль среди них играла «Методика расчета максимальных мощностей с использованием данных о производственных площадях сборочных предприятий».

При подсчете мощностей эта методика предусматривала следующие ограничения:
• мощности комплектующих предприятий принимаются достаточными для обеспечения нормальной работы сборочных заводов;
• действующие предприятия будут выпускать при мобилизационном развертывании ту продукцию, которую они выпускают в настоящее время или для выпуска которой они имеют соответствующую оснастку;
• все сборочные заводы будут полностью укомплектованы людскими ресурсами;
• развертывание производства будет осуществляться без помех извне;
• сборочные заводы будут заняты выпуском только военной продукции.

Согласно методике, для получения мощностей необходимо было иметь следующие данные (цитирую по тексту пособия): «суммарный вес металлоконструкций, выпускаемых заводом, группой заводов или отраслью, вес одного образца боевой техники, фонд рабочего времени (количество человеко-часов, затраченное всеми рабочими сборочного завода), удельную трудоемкость, выраженную в человеко-часах, на один килограмм веса продукции, площадь завода и наименьшую площадь пола, приходящуюся на одного рабочего». При этом предполагалось, что в условиях мобилизационного развертывания работы будут вестись без выходных дней в двухсменном режиме, с продолжительностью рабочего дня в десять часов.
Одного взгляда специалиста на эту методику достаточно, чтобы понять, что составлял ее человек, совершенно не знакомый с деятельностью разведки. Ибо получить перечисленные выше данные в реальной жизни практически невозможно, за исключением производственных площадей, а точнее крыш заводов (их можно сфотографировать из космоса). Что касается расчетов темпов мобилизационного развертывания, то тут сотрудникам военно-экономического управления рекомендовался метод их прогнозирования путем подбора так называемой эмпирической кривой.

Сама по себе методика была чрезвычайно проста. Кривая строится в масштабе на миллиметровой бумаге следующим образом. В качестве исходных данных для построения кривой берутся две точки А и В, то есть показатели текущего (А) и полного (В) использования производственных мощностей. Размеры текущего и полного развертывания, а также период полного развертывания, необходимые для нанесения точек А и В определяются или из документальных источников или из экспертно-аналитических данных применительно к каждому образцу продукции. Таким образом, кроме размеров текущего производства для построения кривой необходимо было знать всего два параметра — максимальные производственные мощности после завершения мобилизационного развертывания и сроки достижения промышленностью максимального уровня производства. «Форма кривой, — писали авторы пособия, — в значительной степени определяется углом наклона а, который устанавливается в результате экспертной оценки возможного нарастания производства в первый месяц после начала развертывания. Этот темп наращивания производства резко отличается в зависимости от типа и вида продукции и может быть с достаточной объективностью оценен подготовленными экспертами. По двум точкам А и В и углу наклона а проводится эмпирическая кривая, которая должна соответствовать вышеуказанным требованиям. Эта кривая удобна тем, что позволяет определить размер производства на любой день и месяц после начала развертывания путем логарифмирования этой функции, или, иными словами, путем вычисления площади под кривой»[1].

Я бы не стал так подробно останавливаться на этих методиках, если бы они не были на протяжении четверти века после решения Политбюро № 229 основным источником той «разведывательной» информации, на базе которой Генштаб давал свои оценки мобилизационных возможностей потенциальных противников.

Вот как эти методики применялись на практике.

Для получения оценки мобилизационных возможностей того или иного государства методики нуждались в трех показателях: текущем производстве конкретного образца вооружения, мощности сборочного завода по его выпуску и времени, необходимом для производства данного образца.

Получение первого показателя — текущее производство вооружения — особого труда не представляло, так как эти данные на Западе не являются, как правило, секретными, особенно по традиционным видам вооружения (танки, самолеты, корабли, артиллерийские орудия и т.д.). Информация о них содержится и в бюджетах, и в официальных докладах глав военных ведомств, и в многочисленных периодических военных изданиях (журналах, справочниках и т.п.), выходящих на Западе, и в специальных обзорах частных фирм, занимающихся изучением как национальных, так и международных рынков вооружений.

Сложнее было найти данные по мощностям сборочных заводов и срокам мобилизационного развертывания производства конкретных образцов вооружения. В открытых публикациях такие данные встречаются редко, а учитывая огромную номенклатуру выпускаемой в мире военной техники, к тому же постоянно обновляющейся, следует признать, что получение таких показателей представляет собой очень и очень непростую разведывательную задачу.

Однако 10-е управление ГРУ «решило» эту задачу элементарно. Любую попытку подчиненного офицера сослаться на отсутствие данных генерал Ч. пресекал словами: «Дай свою оценку», заканчивая разговор, как правило, своим любимым словом «Завтра!» При этом генерал Ч. требовал дать оценку не только мощностей отдельных заводов, но и всей промышленности (бронетанковой, авиационной, артиллерийской и других) в целом. Делать нечего, на следующий день офицер приходил и докладывал генералу Ч. свою оценку.

Я надеюсь, теперь читатель понимает, почему военно-экономические сборники ГРУ назывались «Сборниками статистических и оценочных (подчеркнуто мною — В.Ш.) показателей ВЭП».
Подход генерала Ч. позволял выпустить первые сборники СОП ВЭП в рекордно короткие сроки. Однако он имел и очевидные подводные камни. Генералу Ч. некогда было заниматься отдельными заводами, и он требовал дать ему в первую очередь обобщенную оценку мобилизационных мощностей всей промышленности той или иной страны. Естественно, что многие офицеры боялись занизить масштабы «милитаристской угрозы» со стороны стран Запада и давали свою оценку, что называется, по максимуму. Предполагалось, например, что если в годы второй мировой войны США имели возможность произвести 70 тысяч танков в год, то и сейчас они смогут произвести не меньше.

Однако методика требовала суммирования производственных мощностей именно сборочных заводов, а не оценки возможностей экономики в целом. Получив от подчиненного офицера его оценку мобилизационных возможностей всей промышленности в целом, генерал Ч. вызывал его на следующий день и требовал разбивки полученной суммарной мощности (скажем, 70 тысяч танков в год в случае с США) по конкретным заводам. И опять следовало грозное «Завтра!» Деваться некуда, на другой день офицер приходил и приносил список заводов, хоть в какой-то мере связанный с танковым производством, даже если это было в годы второй мировой войны.

Именно так и появилось в военно-научном труде ГРУ «Военный потенциал США» за 1975 г. под редакцией начальника Генштаба маршала В.Куликова утверждение о том, что в американской танковой промышленности производство танков по мобилизационному плану должно осуществляться на девяти сборочных заводах, три из которых (суммарной мощностью 27 тысяч танков в год) действуют, а шесть заводов (мощностью 29 тысяч танков в год) находятся в резерве.

Короче говоря, вновь созданное военно-экономическое (10-е) управление ГРУ начало свою деятельность по оценке мобилизационных возможностей стран Запада с выдачи откровенной «липы». Это в общем-то не должно удивлять, учитывая, что управление создавалось практически на ровном месте малоподготовленными людьми. Ведь до 1972 г. в ГРУ было всего с десяток сотрудников, более или менее систематически занимавшихся военно-экономической разведкой и привыкших работать с конкретными фактами и документами, а не с методическими пособиями. Хотя все они и вошли в состав нового управления, но были в нем в незначительном меньшинстве.

Эти разведчики-практики, конечно, пытались придать более реалистичный характер выдаваемым ГРУ данным по мобподготовке, однако устоять перед «варягами» не смогли. В безнадежности их усилий я смог убедиться в первый же день своей работы в 10-м управлении.
После назначения на должность в управление я, как полагается, зашел представиться к полковнику Т., начальнику западноевропейского направления, где мне предстояло работать.

Полковник Т. был как раз одним из тех, кто много лет занимался в ГРУ вопросами военной экономики, имел ученую степень и тесно сотрудничал с ИМЭМО и другими академическими институтами. Полковник Т. встретил меня исключительно тепло. К этому времени я защитил в ИМЭМО кандидатскую диссертацию о совместном производстве вооружений в странах НАТО, написал ряд статей и книгу по военной экономике блока НАТО[2] (естественно, как кадровый сотрудник ГРУ, под псевдонимом), имел высшее гуманитарное (МГИМО) и военное (Военно-дипломатическая академия) образование, владел несколькими иностранными языками и, по-видимому, представлялся полковнику Т. ценным работником. Впечатление он производил человека самоуверенного и явно считавшего, что политику управления будет определять он. Мне он прямо сказал, что генерал Ч. в экономике абсолютно ничего не понимает, так что я буду работать только с ним, полковником Т.

Генерал Ч. действительно не очень хорошо разбирался в экономике, однако в вопросах утверждения своей власти в управлении он разбирался превосходно. Отлично понимал он и важность фактора внезапности для достижения своих целей.

Во всяком случае, когда я на следующее утро прибыл к полковнику Т. за указаниями, он довольно вяло велел мне принимать дела на моем участке и вообще не выказал желания продолжить вчерашний разговор о нашем будущем сотрудничестве. Я даже немного обиделся. И только к вечеру я понял причину странного поведения полковника Т. Именно в это утро он получил от генерала Ч. указание сдать дела в течение дня своему заместителю, а также письменное предписание на увольнение из Вооруженных Сил.

Неудивительно, что при такой хватке генерал Ч. сделал впоследствии блестящую карьеру. Уже через несколько лет после описанного мною эпизода он стал заместителем начальника ГРУ, а затем в звании генерал-полковника занял одну из ключевых должностей в самом Генштабе. И на протяжении всего этого времени он оставался как бы неофициальным куратором сборников СОП ВЭП, проявляя к ним неизменный интерес.

После публичной экзекуции полковника Т. и нескольких аналогичных акций генерала Ч. желающих открыто подвергать сомнению достоверность выдаваемых ГРУ военно-экономических данных не осталось. Ну, а после того, как был издан вышеупомянутый труд «Военный потенциал США» под редакцией начальника Генштаба маршала В.Куликова, куда вошли все основные оценки и цифры из сборников СОП ВЭП, это стало практически немыслимым. Надо знать армию, чтобы представить себе судьбу офицера, рискнувшего открыто оспаривать данные и выводы, утвержденные самим начальником Генштаба.

Как я уже писал выше, решение Политбюро № 229 от 1971 г. предписывало наряду с созданием в центральном аппарате ГРУ военно-экономического управления также сформировать мощный центр (институт) по изучению ВЭП зарубежных стран на базе одного из научно-исследовательских институтов Минобороны. В этот центр должны были войти ОТЭИ ИМЭМО и все остальные «закрытые» военно-экономические подразделения Академии наук.
Я думаю понятно, что ученым из этих академических структур совсем не улыбалась перспектива оказаться под армейским сапогом, и они начали разбегаться кто куда. Уходили, как водится, лучшие.

В конечном итоге после нескольких лет бюрократических тяжб влиятельные в то время директора—академики во главе с академиком Н.Иноземцевым отбились от поползновений ГРУ и сохранили независимость своих военно-экономических отделов и секторов. Однако последние уже никогда не смогли оправиться от понесенных кадровых потерь. К тому же на их деятельности все более неблагоприятно начало сказываться и новое обстоятельство — постепенное приоткрытие «железного занавеса». Возможность заграничных поездок или даже эмиграции стала все более превращаться в одну из главных приманок для научного сотрудника. А все прекрасно знали, что работа по «закрытой» теме чрезвычайно затрудняла выезд заграницу.

Потерпело ГРУ поражение и в своих попытках координировать и направлять в соответствии с решением № 229 военно-экономическое изучение зарубежных стран в других ведомствах (КГБ, МИД, и т.д.), а также получать от них разведывательную и иную информацию для сборников СОП ВЭП. Это был уже период прогрессирующего паралича советской системы, когда даже решения Политбюро выполнялись спустя рукава. Из КГБ и МИД вообще ничего не поступало, из Министерства внешней торговли поступали только статистические таблицы по экспорту и импорту, однако через несколько лет и этот источник информации иссяк. Лишь военно-промышленные министерства регулярно присылали свои справки о состоянии соответствующих отраслей зарубежных стран. Что же касается оценок производственных мощностей военной промышленности стран Запада, то тут они, за редкими исключениями, присылали цифры мощностей, взятые из получаемых ими сборников СОП ВЭП. Получался своего рода пинг-понг.

Чтобы понять, почему у ГРУ к началу 70-х гг. не было собственной экономической разведки, надо вспомнить об отношении Хрущева к советскому генералитету. Судя как по его собственным воспоминаниям, так и по другой мемуарной литературе, он был весьма невысокого мнения об интеллектуальных способностях своих генералов и предпочитал при принятии военно-политических и военно-технических решений советоваться с представителями гражданской научной элиты. Приоритет ученых при разработке основных военно-стратегических вопросов не оспаривался и самими генералами. Так, в самом известном военно-научном труде хрущевской эпохи «Военная стратегия» под редакцией маршала В.Д.Соколовского (бывшего начальника Генерального штаба с 1952 по I960 гг. и единственного военачальника, которого Хрущев уважал, если верить воспоминаниям его сына Сергея) говорилось:
Основным источником информации Хрущева о военной экономике зарубежных стран и особенно США, которые его чрезвычайно интересовали, стала Академия наук СССР, в составе которой были созданы довольно мощные центры по изучению военной экономики потенциальных противников. В частности, такой центр в I960 г. был создан под крышей Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) АН СССР. Центр в интересах секретности скромно назывался Отделом технико-экономических исследований (ОТЭИ) ИМЭМО, однако был практически автономен, имел собственную режимную службу, свой «закрытый» Ученый совет и т.д. ОТЭИ работал как на самые высокие партийные и правительственные инстанции, так и на оборонную промышленность. Так, он издавал периодический «Бюллетень экономической информации» (БЭИ), подробно освещавший состояние военной промышленности основных стран Запада. Выпускал ОТЭИ и серьезные академические труды по военной экономике. В том числе в отделе был подготовлен капитальный семитомный труд «Военно-экономический потенциал США», изданный в 1965— 1967 гг., естественно, с грифом «совершенно секретно» (в конце 80-х гг. труд был рассекречен). В ОТЭИ пришло немало способных ученых и энтузиастов своего дела. Среди них можно назвать Сергея Благоволина, прошедшего путь от младшего научного сотрудника до заведующего ОТЭИ и известного широкой публике больше благодаря своей деятельности на поприще телевидения в середине 90-х гг., когда он стал генеральным директором ОРТ. Сотрудники ОТЭИ (во всяком случае, многие из них) имели возможность выезжать за границу, участвовать в международных конференциях, заказывать за границей научную литературу.

ОТЭИ поддерживал самые тесные контакты с ГРУ, которое, в свою очередь, делилось с ним добываемой информацией по военно-экономическим вопросам.
О масштабах деятельности ОТЭИ можно судить хотя бы по тому факту, что к началу 70-х гг. в нем работало около 400 научных сотрудников при общем штате ИМЭМО в 700 человек.
Аналогичные, хотя и меньшие по численности, отделы по «технико-экономическим» исследованиям были созданы и в ряде других академических институтов международного профиля (в Институте востоковедения, Институте Дальнего Востока, Институте стран Африки, Институте Латинской Америки, Институте географии и некоторых других).

Командование ГРУ в 60-е гг. явно считало, что при наличии столь многочисленных и компетентных «субподрядчиков» в системе Академии наук ему нет необходимости иметь собственных аналитиков в области военной экономики. Поэтому оно и держало в составе своего огромного аппарата небольшое подразделение в составе десятка сотрудников, в основном для поддержания связи с ОТЭИ и другими подобными организациями АН СССР.

Короче говоря, перефразируя Ярослава Гашека, изучение зарубежной военной экономики успешно развивалось, пока не вмешался Генштаб.

Советские военачальники, роль которых в политике и военном строительстве резко возросла благодаря их участию в свержении Хрущева в 1964 г., решили взять дело оценки военной экономики вероятных противников в свои руки. Их явно не устраивала академическая добросовестность представляемых ИМЭМО и другими академическими институтами материалов, особенно в отношении мобилизационных возможностей военной промышленности стран Запада и Китая. Генштабу эти данные казались заниженными, а хотелось представить противника как можно страшнее. Впрочем, Пентагон делал то же самое[4].

Попросту говоря, Генштаб решил взять задачу оценки военно-экономических возможностей зарубежных стран в собственные руки.   Более того, Генштаб вознамерился стать монополистом в этой области.

Забегая немного вперед, хочу сказать, что свой план Генштабу удалось реализовать на все сто процентов, что, по моему убеждению, в немалой степени способствовало резкому усилению гонки вооружений.

Однако все по порядку. Я был назначен в 10-е (военно-экономическое) управление ГРУ в 1974 г., когда уже было издано три сборника СОП ВЭП (за 1972—1974  гг.) и все цифры мобилизационных мощностей были выданы «наверх». Для США на 1 января 1973 г. ГРУ определяло их следующим образом: танки — 70 тысяч (50 тысяч основных и 20 тысяч легких) единиц в год, боевые самолеты — 23 тысячи, орудия полевой артиллерии (буксируемые) — 20 тысяч, САУ — 30 тысяч.
Примерно такие же цифры выдало и ИМЭМО (правда, на 1965 г.): боевых самолетов — 20 тысяч, танков — 44 тысячи, буксируемых орудий полевой артиллерии и минометов — 93 тысячи, САУ — 13 тысяч[5].

При всем том между цифрами ИМЭМО и ГРУ имелись принципиальные различия. В труде ИМЭМО была сделана следующая важная оговорка:
То есть фактически речь шла о верхней границе возможностей экономики США по производству вооружений, полученных при помощи математического моделирования с использованием межотраслевого баланса на базе учета материалоемкости производства конкретных образцов вооружения.
В данных же ГРУ речь шла о мобилизационных мощностях сборочных предприятий только военной промышленности, без ассимиляции, то есть без перевода на военные рельсы гражданского сектора экономики.

Что касается сроков и темпов мобилизационного развертывания, то здесь ГРУ просто решило перенести на западную промышленность советские взгляды на собственную мобилизационную подготовку, нисколько не заботясь об истинном положении дел в США и других странах. Главная задача состояла в том, чтобы все выглядело как можно более грозно и максимально насыщено деталями, которые должны были вызвать у потребителя информации ГРУ ощущение, что он имеет дело с добытыми разведкой подлинными документами.

В том же труде «Военный потенциал США» под редакцией маршала В.Куликова утверждалось, что согласно официальным документам (подчеркнуто мною — В.Ш.) предприятия кадровой военной промышленности США имеют три вида мобилизационной готовности: высокую, низкую и минимальную. Согласно этим неназванным документам, высокая мобилизационная готовность обеспечивается на действующих предприятиях кадровой военной промышленности, резервные мощности которых полностью осваиваются через 90 суток после начала мобилизации. При этом состоянии резервное производственное оборудование (законсервированные линии) в ряде случаев постоянно подключено к энергоисточнику. Примером такого предприятия назывался Детройтский танковый арсенал, на котором якобы имелось пять сборочных линий общей производительностью 16 тысяч танков в год (на самом деле в это самое время, как я покажу ниже, единственный в США танковый завод в Детройте с трудом выпускал 600 танков в год).
Низкая мобилизационная готовность предусматривалась на резервных предприятиях военной промышленности, выход которых на полную мощность в случае мобилизации возможен через полгода, от М90 до М180 (то есть, по принятой у военных терминологии, в течение 90—180 дней после начала мобилизации  — В.Ш.). При данном состоянии готовности завод находится или полностью на консервации, то есть бездействует, или на его свободных площадях производится гражданская продукция, а оборудование для выпуска военной продукции законсервировано.
Минимальная готовность предусматривается на таких резервных предприятиях, которые ранее выпускали военную продукцию, а сейчас переведены на гражданское производство, но имеют мобилизационное задание. Развертывание военного производства на них может быть достигнуто к концу года (в период М270—М360).

И далее, в качестве примера ввода в строй подобного предприятия, находящегося в минимальном состоянии готовности, военно-научный труд приводит пример более чем тридцатилетней давности, когда в годы второй мировой войны локомотивостроительный завод фирмы «Болдуин Лайма Гамильтон» в городе Лайма (штат Огайо) приступил к серийному производству танков через девять месяцев с момента принятия решения о его перестройке. К этому времени его мощности были развернуты на 15%, а к концу года он достиг максимальной мощности.

Обобщая все выше сказанное, авторы труда приходили к выводу, что поддержание отраслей военной промышленности в состоянии трех видов готовности позволяет организовать ее работу в случае мобилизации (скрыто до начала военных действий или в ходе войны) таким образом, что основное ядро действующих предприятий развернет массовое производство оружия и боевой техники в первые три месяца войны с последующим его значительным наращиванием течение года за счет ввода мощностей резервных заводов.
На самом деле никаких «официальных документов» о столь высокой степени мобилизационной готовности промышленности США не существовало в природе. Да их и не могло быть хотя бы потому, что подобная степень регламентирования со стороны государства несовместима с самими основами функционирования частного сектора капиталистической экономики. В дальнейшем я еще остановлюсь подробнее на этом вопросе, ибо здесь кроется одна из основных причин живучести бытующих у нас до сих пор абсурдных представлений об американской системе мобилизационной подготовки экономики.

В. Шлыков

1 Методическое пособие по подготовке сборников ВЭП. Москва, 1973. С. 25,27.
2 В.В. Репницкий. НАТО и военный бизнес. М.: Международные отношения, 1970.
3 Военная стратегия. — М.: Воениздат, 1963. С. 144.
4 См. В.Шлыков, «Роковые просчеты американской и советской разведок. Гонка вооружений и экономика». // Международная жизнь, 1996, № 9; 1997, № 4.
5 Военно-экономический потенциал США. Т. IV. М.: Изд-во АН СССР. С. 314.