Эксперт по геополитике Энсель: Трамп резко снизил риск мировой войны
О риске новой мировой войны сейчас говорят больше, чем когда бы то ни было, но пугаться не нужно, сказал в интервью Le Figaro эксперт по геополитике Фредерик Энсель. Он перечислил факторы, которые, по его мнению, делают глобальный конфликт невозможным.
Ронан Планшон (Ronan Planchon)
Эксперт по геополитике, преподаватель Парижского института политических исследований и основатель "Геополитических встреч в Трувиле", Фредерик Энсель выпустил книгу "Мировой войны не будет", она вышла из печати в среду.
LE FIGARO: Вы написали эту книгу до того, как США неожиданно изменили свою позицию по Украине. Вы по-прежнему считаете, что мировой войны не будет?
Фредерик ЭНСЕЛЬ: Решительный разворот Трампа, который заключается в отказе от защиты Украины и Европы (к которой он всегда относился с насмешкой), лишь усиливает этот прогноз. Одно из необходимых условий возникновения мировой войны — столкновение великих держав, способных масштабно, количественно и качественно применять силу и вовлекать в конфликт союзников. Сближение США и России за счет Украины ставит серьезные моральные вопросы, но автоматически заставляет отступить призрак мировой войны.
– В конце книги вы пишете, что Дональд Трамп — загадка. Но, в итоге, он не так уж непредсказуем?
– У Дональда Трампа два севера на компасе. Первый — абсолютный меркантилизм. Когда США тратят доллар, американский президент хочет вернуть два. В отличие от своего вице-президента Джей Ди Вэнса, Трамп — не идеолог, а чистый прагматик, считающий, что его страна слишком долго и дорого платит за защиту европейских государств – членов НАТО от России, которую он не считает опасным противником.
По его мнению, хорошие экономические отношения с Россией принесут США больше выгод, чем экономический, технологический и торговый разрыв, который длится уже три года с момента начала боевых действий на Украине. В то же время он не возражает против помощи Японии или Южной Корее, так как эти страны активно инвестируют в США и, по его мнению, останутся платежеспособными в ближайшие десятилетия. По той же причине он не выступает против Саудовской Аравии, которая вкладывает десятки миллиардов долларов в США и будет продолжать это делать в будущем.
Второй принцип Трампа, который следует из первого, — отсутствие идеологической конфронтации. В своей внешней политике он руководствуется одним вопросом: "Может ли эта страна что-то дать США?" Он ищет выгоды для обеих сторон. Кроме того, он отвергает военный интервенционизм, так как это требует слишком больших человеческих и материальных затрат. В остальном он сохраняет определенную непредсказуемость.
– Любой геостратегический выбор исходит из экономической рациональности, пишете вы, и этим доказываете невозможность мировой войны в ближайшие годы. Но в 1914 году лидеры тоже осознавали огромные издержки конфликта. Разве нынешние правители более прагматичны?
– В 1913 году Германская империя, Великобритания и Франция вели между собой крайне выгодную торговлю — одну из самых масштабных в истории. И тем не менее они пошли на риск все это разрушить…
Торговля и либерализм не всегда предотвращают войну. Однако политика Трампа, направленная на сближение с такой крупной державой, как Россия, — способна предотвратить войну. Войны между небольшими государствами, если они не втягивают крупные страны, остаются локальными. В будущем можно ожидать роста числа локальных конфликтов, хотя их будет меньше, чем в XVII–XVIII веках.
Добавлю, что демонстрация слабости, на самом деле, провоцирует войну. Лучший способ снизить угрозу — не пацифизм, а сдерживание, ядерное или обычное. Существуют десятки современных примеров, когда два государства могли бы вступить в войну, но не делают этого по прагматическим соображениям: конфликт обойдется дороже, чем его отсутствие. Сдерживание — это прежде всего моральный принцип. Демонстрация силы остается лучшей гарантией защиты интересов и ценностей, даже, прежде всего, ценностей, а затем интересов.
– Вы утверждаете, что люди все менее склонны мириться с войной. Но на фоне роста национализма на Западе — не парадокс ли это? <...>
– В отличие от 1950–1960-х, современные националистические движения на Западе не стремятся к имперской экспансии или милитаризму. Их успех связан с ценностями, идентичностью, неприятием определенных сообществ или реформ (например, споры вокруг права на аборт). В 1930-е национализм носил имперский характер.
Кроме того, в странах с ярым национализмом (Турция, Иран и др.) население не хочет, чтобы власти отправляли своих граждан за границу даже в случае серьезных споров. Поэтому они используют наемников (как Анкара сирийских туркменов) — практика, почти исчезнувшая в XVIII веке. В Иране режим вынужден опираться на шиитские ополчения, набираемые порой даже в Пакистане и Афганистане, так как народ крайне недоволен дорогостоящей поддержкой "Хезболлы".
В Китае не проводилось опросов об отношении населения к войне. Однако известно, что КПК заключила негласный договор с народом: мир, безопасность и процветание в обмен на отказ от политических протестов. Учитывая катастрофические последствия второго локдауна и массовые протесты (оставшиеся безнаказанными), КПК десять раз подумает, прежде чем начать войну. Если режим в Пекине возьмет на себя ответственность за отправку людей на фронт, где гарантии того, что он удержится у власти?
