Себестоимость производства энергии оценивается без учета ключевых составляющих
Российские атомщики постоянно продвигают тезисы о неисчерпаемости, экологической безопасности и дешевизне атомной энергетики. Если два первых утверждения опровергнуты практикой, то экономическая сторона заслуживает более внимательного изучения, поскольку «посторонние не ведают, а заинтересованные молчат»...
Определенно чернобыльский синдром отступает. Потрясение, испытанное человечеством без малого 30 лет назад от крупнейшей техногенной катастрофы, постепенно забывается. И в головах идеологов атомного лобби возникают планы дальнейшего развития атомных энергетических технологий. При этом просматривается взаимосвязь: чем меньше был личный вклад специалиста-атомщика в ликвидацию последствий чернобыльской катастрофы и чем меньше была его персональная ответственность в тот период – тем активнее он отстаивает абсолютную безопасность и необходимость дальнейшего применения энергии атома. Причем на наши деньги – то есть на деньги налогоплательщиков, подавляющее большинство которых (по разным оценкам, от 70 до 90%) выступают против дальнейшего развития атомной промышленности в целом и атомной энергетики на своем заднем дворе в частности.
Информация из российского атомного ведомства – как бы оно ни называлось – всегда была максимально закрытой. Прежде это объяснялось гонкой ядерных вооружений «на раздевание» и желанием скрыть – кто из участников что украл у соперников и насколько за счет этого продвинулся в направлении более эффективного уничтожения людей. Сейчас секретность объясняется интересами группы заинтересованных лиц, причастных к торговле атомной электроэнергией и технологиями, а также близких к распределению государственных дотаций и международной финансовой помощи на цели повышения безопасности ядерного топливного цикла. Несмотря на сохраняющуюся закрытость данных относительно экономической деятельности атомного ведомства России, непрозрачность его финансовых потоков и вероятность быть названным иностранным шпионом, возможно проанализировать некоторые очевидные факты.
Тариф вместо себестоимости
Интересным выглядит признание одного из руководителей атомного ведомства, сделанное в частной беседе с автором, что в министерстве никогда не было экономистов. В них просто не было необходимости, поскольку правительство выделяло столько денег, сколько просили атомщики. Думаю, что именно по этой причине при оценке стоимости электроэнергии от российских АЭС происходит смешивание понятий, в результате часто встречается термин «тариф» и крайне редко – «себестоимость». А если себестоимость и оценивается, то без учета всех определяющих составляющих.
Себестоимость электроэнергии включает в себя все расходы, необходимые для ее производства. Поэтому необходимо суммировать такие показатели, как стоимость добычи, переработки, обогащения и транспортировки ядерного топлива. Стоимость строительства АЭС, последующего улавливания выбросов и утилизации отходов. Страхование техногенных и ядерных рисков. Ремонт оборудования. Отчисления на развитие и замещение устаревающего оборудования, а также на снятие объекта с эксплуатации – когда все возможные сроки продления ресурса пройдут. Налоги. Зарплата работникам на всех этапах топливного цикла и т.д.
Если считать честно, то тарифную стоимость атомного киловатт-часа следует определять исходя из реально существующих расходов. Причем не следует забывать о краткосрочных удешевляющих факторах. Они представлены в первую очередь оставшимся после завершения гонки ядерных вооружений заделом в виде наработанных технологий, запасов делящихся материалов, военных резервов уранового сырья, инфраструктуры и подготовленных специалистов. Также не следует сбрасывать со счетов долгосрочные удорожающие факторы, которых гораздо больше. Среди них – истощение запасов дешевых урановых руд. Уменьшение военных запасов урана за счет его продажи в США в рамках проекта ВОУ–НОУ. Устаревание и разрушение инфраструктуры. Необходимость проведения научно-исследовательских и конструкторских работ, связанных с предлагаемым переходом к возобновляемой атомной энергетике на основе плутониевого топлива. Решение отложенных проблем, связанных с дорогостоящим хранением и еще более дорогостоящей утилизацией отработавшего ядерного топлива, урана и плутония. Страхование ядерных рисков на уровне требований международных конвенций. Повышение физической защиты предприятий ядерного топливного цикла в связи с возникновением новых угроз – в первую очередь связанных с ядерным терроризмом и несанкционированным распространением ядерных материалов. И многое другое – реабилитация загрязненных радиоактивностью территорий, необходимость компенсаций пострадавшему в результате деятельности атомной промышленности населению, накопление отчислений, необходимых для снятия с эксплуатации атомных объектов после выработки ресурса, для создания новых производящих мощностей и для ликвидации возможных последствий их производственной деятельности.
Поскольку многие из этих факторов не учитываются, тариф на атомную электроэнергию оказывается ниже себестоимости. Недостающая разница покрывается за счет налоговых льгот и субсидий из госбюджета – благодаря усилиям влиятельных лоббистов в правительстве, способных обосновать важность атомной отрасли для государства. А низкий тариф при «правильном» пиаре вполне может быть представлен как признак экономической эффективности.
Для понимания деталей того, как складывается тариф на российский «атомный киловатт», рассмотрим действующую схему финансирования атомной электроэнергетики России – исходя из существующей практики.
Как уже говорилось, тариф не является отражением себестоимости электроэнергии, вырабатываемой российскими АЭС, а представляет собой результат ежегодных договоренностей между Росатомом, Минэкономразвития и Федеральной энергетической комиссией (ФЭК). Основу для этих договоренностей составляют следующие позиции. Существует неизбежная часть оперативно-эксплуатационных расходов – зарплата персонала, производство свежего топлива, обращение с отработавшим топливом и т.д. Помимо текущих оперативных расходов, связанных со стоимостью производства самой электроэнергии, руководство Росатома ежегодно предлагает программу развития отрасли. Обычно она включает следующие основные позиции. Усиление защиты атомных объектов делящихся материалов. Повышение ядерной и радиационной безопасности в соответствии с международными требованиями. Вывод объектов из эксплуатации. Строительство новых энергоблоков и связанные с этим разработки. При этом эксперты Росатома сами решают – что относить к текущим расходам, а что к программе развития. Таким образом, затрудняются исчисление себестоимости и учет субсидий.
Нехороший год
В значительной мере современная российская атомная электроэнергетика существует за счет инфраструктуры, запасов ядерного сырья и материалов, накопленных во времена безграничного финансирования гонки ядерных вооружений из государственного бюджета. Этот период подходит к концу. Завершающийся 2013 год обещает стать переломным в текущих тенденциях развития российской атомной энергетики.
Во-первых, в этом году заканчивается проект ВОУ–НОУ, в рамках которого РФ продавала так называемые излишки оружейного урана высокого обогащения (ВОУ) советского производства в США, где степень его обогащения снижалась и низкообогащенный уран (НОУ) использовался в качестве топлива для американских АЭС. По имеющимся оценкам, эта сделка, продолжавшаяся с неодинаковой интенсивностью около 15 лет, приносила атомному ведомству около 1 млрд. долл. в год, что составляло более 90% всех валютных поступлений. Полученные деньги направлялись на цели развития атомной промышленности – в том числе на субсидирование тарифа атомного киловатта. Теперь этот источник субсидирования исчезает.
Во-вторых, российские запасы уранового сырья стоимостью менее 40 долл. за 1 кг практически исчерпаны. Еще 10 лет назад эти запасы оценивались в 70 тыс. тонн при ежегодной добыче около 13 тыс. тонн. Так что сейчас атомщикам приходится осваивать собственные источники сырья, стоимость которого находится в интервале 40–80 долл. за 1 кг, что ведет к необходимости повышать тариф. Можно использовать импортное сырье, но рынок урана весьма ограничен и партнерские отношения на нем давно сложились.
В-третьих, глобальный экономический кризис неизбежно ведет к сокращению как потребления электроэнергии, так и свободных инвестиционных ресурсов. В таких условиях строительство новых энергоблоков может быть остановлено на любом этапе.
Эти причины объясняют торопливость, с которой в течение последних 10 лет атомщики старались утвердить проекты строительства как можно большего числа новых энергоблоков. После 2013 года, когда сырья и финансовых ресурсов станет меньше, обосновать экономическую целесообразность строительства новых АЭС будет сложнее. А если новые энергоблоки будут находиться хотя бы на стадии котлована – можно будет отстаивать необходимость продолжения строительства, мотивируя это уже сделанными вложениями. Подобная ситуация наблюдалась на строительстве Южно-Уральской АЭС в конце 1980-х годов. Но ситуация в стране тогда не позволила продолжить ее строительство. С большой степенью вероятности можно прогнозировать сходную судьбу для всех запланированных к строительству новых энергоблоков российских АЭС.
Владислав Иванович Ларин – Master of Sciences Манчестерского университета в области экологических наук и политики (Environmental Sciences and Policy); обозреватель журнала президиума РАН «Энергия: экономика, техника, экология»
