Британия всегда выступала главным сторонником политики США по разжиганию конфликта на Украине, пишет TAC. По мнению автора, причин "исключительной воинственности" Лондона несколько, в том числе империалистическое прошлое и стыд за Мюнхенское соглашение.
Роберт Скидельски
Победа Дональда Трампа на президентских выборах в США в ноябре 2024 года разрушила либеральный нарратив о конфликте на Украине. Он предполагал безоговорочную моральную и материальную помощь Киеву для достижения победы, подразумевавшей восстановление контроля над Крымом и Донбассом. В Великобритании любые сомнения в правильности этой линии практически приравнивались к измене.
Однако еще до избрания Трампа прежний подход начал постепенно трансформироваться в установку "делать все необходимое", чтобы обеспечить для Украины максимально выгодные условия для мирных переговоров с Россией. Такой поворот отражал осознание того, что без значительного увеличения западной помощи страна рисковала потерпеть поражение. Столкнувшись с военными трудностями и не ожидая дальнейшей военной поддержки от администрации Байдена, Владимир Зеленский тоже отказался от прежних радикальных требований и теперь надеется на дипломатическое давление, способное заставить Москву сесть за стол переговоров.
С момента начала военной операции России на Украине я был в Великобритании одним из немногих сторонников переговорного пути к миру. 3 марта 2022 года я совместно с бывшим министром иностранных дел Великобритании Дэвидом Оуэном подписал письмо в Financial Times, в котором призывал НАТО выдвинуть детальные предложения по новому пакту безопасности с Россией. 19 мая 2022 года в той же газете я выступил за возобновление "Анкарского мирного процесса". Тогда я еще не знал, что двусторонние мирные переговоры между Россией и Украиной, организованные турецким правительством, были сорваны визитом в Киев премьер-министра Великобритании Бориса Джонсона 6 апреля, который пообещал Киеву всю необходимую помощь для продолжения борьбы.
В последующие два с половиной года я неоднократно призывал к миру, иногда вместе с единомышленниками, придавая все большее значение угрозе эскалации в случае, если мир не будет достигнут быстро. Однако единственным британским политиком на передовой, который разделял эту точку зрения, был Найджел Фараж, лидер партии "Реформировать Соединенное Королевство". Со стороны стран, не входящих в НАТО, инициативы по мирному урегулированию поступали от Китая и Бразилии.
Возвращение Трампа к власти приведет к смене пассивной военной политики на активную мирную политику. Это неизбежно приведет к перемирию, возможно, уже к весне. Конкретика условий мира на данном этапе менее важна, чем прекращение боевых действий. Как только убийства прекратятся, их будет сложно возобновить. Но остается вопрос: почему для достижения этого момента понадобилось так много сотен тысяч убитых и раненых с обеих сторон? И какие уроки мы можем извлечь?
Самый очевидный урок — это значимость дипломатии. Каждая страна имеет свою историю. Столкновение этих историй может стать причиной войн или усугубить их. Традиционная задача дипломатии — примирить противоречивые взгляды, чтобы разные народы могли жить в мире. Конфликт на Украине стал результатом катастрофического провала дипломатии — фактически, исчезновения глобального класса дипломатов, что оставило лидеров воюющих стран свободными в реализации своих амбиций, лишив их точного понимания реакции оппонентов.
Перед СВО в 2022 году заявления Путина выглядели слишком похожими на бряцание оружием; США и их союзники по НАТО приложили мало усилий для урегулирования проблемы безопасности, которая лежала в основе конфликта с Россией. После аннексии Крыма в 2014 году произошло полное разрушение доверия. Канцлер Ангела Меркель, как сообщается, задала Владимиру Путину вопрос: "Можете ли вы гарантировать, что не попытаетесь изменить границы еще раз?" На что российский президент якобы ответил: "Можете ли вы гарантировать, что НАТО больше не будет расширяться?"
На Западе обычно считают, что заявленный Путиным страх перед расширением НАТО на восток был лишь предлогом для попытки России вернуть земли, утраченные с распадом Советского Союза. Это слишком упрощенный взгляд. На протяжении веков Россия воспринимала эти "утраченные земли" — Прибалтику, Украину, Белоруссию, Грузию — как часть своего имперского щита от иностранных захватчиков. История, которую рассказывает Путин, — это не просто пропаганда. Ее корни лежат в сочетании русского национализма XIX века и географической уязвимости Российской империи.
Большинству из нас на Западе трудно увидеть в НАТО те самые "могучие когти" из арии князя Игоря в опере Бородина или "коварного врага" из оперы Прокофьева "Война и мир". Мы утверждаем, что НАТО — это исключительно оборонительная организация; страны присоединяются к ней, чтобы защитить себя от России, а не для того, чтобы атаковать ее. Однако это далеко не общее мнение о НАТО за пределами альянса, где его расширение в значительной степени, хотя и не повсеместно, воспринимается как продолжение западного империализма. Враждебное отношение России к расширению НАТО на восток было наиболее последовательной линией ее внешней политики в течение четверти века после распада Советского Союза. Как мы, на Западе, за исключением таких дипломатов, как Джордж Кеннан и Генри Киссинджер, не могли понять, что, восстановив свои силы, Россия будет стремиться исправить эту несправедливость?
Здесь мы видим две противоположные истории, каждая из которых претендует на правду, но не существует дипломатического механизма, чтобы их примирить.
Великобритания выступала как главный сторонник политики Байдена по разжиганию конфликта на Украине. Чтобы понять причины, нужно обратиться к истории. Современная Британия никогда не была по-настоящему "изоляционистской", потому что вплоть до середины XX века являлась мировой империей, требовавшей защиты. Излагая принципы британской внешней политики в 1852 году, министр иностранных дел лорд Грэнвилл писал, что "обязанность и интерес этой страны, имеющей владения, разбросанные по всему миру, и гордящейся своим передовым уровнем цивилизации, — поощрять моральный, интеллектуальный и физический прогресс среди всех других наций". Этот образ Британии как глобального полицейского и наставника породил конфликт между "силовым" и пацифистским крылом британского либерализма. Противники интервенций, такие как Джон Брайт и Ричард Кобден, утверждали, что именно свободная торговля способна цивилизовать мир, в то время как интервенционисты настаивали, что свободная торговля возможна только в мире, который был цивилизован британской силой и британскими ценностями. Поразительно, насколько сегодня ослабла пацифистская традиция.
Когда премьер-министр Великобритании Тони Блэр заявил в Чикаго в 1999 году, что "распространение наших ценностей делает нас более защищенными", он подтверждал продолжение миссии британской внешней политики. Претензия на моральное превосходство демократии и прав человека оправдывала попытки распространять западные ценности в регионы, оставшиеся в плену диктатур и автократий. Можно утверждать, что самым успешным "экспортом" Британии стал экспорт этого морального евангелизма в Соединенные Штаты, когда Америка начала отходить от изоляционизма.
Тем не менее, историческая перспектива не исчерпывает причин исключительной воинственности Британии.
К этому нужно добавить чувство стыда британской элиты за Мюнхенское соглашение 1938 года, по которому Британия уступила Судетскую область Чехословакии Гитлеру, тем самым способствуя развязыванию Второй мировой войны. Трудно переоценить силу "мюнхенского рефлекса" Британии. Так, когда в 1956 году египетский лидер полковник Гамаль Абдель Насер национализировал Суэцкий канал, премьер-министр Энтони Иден и лидер Лейбористской партии Хью Гейтскелл быстро сравнили его с Гитлером. А член парламента от Консервативной партии сэр Роберт Бутби предоставил обоснование для военного ответа, которое, по сути, лежит в основе нынешней британской реакции на Путина: "Если мы позволим ему [Насеру] уйти от ответственности, это нанесет ущерб всей концепции международного права". Где же остановится зло?
Сравнение Путина с Гитлером проистекает из слишком обобщенного взгляда, который подразумевает демократию миролюбивой формой государства, а автократию — воинственной. Этому можно противопоставить более "реалистичное" резюме историка А. Дж. П. Тейлора: "Бисмарк вел "необходимые" войны и убил тысячи; идеалисты XX века вели "справедливые" войны и убили миллионы". Именно идеалисты с большей вероятностью стремятся к победе любой ценой, тогда как автократы хотят прекратить войны, пока их трон не пошатнулся.
В какой-то момент искреннее западное восхищение борьбой Украины за независимость превратилось в прокси-войну против России, при этом лишь формально учитывая интересы самой Украины. Обещание Запада о безусловной поддержке победы Украины, несомненно, затянуло конфликт, ослепив украинцев в их оценке реальной перспективы ограниченной победы, которая, тем не менее, обеспечила бы подлинную независимость. Непростительным является британское и американское обещание предоставить Украине "все необходимое" для победы, хотя на деле у них не было намерений его выполнить. Украине продали ложную надежду, когда Борис Джонсон в 2022 году дал свои обещания, и с тех пор страна продолжает нести тяжелейшие потери.
И здесь мы возвращаемся к Трампу. Как сторонники, так и критики его подхода к международным отношениям называют его "транзакционным". Поддерживающие утверждают, что это позволит Трампу "заключать сделки" с диктаторами в интересах Америки; противники осуждают именно отсутствие морального измерения. Но обе стороны упускают из виду, что сам мир является моральной целью — в христианском учении он считается высшим благом. Папа Франциск неоднократно призывал к переговорам для завершения конфликта на Украине, в последний раз в своем рождественском послании. Отказ наших "ястребов" и их пассивных сторонников признать первостепенное значение мира представляет собой самую большую угрозу для мира сегодня; Трамп предлагает наиболее перспективный выход из опасного будущего.
