Заявления российских дипломатов по Сирии не могут состязаться с популярностью материалов информационных агентств мирового масштаба, подобных «Аль-Джазире» и «Аль-Арабийе»
События на Ближнем Востоке, продолжающиеся уже два года, заставляют задуматься относительно механизмов урегулирования кризисных ситуаций в современном мире. «Маленькая победоносная война» все чаще стала применяться как инструмент решения внутриполитических конфликтов и преподноситься в качестве легитимного инструмента содействия народам, «борющимся за демократию». Такая тактика рассчитана на быстрое получение политических и экономических дивидендов, однако чревата сползанием к хаосу в международных отношениях. В этой связи актуальным становится вопрос о современной ближневосточной политике России, для которой этот самый конфликтный регион в мире всегда был зоной важных геополитических интересов.
Корни русско-арабских политических, экономических и культурных отношений уходят глубоко в историю. Для России Ближний Восток был и остается близким в географическом отношении регионом, занимающим важное место в ее культурно-религиозной жизни. Знакомство славян с этим районом началось еще задолго до официальной даты христианского крещения Руси: путь «из варяг в греки» и оттуда на Ближний Восток славяне освоили еще в VI веке. Первые сведения о русских паломниках в Святую землю относятся к XI веку, когда русский богомолец Феодосий Печерский в 1022 году ушел вместе с караваном странников из Курска в Иерусалим. С этого времени хождения русских к святым местам Палестины становятся регулярными.
Процесс становления российской государственности и расширение границ Российской империи привели к тому, что ей пришлось устанавливать многоплановые отношения со своими непосредственными соседями – Персидской и Османской империями. Эти отношения были сложными, порой драматичными и не всегда носили мирный характер.
Усилению российских интересов на Ближнем Востоке благоприятствовала победа Российской армии в Русско-турецкой войне (1828–1829). Следствием уступок, на которые пошла Османская империя, стало открытие многочисленных религиозных и дипломатических миссий.
В 1820 году по поручению царя Александра I в Палестину под видом паломника прибыл советник императорского посольства России в Константинополе Дмитрий Дашков с целью изучить возможность открытия российского консульства, а также составить план постройки церкви на Елеонской горе. Уже тогда основным приоритетом российской внешней политики в этом регионе было сохранение мира. Об этом свидетельствует инструкция вице-канцлера Карла Нессельроде российскому посланнику в Константинополе Апполинарию Бутеневу от 1 декабря 1830 года, в которой, в частности, говорится: «Неопределенность, которая сопутствует событиям, ареной которых стал Запад, заставляет нас с удвоенной силой желать глубокого умиротворения на Востоке. Мы не могли бы без глубокого сожаления наблюдать за серьезными раздорами, возникшими между странами, граничащими с нами в Азии…» Эта инструкция завершается ссылкой на волю императора: «Сохранять на Востоке прочный мир, в Европе заботиться о спокойствии народов и скрупулезном соблюдении трактатов, его гарантирующих, – такой принцип, неизменно направляющий политику нашего августейшего государя».
Этот принцип унаследовала внешняя политика Советского Союза. Приоритетной задачей СССР стало поддержание мира и стабильности в регионе, особенностью которого является то, что он был и остается наиболее конфликтогенным в мире, источником повышенной опасности, расположенным у границ России. Потенциальная угроза возникновения внутренних конфликтов существует почти во всех странах региона ввиду многоэтнической и многоконфессиональной структуры населения, а также в силу того, что границы многих ближневосточных государств или являются результатом соглашений между колониальными державами, или же были установлены в одностороннем порядке тем, кто на данный момент сильнее в военном отношении. Территориальные споры между этими странами, а также внутриполитические конфликты на этноконфессиональной почве, выливающиеся временами в вооруженные столкновения, весьма характерное явление для этой части мира.
Сохранение исторической преемственности
Став правопреемницей Советского Союза, Россия при разработке внешнеполитической доктрины на Арабском Востоке столкнулась с проблемой сохранения этой преемственности. Формирование новой внешнеполитической стратегии проходило в условиях ожесточенной внутриполитической борьбы и социально-экономического кризиса. Серьезная дискуссия развернулась по поводу отношений с двумя основными ближневосточными стратегическими союзниками СССР: Ираком и Сирией. Более того, дипломатии новой России пришлось выстраивать свою линию на этих направлениях в контексте жестких обязательств, налагаемых резолюциями Совета Безопасности на эти государства. И это оказалось одной из причин того, что тенденция к оживлению отношений, в том числе экономических, России со странами региона наметилась только в конце 90-х годов.
Во второй половине 90-х Россия начала восстанавливать утраченные ранее позиции, задействовав при этом весь накопленный потенциал. Во главу угла были поставлены соображения прагматического характера – региональная безопасность, экономическая выгода для государства и российских компаний, исторические духовные узы.
В 2000 году президентом Владимиром Путиным утверждена Концепция внешней политики Российской Федерации, которая содержала признание утраты страной статуса одного из влиятельных центров современного мира. Первоочередным приоритетом провозглашалось стратегическое партнерство со всеми государствами – участниками СНГ, а Ближний Восток оказался оттесненным на периферию российских интересов (предшествуя Африке и Южной Америке). При этом ставилась задача восстановления и укрепления ранее утраченных позиций, в первую очередь экономических. Другие аспекты позитивного (хотя зачастую и противоречивого) опыта прежнего советского присутствия в регионе (научно-технического, культурного, гуманитарного) в данном документе не упоминались, а сам Арабский регион включался в более широкое геополитическое образование – Большое Средиземноморье, рассматривавшееся как связующий узел для Ближнего Востока, Черноморского региона, Кавказа и бассейна Каспийского моря. Здесь должны были возникнуть новые геополитические конструкции, в контексте которых арабский мир фактически размывался, становясь для России не более чем объектом решения прагматических задач.
Однако начало нового тысячелетия внесло серьезные коррективы во внешнеполитический курс многих государств мира, в том числе и России, что было связано с появлением новых вызовов стабильности системы международных отношений и прежде всего с событиями 11 сентября 2001-го в Нью-Йорке и Вашингтоне и военной операцией 2003 года в Ираке.
В современной ситуации одним из приоритетных для российской внешней политики был и остается далеко не теоретический вопрос, который озвучил министр иностранных дел Сергей Лавров на пресс-конференции 18 января 2012 года: «Как в условиях активного наступления на принципы национального суверенитета, обеспечивавшие в течение многих десятилетий мировой порядок, сохранить и укрепить государственность, а значит, не допустить эскалации новой войны и общемирового хаоса?». Еще в 2004 году в своей программной статье министр иностранных дел подчеркивал, что наша страна выступает за прекращение любых попыток под флагом защиты демократии грубо вмешиваться во внутренние дела других государств, оказывать на них политическое давление, навязывать двойные стандарты в оценке избирательных процессов, состояния гражданских прав и свобод. Те, кто прибегает к подобной практике, должны, по мнению Лаврова, отдавать себе отчет в том, что это лишь дискредитирует демократические ценности, превращая их по сути в разменную монету для достижения корыстных геостратегических ценностей. Эти слова нисколько не потеряли актуальности и сегодня. Россия настаивает на строгом соблюдении норм международного права и считает недопустимым подстраивание трансформационных процессов на Ближнем Востоке под интересы стран, не имеющих прямого отношения к региону.
Эволюция отношения к «арабской весне»
События «арабской весны» видоизменили облик Арабского региона и внесли существенные изменения в расстановку региональных сил, повлияв на всю систему международных отношений.
«Арабская весна» на Западе была воспринята как победа демократии, в России – скорее как победа Запада. До конца 2011 года позиция Москвы в отношении событий в арабских странах не всегда была четко выражена, а официальная информация МИДа часто расходилась с высказываниями официальных лиц. Достаточно вспомнить заявление Лаврова о том, что наша страна не будет выступать в качестве посредника в конфликте в Ливии и поддержит Африканский союз в его посреднической миссии, после чего спецпредставитель президента РФ Михаил Маргелов приехал в Бенгази в качестве посредника между ливийскими властями и оппозиционерами. Западные СМИ при этом активно тиражировали мнения политически ангажированных деятелей.
Непоследовательность внешнеполитического курса РФ вызвала серьезную критику, прежде всего в арабских средствах массовой информации.
Однако «пропустив» в СБ ООН Резолюцию 1973 года по Ливии, Россия уже в марте 2011-го твердо выступила против курса на силовое продвижение демократии, увидев в реализации этой резолюции четкое проявление двойных стандартов и недобросовестной конкуренции за рынки Ближнего Востока.
В программной статье «Россия и меняющийся мир» Владимир Путин, осудив первобытную расправу над Каддафи, одновременно жестко предупредил Запад о возможности дальнейшей разбалансировки всей системы международной безопасности в случае осуществления аналогичного сценария в Сирии без санкции СБ ООН.
Такая позиция РФ стала серьезным раздражителем в отношениях России с ведущими западными партнерами и группой арабских государств – инициаторов интервенционистской политики. Отказ России присоединиться к карательным операциям по вмешательству во внутренние дела Сирии вызвал в арабском мире волну откровенно хулиганских нападений на посольства России так называемых сирийских оппозиционеров. Имели место акты вандализма в отношении диппредставительств нашей страны в Ливии и Ливане. Голосование в СБ ООН по сирийской резолюции продемонстрировало серьезные разногласия по этому вопросу с Москвой, а все дальнейшие высказывания и комментарии в адрес российской политики (зачастую открыто агрессивные) не оставили никаких сомнений в том, что у России и стран Запада принципиально разные взгляды не только на то, как обеспечить мир в регионе, но и на фундаментальные причины роста напряженности в нем. Отсюда многочисленные попытки по-своему интерпретировать и исказить позицию Москвы, которая якобы поддерживает кровавый диктаторский режим ради своей собственной выгоды.
Россия же, поняв, что оказалась обманутой в отношении Ливии, больше не хотела двигаться в фарватере тех мировых решений, которые принимаются без ее участия, и твердо отказалась от поддержки действий мирового сообщества, результатом которых могла бы стать очередная смена правящего режима. Пытаясь приспосабливаться к быстроменяющейся на Ближнем Востоке ситуации, Москва корректировала свою позицию с точки зрения национальных интересов.
Когда стало понятно, что российское руководство больше не допустит санкционированного военного вмешательства, началось серьезное информационное давление на Кремль с тем, чтобы заставить его согласиться с аргументацией американцев, присоединиться к требованию изгнания Башара Асада из Сирии и признать претензии на власть сирийской оппозиции. Позиция России оказалась главным тормозом на пути «продвижения демократии» в арабские страны и причиной серьезного конфликта международного уровня, проявившегося в том числе и в информационной войне – важнейшем оружии современной мировой политики, которую Россия явно проигрывала.
Совершенно очевидно, что официальные заявления представителей российского МИДа и борьба российской дипломатии в ООН не могли состязаться с популярностью таких влиятельных информационных агентств мирового масштаба, как «Аль-Джазира» и «Аль-Арабийя», которые преподносили арабской «улице» сенсационные, идеологически ангажированные, а зачастую (как продемонстрировали события в Ливии) и откровенно постановочные репортажи.
В этой связи следует отметить, что информационный конфликт, к сожалению, не нашел своего адекватного освещения в российских средствах массовой информации, а антироссийская пропагандистская кампания не встретила единодушного отпора на информационном поле, в том числе и со стороны работников российских аналитических центров. По центральным телеканалам можно было услышать экспертов, которые излагали концепцию, противостоящую внешнеполитической линии России. Складывалось впечатление, что большинство экспертов по Ближнему Востоку разделяют американский подход к разрешению этого кризиса. Происходило это в сложный для нашего внешнеполитического ведомства период, когда оно пыталось создать условия для переговорного процесса и нащупать дипломатическую линию урегулирования.
Урегулирование сирийского конфликта
Тем не менее официальная позиция России, занятая в сирийском конфликте, несмотря на беспрецедентный нажим со стороны Запада и нефтяных монархий, все же была услышана, когда спецпредставитель ООН в Сирии Лахдар Брахими согласился с предложением Москвы о необходимости решать сирийский кризис на основе мирного плана и женевских договоренностей, а также работать со всеми сторонами и государствами, способными повлиять на ситуацию с целью ее перевода в русло общесирийского политического диалога. Сейчас уже совершенно очевидно, что региональные и внерегиональные игроки не готовы приступить к решающим действиям в отношении Сирии и взять на себя ответственность за дальнейшее развитие обстановки. Безысходность ситуации осознали и в Вашингтоне, который ухватился за российскую инициативу проведения международной конференции по Сирии («Женева-2»).
Согласно новой редакции концепции внешней политики, утвержденной в январе 2013 года президентом Путиным, Москва считает недопустимым, чтобы военные интервенции осуществлялись под предлогом «ответственности по защите». Крайне важно в этой связи положение о том, что Россия намерена развивать собственное информационное влияние на общественное мнение за рубежом и использовать для этого новейшие коммуникационные технологии и другие механизмы мягкой силы.
Сейчас наша страна поддерживает Сирию по всем вопросам в Совете Безопасности (в частности не дала однозначно обвинить правительство в применении химического оружия), осуществляет помощь в поставке нефтепродуктов и обслуживании военной техники правительственных войск, является главным поставщиком оружия Дамаску по ранее подписанным контрактам, отправляет гуманитарную помощь в лагеря сирийских беженцев, обменивается информацией по линии спецслужб и демонстрирует присутствие группировки российских боевых кораблей в Восточном Средиземноморье, собирается поставить в Сирию зенитные ракетные комплексы С-300 (что является основным препятствием для создания «бесполетной зоны» и «гуманитарных коридоров»). В конце мая в Москву прибыла сирийская делегация для обсуждения нового договора на поставку истребителей. Пока это все, что может Россия сделать для Сирии. Если вдуматься – не так уж и мало.
Не хватает, на мой взгляд, скоординированной информационной политики по сирийскому вопросу, что стало бы серьезной поддержкой усилиям нашей дипломатии и делегации в Совбезе. Следовало бы добиваться и реализации возможности научного обоснования российского подхода к разрешению сирийского конфликта в западных и арабских средствах массовой информации.
Марина Сапронова, доктор исторических наук, профессор кафедры востоковедения МГИМО (университета) МИДа РФ
Опубликовано в выпуске № 32 (500) за 21 августа 2013 года
