Только совместными усилиями можно найти ответ на вопрос, какие ВВТ с учетом существующих военных угроз нам нужны
В еженедельнике «ВПК» (№ 22) были опубликованы некоторые мои суждения о сущности современной войны и системе знаний о войне и обороне страны в связи со значительно возрастающей ролью невоенных средств (мягкой силы) на международной арене и в связи с коренными изменениями в характере вооруженной борьбы. Вполне понятно, что взгляды по таким сложным проблемным вопросам не всегда могут быть приняты однозначно, по каким-то аспектам возможны возражения и другие мнения. Но при этом желательно, чтобы было хоть какое-то стремление слышать и понять друг друга, пытаться совместными усилиями найти научно обоснованные ответы по обсуждаемым вопросам.
Вместо всего этого в некоторых ]опубликованных[/url] в «ВПК» (№ 24) откликах на мою статью сквозит стремление уйти от существа вопроса и непременно вступить на путь конфронтации. Возможно, повод для этого дали заголовки статей вроде «Вырвать ересь с корнем». Но в принципе и я против таких громких залихватских заголовков. Моя публикация была названа «О сущности современной войны и система знаний о войне и обороне страны». Но это право редакции давать наиболее подходящие для них заголовки статей. Надо не за это цепляться, а обсуждать существо вопросов. И профессор Степан Андреевич Тюшкевич в известной мере прав, когда говорит о разрухе в головах. В частности, он пишет: «…войну как сложное и многогранное общественно-политическое явление изучают многие естественные науки и каждая имеет свой предмет исследования. Например, философия рассматривает главным образом философские аспекты…» Но мы вправе спросить у доктора философии: с каких пор философия попала в разряд естественных наук, если она всегда понималась как наука о наиболее общих законах развития природы, общества, мышления? Философия выполняет по отношению к науке функции методологии познания и мировоззренческой интерпретации его результатов.
Комплексная наука о войне давно существует
Соглашаясь с тем, что войну изучают с различных позиций (в соответствии со спецификой предметов познания) разные науки, Степан Тюшкевич ставит вопрос: «Но разве из этого следует, что не должно быть науки, занимающейся всей войной в целом как комплексным явлением?». Вся история науки представляет собой сложное диалектическое сочетание процессов дифференциации и интеграции, познание новых областей объективной действительности, углубление знаний приводит к дифференциации, дроблению на все более специализированные области знаний. Одновременно с этим потребность в цельном рассмотрении сложных явлений, в синтезе знаний находит выражение в стремлении к интеграции научных знаний. Поэтому возникает необходимость их цельного системного познания объединенными усилиями ряда наук, в том числе проблемной классификации наук. Например, целый ряд отраслей наук объединились для комплексного познания проблем океанографии.
Именно при проблемной классификации возникает возможность объединить усилия различных наук для познания такого сложного явления, как война. И такая комплексная наука существует. Мы называем ее «система знаний о войне и обороне страны». Мной она была предложена еще в 70-е годы и принята в энциклопедиях, словарях, учебниках. Как же я могу выступать против интегральной науки о войне? Степану Андреевичу больше нравится более звучное название «мегавоенная наука». Пусть он ее так и называет. Другие, может быть, найдут более понятное русское название. Ересью являются утверждения о том, что военная наука может непосредственно познавать социально-экономические, психологические и другие процессы, которые являются предметом исследования других наук. Желательно уяснить главное: военная наука учитывает экономические, социально-политические, информационные, психологические, географические и другие процессы не путем непосредственного их познания, а путем опоры на другие науки и взаимодействия наук. Изучая, например, войну в сфере вооруженной борьбы, невозможно выяснить сущность и происхождение войны. Ответ на эти вопросы был найден путем изучения экономического строя общества, появления частной собственности и других социально-экономических процессов. Но все это не является предметом военной науки.
А с точки зрения непосредственного предмета познания в мире нет и не может быть какой-либо одной науки, которая занималась бы познанием в целом природы, общества. Постижением их занимаются многие естественные и общественные науки в соответствии со свойственными этим наукам объективными закономерностям и вытекающими из этого предметами познания. Так и войну как сложное общественно-политическое явление не может познавать одна только военная наука, ее познанием занимаются различные науки, в том числе военная.
Понимание всего этого весьма важно не только с методологической точки зрения, но имеет, как уже отмечалось мною, большое практическое значение. Когда же пытаются оборонную проблематику всех наук искусственно включить в состав военной науки, эти науки отрываются от естественных корней базовых наук, например социально-политических, экономических, психологических и других процессов и лишаются возможности во всей полноте познавать их с использованием методов и всего научного арсенала этих наук. Поэтому приходится еще раз подчеркнуть, что сама военная наука не может непосредственно познавать социально-экономические, географические, психологические и другие процессы.
Если же исходить из того, что все естественные, общественные и технические науки имеют свою оборонную проблематику и занимаются их познанием, создается широкий фронт оборонных исследований с более полным использованием потенциала всех наук в тесном взаимодействии с военной наукой. Нетрудно понять, насколько это важно, особенно в современных условиях, когда в международном противоборстве и во время войны все более широко используются как военные, так и невоенные средства.
В свое время Тюшкевич излагал положение о том, что военная наука шире военного искусства, что она, кроме военного искусства, охватывает еще вопросы моральных и экономических возможностей государства. Казалось бы, каким образом военная наука как область духовного явления, система теоретических знаний может включать в себя военное искусство как область практической деятельности? Могут сказать, что это было навязано сверху. Но ведь и тогда были люди, в том числе Степан Андреевич, которые отстаивали это положение. Но были и ученые, практики, не соглашавшиеся с таким утверждением, выступавшие против этого. Теперь в своей последней статье в «ВПК» наш известный уважаемый философ буквально (слово в слово) повторяет целый абзац из моей статьи («ВПК», № 21) и пытается втолковать мне то, о чем я уже много лет пишу и настаиваю.
Далее генерал Степан Тюшкевич в своей статье пишет: «… уже не одно столетие существует как военная наука, так и военная история. И развиваются они относительно самостоятельно, при этом тесно взаимодействуя и обогащая друг друга». Что же это за «мегавоенная» наука, из которой без всяких для этого оснований исключается ее историческая часть? Развитие наук носит кумулятивный характер. На каждом историческом этапе суммируются в концентрированном виде прошлые достижения и каждый результат науки входит неотъемлемой частью в общий фонд, он не перечеркивается последующим результатом познания, а лишь уточняется и соответствующим образом переосмысливается. Военная история изучает историю войн в государственном масштабе, включая социально-политические, экономические и другие процессы во время войны, а в пределах военной науки – в основном историю военного искусства и вооруженных сил. Процесс развития в любой науке, в том числе и в военной, как завещал один умный человек, требует рассмотрения любых явлений в их развитии: как они зародились, развивались, как они понимаются на современном этапе и каковы тенденции их дальнейшего развития. Поэтому от военной науки невозможно отделить историю военного дела, так как они органически и неразрывно связаны друг с другом. К сожалению, некоторые наши ортодоксы частенько занимались тем, что вначале искусственно раздирали научные знания на различные части, а потом начинали причитать о необходимости интеграции военной науки вплоть до «мегавоенной» науки.
В конечном счете пришли к тому, что в военно-учебных заведениях вообще перестали преподавать военную историю, в том числе и историю военного искусства.
Программно-целевое планирование жизненно необходимо
Критические замечания в адрес моей публикации высказаны также в статье генерала Василия Буренка («ВПК», № 24). Суть его замечаний более определенна и однозначна. Они сводятся к тому, что «критические уколы руководителя АВН… в адрес программно-целевого развития ВВСТ необоснованны». И его можно понять, если исходить из того, что раз Буренок и возглавляемая им научная организация ведает научной стороной программно-целевого планирования развития вооружения, то в этой области не должно быть никаких проблем и тем более каких-то недостатков. Ради справедливости надо сказать о том, что научные коллективы 46-го ЦНИИ и РАРАН действительно работают активно и вносят немалый вклад в научную разработку проблем развития вооружения и военной техники. Но, видимо, в любом деле нет предела совершенству, поэтому, отдавая должное достижениям, можно было бы более терпимо относиться и к некоторым критическим замечаниям, без чего нет движения вперед.
Но спор с генералом Буренком можно разрешить проще. Нужно опубликовать замысел развития вооружения и техники в том виде, в каком он разработан. В нем, конечно, дело не должно сводиться только к тому, какие виды оружия хотелось бы иметь, а необходимо отразить следующие моменты: общая цель (направленность) развития всего комплекса вооружения и военной техники с учетом существующих и назревших военных и невоенных угроз, как различные виды вооружения могут дополнять друг друга, обеспечивая сбалансированную военную мощь государства, какое должно быть соотношение наступательных и оборонительных вооружений, ядерного и обычного вооружения и оружия на новых физических принципах, развитие каких видов оружия является наиболее приоритетным и как осуществляется концентрация экономических, технических, интеллектуальных сил и средств, чтобы гарантировать и обеспечить их первоочередное развитие. При этом желательно по возможности учесть и перспективы международных договоренностей по ограничению и сокращению определенных видов оружия и многие другие вопросы.
Если подобный замысел программно-целевого планирования действительно разработан, желательно хотя бы основные его параметры опубликовать (в пределах допустимого с точки зрения режима). В соответствии с майскими указами президента РФ Владимира Путина в Интернете на сайте Министерства обороны были выложены планы развития и строительства Вооруженных Сил до 2020 года. Значит, это возможно.
Тогда мы готовы «снять шляпу» и извиниться за «ошибки президента» и наши, возможно, недостаточно обоснованные суждения.
Нет оснований и для того, чтобы недооценивать труд «Теория и практика управления развитием системы вооружений Вооруженных Сил РФ». Но одно дело – монография, совсем другое – ее реализация при практическом программно-сетевом планировании развития вооружений. Это отчасти признает и профессор Буренок, ссылаясь на то, как в 2000-е годы кончилась провалом попытка распространить методы программно-целевого планирования на весь процесс военного строительства. Для него главное, чтобы не свалили вину за это на 46-й ЦНИИ. Но для нас самое важное не в том, кто виноват, а как общими усилиями решить эту сложную проблему.
А пока приходится обо всем судить по тому, что мы видим, с чем сталкиваемся в реальной жизни. Еще будучи заместителем начальника Генштаба в 80-е годы, в определенной степени и в 90-е, мне не раз приходилось высказывать свои замечания по поводу отсутствия цельного взгляда (замысла) по программам развития вооружения. Это наглядно проявилось в уничтожении ракет средней дальности, на что были затрачены миллиарды. Теперь и высшие руководители РФ признают, что это была ошибка. В последние годы соседние страны России усиленно вооружаются ракетами средней дальности, а мы сами себя лишили этого оружия. Предпринимался и ряд других действий, когда, например, под предлогом приоритетности ракет резали корабли и авиацию.
Уже несколько десятилетий говорят о нашем значительном отставании в разработке элементной базы, развитии средств разведки, автоматизированных средств управления, создании беспилотных летательных аппаратов, робототехники, высокоточного оружия и других перспективных средств. Но все это в известной мере было заложено еще в программах развития вооружений. По крайней мере не предусматривались кардинальные меры для преодоления этого отставания, для создания прорывных технологий, о чем сейчас говорит председатель ВПК Дмитрий Рогозин.
Могут сказать, что программно-целевое планирование здесь ни при чем. Мы же полагаем, что любое планирование при всех обстоятельствах должно быть жизненным и учитывать все важнейшие факторы, включая и политические, и экономические, и международного сотрудничества.
Василий Буренок считает, что из всего этого выводы сделаны, и перечисляет различные государственные органы и комиссии, на которые возложен контроль за исполнением и производством вооружения. Что ж, все это обнадеживает. Радует и то, что ВГК ВС РФ, Военно-промышленная комиссия во главе с заместителем председателя правительства Дмитрием Рогозиным в последнее время предпринимают энергичные и действенные меры для возрождения и реконструкции оборонной промышленности.
Но все это не снимает того главного вопроса, который мы ставим: как сделать программно-целевое планирование развития вооружения более жизненным и эффективным, чтобы оно было не только формально методологически выдержанным, но и позволяло взглянуть подальше за горизонт и по возможности предвидеть возможные сбои и объективные процессы, которые будут влиять на практическое осуществление планов.
Преобразования проводить с умом
В последнее время правительством РФ предпринимаются радикальные меры по реорганизации всей научной сферы страны. На заседании Совета безопасности РФ в начале июля, посвященном вопросам совершенствования военной организации России, Владимир Путин потребовал, чтобы в ближайшие два года была проведена также оптимизация военно-научного комплекса Минобороны, создана система перспективных военных исследований, найдены новые стимулы для привлечения и закрепления в военно-научных центрах молодых специалистов.
Все эти преобразования в принципе действительно назрели. Но невозможно принимать их в том виде, как они предлагаются Минобрнауки, когда все по существу сводится к тому, чтобы захватить заинтересованными чиновниками все имущество Российской академии наук (РАН), как это было сделано в Минобороны и некоторых других ведомствах. Это совершенно неприкрытое рейдерство. Эффективность, научная результативность деятельности РАН в последние годы действительно снизились, в то время как сложившаяся обстановка в мире требует научного и технологического прорыва. РАН засорили номенклатурными личностями типа Яковлева, которые никакого отношения к науке не имеют. Но это во многом является следствием духовного спада и разрухи в стране в 90-е годы. Но при всех имеющихся недостатках и нерешенных проблемах нет оснований для того, чтобы огульно охаивать всю деятельность РАН. Например, в статье Алексея Мухина («НГ» за 28 июня 2013 года) вся оценка деятельности РАН сводится к сугубо формальным критериям, не имеющим прямого отношения к сути науки. Автор даже для приличия не считает нужным упомянуть, что наша наука обеспечила выход в космос, овладение ядерной энергией, завоевание стратегического паритета, и это обеспечило предотвращение третьей мировой войны с катастрофическими последствиями для всего человечества. Наша страна до сих пор выживает и как-то сохраняет остатки своей суверенности исключительно за счет этих научных достижений.
Алексей Мухин и даже государственные деятели высокого ранга оценку деятельности РАН пытаются делать на основе критериев публикуемости статей или их цитируемости в зарубежной печати, хотя давно уже не является секретом, как это цитирование организуется определенными околонаучными кругами. Если придерживаться сугубо этих критериев и «индекса Хирша», то Королев и Курчатов оказались бы на задворках рейтингов цитируемости.
Главной целью реорганизации Российской академии наук (РАН) ставится освободить ее от распоряжения своим имуществом и финансами. Но совершенно очевидно, что практически у кого финансы, тот и будет определять приоритетные направления развития науки. Руководители научных учреждений останутся в стороне от всего этого процесса. Культ денег, барыша, убеждение, что главное в любой области деятельности – это манипулирование финансами, наглядно проявились в области здравоохранения, когда этой отраслью руководили Зурабов или Голикова и довели ее до полного вырождения: сельская местность вообще лишилась возможности получать медицинскую помощь, а врачи начали избивать и убивать послеоперационных беспомощных больных.
Да и недостаточная результативность работы РАН во многом объясняется невостребованностью новых идей, научных открытий и инновационных технологий. Не случайно наши молодые ученые, попав за рубеж, оказываются почему-то востребованными и даже становятся нобелевскими лауреатами. Недавно в связи с неудачным запуском ракеты на Байкануре многие СМИ сообщали об этом, как о наглядном примере неблагополучия в нашей научной сфере. Но наука здесь ни при чем. Наука знает, как это делать, спутники запускали в космос еще 50 лет назад. Но отстает технологическая, производственная база, особенно в области точного приборостроения, перестали готовить квалифицированных специалистов.
Безусловно, нужно совершенствовать и работу РАН, но при всех обстоятельствах сохранить ее научную и финансовую самостоятельность, не подпирать ее со всех сторон чиновниками.
При реорганизации РАН и уточнении направленности ее научных исследований в свете указаний президента РФ Владимира Путина желательно более полно учесть и нужды обороны страны, особенно в сфере невоенных форм и средств противоборства. Для этого необходимо не сокращать, а расширить исследования в области не только естественных, технических, но и общественных (гуманитарных) наук, особенно в информационной, психологической, социально-политической, экономической сферах. С этой целью желательно расширить состав и уточнить направленность работы секции оборонных проблем, включив дополнительно в ее состав специалистов из области общественных наук.
Целесообразно также уточнить состав и активизировать работу Научного совета РАН по оборонным проблемам.
Совершенно ненормально, что в РАН нет специального отделения по оборонным проблемам. Интересы дела требуют, чтобы оно было создано и системно занималось исследованием современного характера войн и путей более экономичной и эффективной организации обороны страны с учетом многовекторного и более сложного характера угроз для безопасности страны, установив более тесное взаимодействие с Академией военных наук и РАРАН.
Требуется, конечно, и преобразование организации научной работы в Вооруженных Силах. Академией военных наук подготовлены предложения по этим вопросам, и желательно их рассмотреть.
Махмут Гареев, президент Академии военных наук, генерал армии
Опубликовано в выпуске № 29 (497) за 31 июля 2013 года