Если почитать новости из Сколково за последние месяцы, то станет ясно, что проект в опасности. Аудиторы Счетной палаты, а за ними и представители Следственного комитета дружно вскрывают факты нарушений и злоупотреблений в фонде «Сколково». Были возбуждены уголовные дела — сначала против бывшего директора финансового департамента фонда Кирилла Луговцева, подозревавшегося в растрате 24 млн рублей, потом против старшего вице-президента фонда Алексея Бельтюкова, которого обвиняют в растрате $750 тыс. (примерно 22 млн рублей). Эту сумму он передал депутату Госдумы Илье Пономареву за работу, которую тот якобы не выполнил. Уже родилась теория о том, что под видом оплаты лекций куратор проекта Владислав Сурков финансировал оппозицию. Финансировал или нет, не ясно, а вот что у кампании против Сколково есть политический подтекст — это точно. Как известно, Сколково было флагманским проектом медведевской эпохи, и нападки на наукоград — часть кампании по «окружению» премьера Дмитрия Медведева, которого в недалеком будущем может ждать отставка.
По мнению политологов, в сложившейся ситуации фонд может стать жертвой политических игр. «Пока Дмитрий Медведев был президентом, ему позволяли играть с инновациями, дали даже создать свой потешный полк, — говорит политолог Дмитрий Орешкин. — Сейчас же экономическая ситуация ухудшается, и президент Владимир Путин решил укреплять ручное управление в советском стиле, а не делать ставку на инновации». Дискредитируя Сколково, власть хочет внушить обществу, что наукоград — это очередной обман, а реальными делами занимаются совсем другие люди.
Надо сказать, что с самого начала судьба проекта Сколково складывалась непросто. «В частности, недовольство вызывало то, что ряд российских ученых мирового уровня не получили приглашения работать в Сколково, — рассказывает ведущий эксперт «Инжиниринговой компании «2К» Сергей Воскресенский. — При этом большие суммы из федерального бюджета шли на заключение контрактов с рядом зарубежных компаний, не способных привнести что-либо новое в российскую науку». В качестве примера спорной и неоднозначной сделки аналитик называет контракт между Сколково и корпорацией Boeing. Контракт был, безусловно, выгоден США, так как предусматривал, в частности, поставку в Россию пятидесяти самолетов Boeing-737 на сумму $4 млрд. Это позволило создать четыре тысячи новых рабочих мест в аэрокосмической отрасли США, но выгоды российской стороны были не так очевидны. В Москве уже работали на тот момент два центра корпорации, которые занимались в основном созданием отдельных деталей для самолетов.
Однако среди ученых и экспертов немало и тех, кто считает, что от проекта Сколково есть польза. «Очень легко выплеснуть с водой ребенка, — говорит заместитель главного редактора журнала «Наука и жизнь», кандидат технических наук Дмитрий Зыков. — Я лично знаю несколько человек, которые сотрудничают с фондом и которым этот проект дал возможность заниматься наукой, а не бегать по кабинетам в поисках денег на исследования и внедрение».
С Зыковым согласен и научный директор компании Quantum Pharmaceutical, биофизик Петр Федичев. «В России на ранних этапах разработки инновационных продуктов не существует никаких иных источников финансирования, кроме Сколково, — отмечает он. — Все остальные институты развития, вроде Министерства промышленности и торговли, Российской венчурной компании и «Роснано», принимают проекты на более поздней стадии развития, а вот диапазон от идеи до первого прототипа никто, кроме Сколково, заполнить не мог».
Доктор биологических наук, заведующий лабораторией нейрофизиологии и нейроинтерфейсов биологического факультета МГУ Александр Каплан рассказывает: «Мы не только стали участниками проекта, но и получили грант. Впереди еще полтора-два года работы, по итогам которой должен появиться нейроинтерфейс, позволяющий передавать команды мозга непосредственно на робототехнические устройства». Правда, несмотря на это, Каплан критикует существующую систему отбора заявок на софинансирование, из-за которой многие достойные, по его мнению, проекты не получили финансовой поддержки. «Грант дается только в том случае, если есть соинвестирование со стороны частного бизнеса, — говорит ученый. — На любой проект 70% средств дает Сколково, но только в том случае, если 30% внесет частный инвестор». А поскольку в России бизнес ориентирован на быструю окупаемость и высокий процент прибыли, то компании, естественно, сталкиваются с проблемами при привлечении частных инвестиций.
Тем не менее деятельность Сколково уже способствовала появлению ряда интересных инновационных проектов. Особенно заметны они в области IT и биофармакологии. Иллюстрацией успешного частно-государственного партнерства, например, является контракт фонда и компании «Трансгенфарм». Благодаря ему на рынке появился препарат лактоферрин — вещество, которое содержится в женском грудном молоке. В последнее время у многих кормящих мам не хватает этого компонента, а без него молоко ребенком не усваивается. Лактоферрин, производимый химическими способами, дорог и не всегда соответствует требованиям по качеству. А в компании «Трансгенфарм» вещество добывают биотехнологическим способом из молока трансгенных коз, объясняет Дмитрий Зыков.
Еще один пример эффективной деятельности фонда — сотрудничество Сколково с компанией «Биохарт», которая занимается исследованиями и разработкой препаратов на основе человеческих белков. Полученные лекарства могут применяться для лечения, в частности, инфекционных и аутоиммунных заболеваний кожи и слизистой оболочки. По словам Дмитрия Зыкова, разрабатываемое компанией «Биохарт» вещество, в отличие от существующих аналогов, не вызывает аллергии. Препарат готов к доклиническим испытаниям, но до потребителя он дойдет не раньше чем через 5—8 лет. Такой долгий цикл испытаний новые лекарства проходят во всем мире.
В сфере IT тоже есть интересные проекты — в их числе разработки системы голосового управления для Android и системы Workle. «После отбора заявок с участием независимых экспертов из разных стран фонд «Сколково» устроил road-show для своих IT-проектов в США и получил позитивную оценку западной прессы», — рассказывает стартап-менеджер Антон Носик. При этом некоторые начинания Сколково могут произвести настоящий переворот на рынке. Так, одна из поддержанных фондом заявок — разработка системы по анализу изображений «Кузнеч». «Изображение — это следующий язык коммуникации. Года через три вы сфотографируете человека на улице или здание, а телефон вам выдаст ссылку на страницу в социальных сетях этого человека или на адрес и историю сфотографированного здания. Это то будущее, которое нас ждет очень скоро», — добавляет Носик.
Инвесторы, как и ученые, не хотят закрытия Сколково. «Ранее многие компании выражали сомнения в перспективах фонда, —комментирует ведущий эксперт УК «Финам Менеджмент» Дмитрий Баранов. — Сейчас же резидентами — участниками проектов Сколково стало свыше 700 компаний. И этот простой факт говорит о многом».
Аналитик «Инвесткафе» Сергей Гуляев, в свою очередь, прикидывает, сколько может зарабатывать фонд, если ему удастся реализовать хотя бы некоторые из поддержанных им заявок: «В фармацевтике компания «Квантум», занимающаяся созданием новых активных соединений, ожидает прибыли в $2,5 млрд через 5—7 лет. В космических технологиях «Даурия технологии» планирует получать около $100 тыс. от продажи спутников, а также от $20—40 млн — от передачи информации».
«Принято ругать Сколково, но я бы не стал присоединяться к этому хору, — резюмирует Дмитрий Зыков. — Конечно, соотношение потраченных денег и отдачи, на мой взгляд, неоптимально, но это не повод сворачивать весь проект». Если, конечно, в Кремле не решат, что политическая отдача от ликвидации проекта будет выше.
Наталья Еремина, Роман Уколов
