О флоте и военном кораблестроении
Флот болен, корабельный состав закритический, очередная Цусима – вот неполный перечень заключений о состоянии российского ВМФ, звучащих не только в публикациях обозревателей, но подчас и лиц с определенным служебным положением. Под стать названным оценкам звучат и некоторые резюме зарубежных специалистов.
Зачем снова об этом
Вы, наверное, знакомы с высказываниями командования ВМС США: «С распадом Советского Союза и прекращением деятельности советского ВМФ в открытом океане исчезла главная угроза для ВМС США…» Или заключение Американского совета по технологиям в области военного кораблестроения о цели боевых действий ВМС, отличающееся нескрываемой дерзостью и демонстрацией своего превосходства: «Осуществление господства на море и лишение противника возможности осуществления такого господства…»
Есть оценки и потенциала судостроительной промышленности. Французские комментаторы, например, утверждают, что русские неспособны создать новую неатомную ПЛ на смену советской ПЛ класса «Кило».
Конечно, последнее двадцатилетие дало повод пессимизму соотечественников и бравурности оценок «заклятых друзей» об их бесспорном превосходстве.
Но не будем забывать уроки прошлого. Четырежды Россия возрождала свой ВМФ (после Крымской войны, Цусимы, 1917 года, 1941–1945 годов). Последнее возрождение, метко названное «Золотым веком кораблестроения», вывело страну в число мировых лидеров. Вплоть до конца 80-х годов прошлого века мы имели паритет с ВМС США – по 1/3 мирового тоннажа.
И сегодня принятые руководством страны стратегические решения и обозначенные ресурсы – исторический шанс ВМФ и кораблестроителей. Не упустить его – значит определить роль ВМФ в системе вооруженных сил страны – его миссию в современном мире, сформировать долгосрочную программу создания нового ВМФ, определить главные приоритеты и перспективные технологии, модернизировать промышленность, подготовить военные и гражданские кадры.
Данный материал подготовлен в основном по пленарному докладу автора на международной морской технологической конференции (май, 2012). Текст доклада опубликован в книге «Флот, судостроение, наука». Размышления о путях развития. С-П, 2012, ЦНИИ имени академика А. Н. Крылова.
Несколько слов о военной силе
Военная сила была и остается одним из инструментов достижения геополитических целей во взаимоотношениях государств, а также в борьбе за экономические ресурсы и контроль над производством. Определяя военную силу как составляющую набора средств достижения цели, руководители НАТО среди необходимых составляющих силового воздействия называют:
- ресурсы и возможности их использования;
военная мощь как способ обеспечения необходимой меры принуждения;
информация, то есть осведомленность в реальном масштабе времени.
Почему автор обращается к этой теме? Военно-морской флот – одна из важнейших составляющих военной силы, потенциал которого нарастает, пожалуй, наиболее интенсивно. Этому есть целый ряд известных причин, по которым ООН назвала XXI век веком океана. Вместе с тем нередки публикации, несущие некую неоднозначность оценок. Как пример назову статью «Неочевидный фактор – сила оружия». Один из главных выводов: «Широко распространенная точка зрения, что военная сила – это главный на протяжении всей истории инструмент политики государств – прогрессирующе теряет свое значение». Оставив в стороне слово «прогрессирующе», в принципе это вполне дисскусируемый тезис. Прогнозируемая к 2020 году технологическая революция в области био-, нано-, информационных и коммуникационных технологий и материалов может привести к тому, что угрозы невозможности освоения революционных технологий (об этом подробно далее) могут оказаться значительнее порождаемых военной силой. Спорить о бессмысленности с экономической точки зрения захвата территорий и их удержания также нет необходимости. Как ни скрывают некоторые политики, дешевле и эффективнее менять лидеров государств – насаждать «удобные» режимы, что происходило и будет происходить.
Итак, казалось бы, все логично. Но в ряде статей, в том числе и в цитируемой, утверждается о надуманности военной угрозы, абсолютной неадекватности представлений о военной угрозе и вообще-де страна в 1991 году распалась из-за несдерживаемых аппетитов военно-промышленного лобби, а «…остатки денежно и интеллектуально обескровленной академической части ВПК, пугая фантасмагорическими угрозами, требуют от Министерства обороны денег» и т. п. Вряд ли авторам этих утверждений неизвестно об истинных угрозах и о том, как все было. Но это не моя тема. Хочу сказать о надуманности и фантасмагоричности угроз.
Для нас, занимающихся анализом мировых тенденций развития ВМС и созданием кораблей, военно-морская сила, напротив, прогрессирующе набирает свое значение. Такие же оценки дают и зарубежные специалисты по военно-морской технике, а происходящие события только подтверждают эту тенденцию.
Под лозунгом «Мы несем демократию странам», а на самом деле чаще всего по экономическим соображениям известные страны наращивают военную силу, и в первую очередь военно-морскую, из-за географии горячих точек. И не только наращивают, но и успешно демонстрируют ее возможности. Достаточно упомянуть атомные авианосцы и многоцелевые АПЛ – участников всех локальных конфликтов и неизменных «наблюдателей» в зонах политической нестабильности и экономической заинтересованности. Перед ВМС США, например, поставлена цель – обеспечить господство на море там и тогда, когда потребуют их национальные интересы. И это неадекватно тому, что «Морские пути – нынешние и вероятные будущие (тут резонно вспомнить Арктику) остаются, как и во все времена классической геополитики, главным объектом интереса великих держав» («ВПК», № 2, 2013).
А за разговорами о евроПРО уже реально создана мобильная ПРО, размещаемая на кораблях пока еще только США и Японии, а в перспективе – на кораблях стран НАТО, перечень которых уже озвучен. И что-то незаметно, чтобы США, Великобритания, Франция – члены «ядерного клуба» сокращали свои затраты на атомные авианосцы, стратегические и многоцелевые АПЛ, надводные ударные корабли океанской зоны, универсальные десантные корабли да еще с авиационным вооружением. Напротив, вся упомянутая троица, имея бесспорное и многократное превосходство на море, реально начала очередной цикл работ по новому поколению всех упомянутых кораблей.
Обозначенное наращивание – самое яркое свидетельство роста значения военной силы и в наибольшей мере военно-морской. Более того, наращивание военной силы идет устойчиво к границам России и ее союзников.
Развивающиеся страны, принимая меры к вхождению в «ядерный клуб», продолжают интенсивно наращивать неядерные морские силы. Заказы неатомных ПЛ, фрегатов, корветов, универсальных десантных кораблей достигают нескольких сотен. Некоторые из этих стран создают также экспедиционные силы, проецируя операции на большом удалении от собственных берегов.
В этой же публикации удивительно серьезное, хотя и многозначительное утверждение: «И мы, кажется, сами не до конца знаем, для чего сегодня военная сила и сколько ее нужно». Если угрозы «фантасмагорические» или противник виртуальный, то, извините, она нужна только для борьбы с пиратами. И зачем нам тогда «Петры Великие», «Юрии Долгорукие». А если всерьез? Нам действительно необходимо однозначно определиться, к каким войнам мы должны быть готовы сегодня и в будущем. Надо разобраться с угрозами на стратегических направлениях и определить те соединения сил, которые могут воспрепятствовать этим угрозам (симметрично или асимметрично). Только после этого можно понять, какие Вооруженные Силы строить и какова при этом миссия Военно-морского флота.
Невольно вспоминаешь академика А. Н. Крылова. Сто лет назад по поводу полемики о том, строить ли дредноуты или крейсеры, эсминцы и подводные лодки, он писал: «Спор на эту тему бесконечный и может быть решен, когда будут выяснены вероятный противник, таким образом, стратегическая задача, предстоящая флоту». Можно ли более вразумительно и однозначно сформировать необходимые условия воссоздания флота?
Возможно, ответы на эти системообразующие вопросы будут даны в документах, связанных с новой Госпрограммой вооружения. Как сообщило РИА Новости (31.01.2013): «Госпрограмма вооружения до 2025 года будет базироваться на прогнозе угроз национальной безопасности на 30-летний период и военно-технических данных на ближайшие десять лет». Замечательно. Вот только вопрос: почему прогноз угроз на 30, а военно-технические данные на десять лет? Не повторим ли мы ту же ошибку, которая не позволила нам в течение почти четверти века следовать единой стратегии развития Военно-морского флота. Мы работали и работаем до сих пор по локальным решениям без долгосрочной программы. Это видно по тому разнообразию проектов и номенклатуры кораблей, которую не может позволить себе ни одна из крупных морских стран. А в итоге сегодня в океан могут выйти только корабли «горшковского флота».
Может быть, есть смысл посмотреть на опыт других стран, ну хотя бы США, Франции и Великобритании.
США законодательно планируют ГПВ в части ВМС на 30 лет с корректировкой раз в три года (таблица 1).
Таблица 1 |
Планирование скользящее, номенклатура в основном постоянная. Корректировка количества кораблей конгрессом при рассмотрении бюджета.
Главное здесь – сбалансированная и постоянная на долгие годы номенклатура и серийность, позволяющая снижать трудоемкость вдвое по сравнению с головным кораблем.
Один из главных принципов оптимизации программы – модификации проекта: платформа – изделие долгоживущее, а вооружение, циклы смены поколений которого более часты (особенно РЭВ), меняется два-три раза за жизненный цикл корабля.
Несколько лет назад руководитель страны, а позднее и Совет безопасности поручили Минобороны разработать для законодательного утверждения долгосрочную программу развития ВМФ РФ. Было бы неплохим решением, основываясь на упомянутом 30-летнем прогнозе угроз, разработать на этот же период программу развития ВМФ как руководство к включению в конкретный плановый период проектов кораблей или их модификаций из долгосрочной программы.
Принцип реализации преимуществ объединенных группировок разнородных сил известен давно. Возможно, он и послужил первопричиной разработки сетецентрических методов ведения войны и боевых действий. В свое время генерал М. Тейлор в выступлении на заседании комиссии конгресса США отметил, что «если нам придется воевать, то нас не будут интересовать виды вооруженных сил как таковые. Нас будут интересовать функциональные по своему составу оперативные силы, представляющие собой комбинации элементов армии, военно-морских и военно-воздушных сил и предназначенные для выполнения определенных задач… Однако проблема заключается в том, что мы не составляем бюджет в этих категориях. Поэтому не будет преувеличением сказать, что мы не знаем, какого рода и какой уровень обороны мы получаем в пределах того или иного бюджета».
Перспективные образцы ВМС должны строго соответствовать стратегическим целям национальной безопасности страны
Это замечание было вызвано тем, что действовавшая система бюджетирования предусматривала разделение установленного военного бюджета между видами вооруженных сил с предоставлением командованию видами права распределения средств в интересах своего вида. Впоследствии было осознано, что такой способ подготовки оборонного бюджета неэффективен и что правильные решения о выборе основных систем оружия могут быть приняты только исходя из стратегических целей в области национальной безопасности, но никак не из задач отдельного вида вооруженных сил. Ликвидацию этой проблемы удалось осуществить принятием нового принципа подготовки программы вооружения и ее финансирования, получившим название «планирование – программирование – разработка бюджета».
Первой фазой нового принципа было определено военное планирование. Цель – разработка объединенного плана стратегических задач обеспечения национальной безопасности на основе изучения потребностей в традиционном смысле и военно-экономического исследования альтернативных путей (изучения «стоимости-эффективности»).
Вторая фаза – программирование – это группировка всех видов деятельности Министерства обороны в программные элементы определенного назначения, сведение их в интегрированные сочетания людей, техники, сооружений, соотносимых со стратегическими целями. Программные элементы выражаются как числом летательных аппаратов, кораблей, боевых ракет и т. п., так и финансовой потребностью по трем категориям: исследования и разработки, капитальные и эксплуатационные затраты.
Третья фаза – разработка бюджета – стыковка ассигнований согласно структуре бюджета на основе данных о финансовых потребностях программных элементов и стратегических целей. Таким образом, сводный документ сбалансирован по средствам, потребностям в силах, по личному составу, технике, имуществу, сооружениям с военными задачами, соответствующими целям национальной безопасности. Соответственно при планировании образцов вооружения и военной техники достигалось соответствие их назначения и тактико-технических характеристик стратегическим целям национальной безопасности (военной доктрины).
Понимать это следует так, что действия никакого вида ВС не отождествляются однозначно с целями национальной безопасности. Например, программные элементы ВМС США (корабли, суда, сооружения) являются составными частями по крайней мере четырех стратегических целей: стратегические силы, силы общего назначения (ведения локальных войн или конфликтов), морские и воздушные перевозки, централизованное снабжение и обеспечение.
Именно поэтому было признано недопустимым брать за основу бюджетирование по видам ВС и планирование перспективных образцов исходя из локальных амбиций данного вида (или его руководителя).
Не предлагая копировать рассмотренную систему, нельзя не обратить внимания на некоторые вполне логичные ее системообразующие элементы.
В 70-е годы прошлого столетия этот принцип пытались реализовать в нашей стране под названием «Программно-целевое планирование». В последние годы звучат призывы к программно-проектному (проектному) планированию. Эта тема заслуживает весьма обстоятельного обсуждения, которое по существу уже публично начал А. Белоусов – нынешний министр Минэкономразвития (Ведомости.RU, 06.12.2012).
О некоторых целевых установках военно-морской деятельности
Составляющие военной силы – вооружения и методы ведения боевых действий постоянно находятся под одновременным воздействием нескольких процессов эволюционно-революционного характера.
Важнейшими из них назовем:
- появление новых технологий – фундамента очередной военно-технической революции, главными продуктами которой стали освоение киберпространства, расширяющееся применение боевой робототехники и освоение нетрадиционных видов оружия;
приоритет эффективности взаимодействия над техническим совершенством, замещение массовости скоростью реагирования, оптимизацией состава и развертывания сил;
массовое использование коммерческих (COTS) технологий в создании разнообразной военной техники;
реализация преимуществ объединенных группировок разнородных сил, важнейшей технологией действий которых стали так называемые сетецентрические методы ведения войны.
Упомянутые процессы не могли не коснуться морской составляющей военной силы. Для оценки их влияния на развитие ВМС обратимся к мнению зарубежных специалистов.
Таблица 2 |
Прежде всего об изменениях в вооруженной борьбе на море в средне- и долгосрочной перспективе. Вот один из американских прогнозов (таблица 2).
Не требует доказательств, что глобализация, изменения на карте мира, региональные процессы, связанные в том числе с борьбой за углеводородное сырье, повлияли на направления морской деятельности и облик военно-морских сил. Что бы понять существо и степень этого влияния, рассмотрим ВМС «большой военно-морской двадцатки» по группам, явно выраженным по возможностям и конечным целям (таблица 3).
Просматриваются группы:
- Россия и Китай;
США, Франция и Великобритания;
остальные страны.
Как следует из этой таблицы, наибольшим потенциалом ВМС располагают США, тем более с учетом их союзников – Франции и Великобритании.
Таблица 3 |
Это примерно половина всего военно-морского тоннажа, весь атомный авианосный флот мира, наибольшее количество боевых блоков межконтинентальных ракет АПЛ, несравнимо большее число многоцелевых АПЛ и подавляющее число надводных кораблей, включая универсальные десантные, дальней морской (океанской) зоны (таблица 4).
Интерес представляют также вариации заявлений о стратегии и целевых установках ВМС США и их союзников по НАТО – Франции и Великобритании.
1. Документ ADR-2010 гласит: США отказываются от 25-летней стратегии одновременного ведения двух войн. Теперь новая стратегия развития ВМС «Морская мощь 21» декларирует готовность к многочисленным разнохарактерным конфликтам и «противостоянию намного более широкому спектру угроз безопасности».
2. Примерно в то же время главные задачи ВМС США озвучивают так:
- противостояние исламскому радикализму;
сдерживание потенциально опасного Китая и «авторитарных капиталистических государств»;
подготовка к действиям в районах появления «ядерно-вооруженных государств».
3. Еще раз напомним о заключении Американского совета по кораблестроительным технологиям. Перед ВМС США поставлена задача обеспечения господства на море там и тогда, когда этого потребуют национальные интересы США.
Таблица 4 |
4. В феврале 2010 года США опубликовали изменения в стратегии ПРО. Основными особенностями перспективной ПРО названы «мобильность и быстрота передислокации, чтобы обеспечить присутствие сил в любом регионе». Поэтому решение задач ПРО должно быть возложено на корабли ВМС. Что и реализуется поэтапно. На вопрос об угрозе стратегической безопасности России бывший советник главкома ВМС США ответил, что нынешние перехватчики не смогут развить необходимую скорость, но к концу 2018 года новые противоракеты SM-3 IIA и радары смогут раньше захватывать цель.
И вот последнее сообщение о секретном меморандуме с новым списком целей для стратегических сил США («Коммерсантъ», 11.02.2013). Напомним, что около 40 процентов всех боевых блоков США несут атомные ПЛ. То, что в американском списке целей остаются российские объекты, вряд ли кого удивило. Точно так же не стало неожиданным для специалистов и предложение о существенном двустороннем сокращении ядерных зарядов. О побудительных мотивах мы писали неоднократно. Но трогательную заботу об экономии на этом восьми миллиардов долларов иначе как «двойным дном» (как говорят корабелы) не назовешь.
Серия подобных, казалось бы, противоречивых заявлений не оставляет сомнения о растущем значении военной силы и целевых установках стратегии ВМС США и их ближайших союзников.
А материализуется эта стратегия путем постоянного наращивания потенциала ВМС. Он включает распределенную по просторам Мирового океана единую сеть систем обнаружения, боевых сил и сил вторжения.
Характерной особенностью типажа основного корабельного состава ВМС США, Франции, Великобритании (таблица 4) является его неизменность, несмотря на конец холодной войны, глобализацию и пр. Изменения видны в другом:
- в определении зон приоритетов ВМС США и связанным с этим новым определением места и характера действия флота;
в резком повышении эффективности кораблей как следствие общего научно-технического прогресса и разработок на его основе новой военно-морской техники: в первую очередь систем обнаружения – защиты, связи – управления и оружия на нетрадиционных принципах.
Технологические возможности разных стран в укреплении военной мощи
Как уже упоминалось, важнейшей тенденцией стала реализация принципа сетецентрического метода ведения боевых действий. Основная идея этого принципа – обеспечение информационного превосходства. Цель – обеспечение достоверности и осведомленности в реальном масштабе времени и организация взаимодействия разведывательно-информационных и собственно боевых (ударных) сил. Как известно, МО США интенсивно наращивает технологические возможности сети GIG (Global Information Grid), включающей спутниковую систему с лазерной передачей информации. С помощью этой сети и специальных унифицированных интерфейсов и протоколов передачи информации обеспечивается связь участников объединенных сил: самолетов, кораблей, наземных средств.
Техническая сложность и дороговизна создания подобных систем стала побудителем для некоторых стран поиска альтернативных путей обеспечения превосходства над противником. Сообщается, что китайские специалисты таким путем считают асимметричное воздействие на противника – огневое и электронное поражение элементов информационной сети.
Понятно, что информационная составляющая и развитие коммуникационных сетей стали одними из ведущих факторов глобальной технологической революции – новой технологической волны XXI века наряду с био-, нано- и материаловедческими технологиями.
Наиболее подробный анализ ускоряющегося развития био-, нанотехнологий, материаловедения, проектирования и производства, а также информационных и коммуникационных технологий к 2020 году дан в обстоятельном докладе RAND Corporation (The Global Technology Revolution 2020, In-Depth Analyses).
На основании нескольких параллельных исследований состояния технологических тенденций всемирного значения и их конкретной реализации сделан вывод, что в технологиях 2020 года будет продолжаться интеграция разработок многочисленных отраслей науки.
Для анализа возможного влияния примененных технологий на общество сделана комплексная оценка, представляющая сумму показателей по секторам общества, на которые может повлиять применение технологий, а также технической исполнимости, реализуемости и глобального распространения. В число выбранных секторов общества включены «укрепление вооруженных сил будущего», «укрепление внутренней безопасности и общественного порядка». Рассмотрены 56 различных технологий, из которых на основе индекса оценки влияния отобрана представительская группа из 16 технологий. Эта группа позволила оценить уровни реализации технологий и ее значение для важных общественных проблем.
В связи с серьезными различиями между регионами и отдельными странами региона выбраны 29 представительских стран – кандидатов регионов. На примере этих стран и произведены упомянутые оценки.
В нашу задачу не входит полный анализ по всем секторам общества. В связи с темой статьи рассмотрим прогнозы по разделу «Укрепление вооруженных сил будущего».
В докладе RAND Corporation отмечается, что способность стран к внедрению технологий для укрепления ВС в будущем и внутренней безопасности несильно отличается от общей способности по другим секторам общества. Дается также общая оценка тенденций угроз и целей военных операций. Цитата: «Окончание холодной войны и появление новых угроз для национальной безопасности оказали влияние на военные перспективы относительно районов боевых действий и вооружения. Театр военных действий будущего представляется более рассредоточенным. Вооруженным силам предстоит охватить более обширные и разнообразные по типу территории. В цели военных операций будет входить как одержание победы в войне, так и восстановление стабильности и осуществление миссий по оказанию гуманитарной помощи, выполнение каждой цели потребует от военных различных навыков и материальных ресурсов».
RAND Corporation дала следующие оценки приобретения всех или части 16 представительских технологий. 16 технологий – наибольшие шансы у семи из 29 рассмотренных стран (США, Канада, Германия, Ю. Корея, Япония, Австралия, Израиль). 12 технологий – у четырех стран (Китай, Индия, Россия, Польша). Девять технологий – у семи стран (Бразилия, Чили, Колумбия, Мексика, Индонезия, Ю. Африка, Турция). Менее трети из 16 технологий доступны Ирану, Пакистану, Египту и другим странам.
Валентин Пашин, инженер-кораблестроитель, академик РАН
Опубликовано в выпуске № 8 (476) за 27 февраля 2013 года
