Неприемлемый ущерб

Или «ZEROфикация» ядерного потенциала России

Публикация в американской газете Wall Street Journal статьи «Мир без ядерного оружия» послужила началом очередного витка дискуссий за безъядерный мир. Ее авторы – бывшие госсекретари США Генри Киссинджер и Джордж Шульц, бывший министр обороны США Уильям Пери и бывший председатель сенатского Комитета по Вооруженным силам Сэм Нанн – призвали «великие державы» начать процесс полной ликвидации ядерных вооружений.

На протяжении последующих двух лет институциональная база «безъядерного движения» укрепилась. В Гарвардском университете запущен проект по проблемам ликвидации ядерного оружия, аналогичный проект инициировал Международный институт безопасности. Эксперты в области безопасности стран ЕС создали Люксембургский форум, призванный вырабатывать стратегические проекты в области нераспространения ядерного оружия и ядерного разоружения. Гарвардский университет провел конференцию, посвященную 20-летию подписания Договора о РСМД и перспективам придания ему универсального характера. Следующим шагом стала международная конференция в Осло, организованная Гарвардским университетом и Институтом Гувера, в работе которой приняли участие делегации 128 государств. В Париже состоялась учредительная конференция нового движения «Глобальный нуль» (Global Zero), после чего администрация президента США попыталась вывести обсуждение вопросов ядерного разоружения на международный уровень.

Ключевые его положения были озвучены в Пражской речи Барака Обамы, впоследствии принесшей ему Нобелевскую премию мира.

Кто спотыкается о краеугольный камень политики

В усилившейся дискуссии в рамках концепции Global Zero все громче слышны голоса тех, кто ставит под сомнение адекватность традиционных подходов к определению будущего ядерного оружия и предлагает пересмотр понятийного аппарата и концепций, «унаследованных от прошлого». В этой связи обращают на себя внимание попытки внедрения в массовое сознание российской группой либеральных теоретиков ядерного сдерживания ряда спорных тезисов, направленных на пересмотр содержания категории «неприемлемый ущерб», которая является основополагающим понятием в большинстве дискуссий о перспективах отечественных ядерных сил. Декларируемые тезисы позволяют зачастую прийти к радикальным взглядам на будущее ядерного оружия как инструмента защиты национальных интересов Российской Федерации. На фоне втягивания Москвы в обсуждение концепции Global Zero и ожиданий Запада от России практических шагов по ликвидации своих ядерных вооружений обсуждение этого вопроса приобретает особую остроту.

Основа выдвигаемых идей по пересмотру концепции неприемлемого ущерба изложена в книге «Россия и дилеммы ядерного разоружения» под редакцией Алексея Арбатова, Владимира Дворкина, Сергея Ознобищева, изданной в ИМЭМО РАН в 2012 году, в которой весьма рельефно выдвинута группа тезисов.

Первый – главным недостатком подхода, базирующегося на использовании категории «неприемлемый ущерб», является его неопределенность.

Второй – величина неприемлемого ущерба зависит от исторических, экономических, социальных, психологических и других факторов, различных для всех государств. Известные критерии Андрея Сахарова, Роберта Макнамары и европейских аналитиков (полагавших достаточным для сдерживания несколько единиц боезарядов) носили сугубо теоретический характер, а результаты обширных исследований в этой области нельзя признать успешными.

Третий – дискуссия с целью определения согласованной величины неприемлемого ущерба в практическом отношении бесплодна.

Четвертый – в качестве критерия сдерживания более целесообразно было бы принимать примерный баланс потенциалов ответного удара. Гарантия взаимной способности ответного удара, оставаясь в центре стабильности, может впредь предполагать существенно пониженные критерии нанесения ущерба и менее жесткие требования к условиям выполнения этой задачи.

В военно-политический лексикон термин «потенциал гарантированного уничтожения» в 1967 году ввел министр обороны США Роберт Макнамара, тесно связывая его с понятием неприемлемого ущерба. Сам Макнамара следующим образом определял эту связь: «Краеугольным камнем нашей политики остается сдерживание от нанесения ядерных ударов по США или их союзников. Это становится возможным для нас путем сохранения способности к нанесению неприемлемого ущерба любому отдельно взятому агрессору или коалиции агрессоров в любой момент в процессе обмена ядерными ударами, даже в случае внезапного первого удара. Выше упомянутое может быть определено в качестве нашего потенциала гарантированного уничтожения».

Значения критериальных показателей неприемлемого ущерба были определены как поражение одной трети советского населения и двух третей промышленности СССР. Эти количественные значения были получены безотносительно оценок того, что действительно могло сдержать СССР, а с учетом эффективности ядерных ударов по густонаселенным районам. В 1960-х годах аналитики Пентагона полагали, что предложенный Макнамарой критерий неприемлемого ущерба обеспечивается доставкой 400 Мгт к объектам поражения на территории СССР. Критерием Макнамары руководствовался Вашингтон при определении количественного состава и боевых возможностей стратегических наступательных вооружений, которые должны были обеспечить его достижение в любых условиях развязывания военного конфликта.

Ближайшие помощники Макнамары Алан Энтовен и Уолтер Смит высказывались по этому поводу весьма определенно: «Сдерживание было переведено в гарантированное уничтожение, а гарантированное уничтожение – в количественные показатели достаточности... Главной причиной, почему мы остановились на 1000 ракетах «Минитмен», 41 подводной лодке «Поларис» и примерно около 500 бомбардировщиках, было то, что эффект от дальнейшего увеличения их числа был бы меньшим, чем связанные с этим затраты».

До Макнамары также существовали различного рода оценки масштабов применения ядерных сил, однако выражаемые не в терминах неприемлемости последствий, а в терминах требований к ядерным силам. Макнамара и его команда оказались первыми, кто поставили и решили вопрос о достаточности наносимого противнику ущерба. Тем не менее заслуживают внимание оценки «домакнамаровского периода»: критерий Гарри Трумэна – обеспечение «убийства нации» доставкой 400 ядерных боеприпасов (ЯБП); критерий Комитета стратегических оценок США – обеспечение «убийства нации» доставкой 100 ЯБП; американские исследования 50-х годов – потери 40% населения и 60% производства, обеспечивающиеся доставкой 50 ЯБП; критерий Германа Кана – прекращение исторического развития страны путем поражения 50–100% населения.

Жизнь после ядерной войны

В 70-х годах понимание критериев неприемлемого ущерба значительно углубилось. В целях оптимизации применения ядерных сил США, а также замедления восстановления экономики противника в случае войны стали учитывать не только прямой, но и косвенный ущерб экономике. Отсюда берет свое начало концепция выборочных ударов по ключевым отраслям промышленности. Аналогичный подход был применен американцами и к оценке собственной уязвимости на региональном, отраслевом и общенациональном уровнях. С одной стороны, это позволило выработать к началу 80-х годов комплексный подход к проблемам защиты гражданского сектора вместе с военным планированием, мобилизационной подготовкой экономики, а также к ведению переговоров о сокращении стратегических ядерных вооружений. С другой стороны, это привело к более глубокому осознанию критериев неприемлемого ущерба, что позволило, например, уже в конце 70-х годов отойти от критерия Макнамары и начать использование критерия Гарольда Брауна (известного физика, министра обороны в администрации Джимми Картера). По критерию Брауна неприемлемый ущерб с учетом различных факторов обеспечивался доставкой 200 боевых блоков мегатонного класса, то есть по отношению к макнамаровским оценкам был снижен в два раза.

В 80-х годах подходы к выработке критериев неприемлемого ущерба дифференцируются в зависимости от характера и варианта удара, важности объектов и дополняются качественными характеристиками состояния государства как социально-экономической и политической общности. В этот период зарождается актуальный и по сей день подход к идентификации критериев неприемлемого ущерба, базирующийся на определении возможных постядерных состояний и минимизации их количества. Базовая идея такого подхода в западных исследованиях была высказана Артуром Катцем в его работе «Жизнь после ядерной войны. Социальные и экономические потрясения после ядерной атаки по США», опубликованной в Кембриджском университете в 1982 году. В частности, выделялись следующие состояния страны:

– биологическое выживание разрозненных групп людей при отсутствии какого-либо управления ими и полном развале страны;

– региональное выживание при сохранении отдельных звеньев административно-политической структуры и отсутствия централизованного руководства ими на общенациональном уровне;

– государственное выживание, при котором сохраняются жизнеспособные общенациональные органы управления;

– социально-политическое выживание, при котором государство в целом сохраняет способность контролировать обстановку и проводить независимый курс на международной арене.

Необходимость конкретизации и параметризации указанных состояний на сегодняшний день выступает в качестве основного источника проблем методологического характера. До конца эта задача не решена. При этом уже к середине 80-х годов уровень развития математических инструментов позволял обеспечить связь между идентифицированным постядерным состоянием субъекта или объекта сдерживания с количеством доставляемых ЯБП, которое можно рассматривать в качестве одного из измерений критерия неприемлемого ущерба (КНУ). В частности, англосаксонские «фабрики мысли» давали следующие ответы на этот вопрос.

Стэндфордский институт: нанесение выборочных ударов 750-1250 ЯБП малого класса мощности по предприятиям 15 базовых отраслей промышленности США приведет к потери 33% производственных мощностей этих отраслей. При этом сохранившиеся мощности будут не в состоянии функционировать с прежней эффективностью. Валовый национальный продукт США не превысит 65–75% довоенного уровня. Время восстановления – 9 лет.

Кембриджский университет: удары 300–800 ЯБП различной мощности нанесут неприемлемый ущерб США.

Корпорация РЭНД (сокращение от Research and Development – научно-исследовательские разработки): нанесение ударов 200–300 ЯБП приведет к нарушению региональных экономических связей, вследствие чего экономика США не будет представлять собой единое целое; а удары по территории США 500 ЯБП по 550 кт и 200–300 ЯБП по 100 кт приведут к полному развалу экономики. Потери населения составят 65% (через неделю после нанесения ударов без учета мер защиты).

На современном этапе при идентификации критериев неприемлемого ущерба наибольшее распространение получили подходы, связанные с оценками уровня поражения военного и экономического потенциалов и временем их восстановления, а также подход, базирующийся на использовании математической геополитики, в частности, использующий понятия геополитического статуса и геополитической дистанции. Оба они базируются на необходимости конкретизации постядерных состояний объекта сдерживания.

Таким образом, на протяжении нескольких десятилетий понятие «неприемлемый ущерб» выступало в качестве основополагающего при рассмотрении таких категорий, как паритет, стратегическая стабильность, превосходство, сдерживание, военно-стратегический баланс. Это позволило обеспечить успешное решение вопросов, связанных с проблемами разоружения, заключения договоров о сокращении вооружений или при принятии решений о направлениях дальнейшего развития стратегических вооружений. Тем не менее сейчас ставится вопрос о пересмотре сложившихся подходов.

Взгляд с другого берега

Итак, рассмотрим более детально упомянутые ранее тезисы, являющиеся, по мнению их авторов, достаточным основанием для отказа (либо пересмотра сути) использования категории «неприемлемый ущерб».

Первый – главным недостатком подхода, базирующегося на использовании категории «неприемлемый ущерб», является его неопределенность. При рассмотрении концепции неприемлемого ущерба наиболее сложной является задача формирования цели ядерного конфликта и ее соотнесение (взвешивание) с получаемыми потерями и выгодами. Как было показано выше, эта задача связана с идентификацией постядерных состояний государства-агрессора и их минимизацией. Сложность решения проблемы идентификации КНУ обусловлена проблемами чисто методологического характера, вызванными невозможностью полного учета в формальных моделях всего множества значимых факторов. Однако несовершенство существующего методологического инструментария ни в теоретических, ни в прикладных исследованиях никогда не являлось достаточным основанием для их прекращения. Скорее наоборот, этот факт должен выступать в качестве движущей силы на пути к развертыванию и интенсификации широкомасштабных исследований по данной проблематике. В качестве примера можно привести задачи, которые решались математиками десятилетиями и столетиями, – доказательство гипотезы Пуанкаре, великой теоремы Ферма и другие.

Второй – величина неприемлемого ущерба зависит от исторических, экономических, социальных, психологических и других факторов, различных для всех государств. Критерии Сахарова, Макнамары и европейских аналитиков (полагавших достаточным для сдерживания нескольких единиц боезарядов) носили сугубо теоретический характер, а результаты обширных исследований в этой области нельзя признать успешными.

Несмотря на сложность решения и гиперпараметричность задачи идентификации критериев неприемлемого ущерба, их спектр не ограничивается только критериями Сахарова и Макнамары.

Действительно, психологический характер сдерживания признан давно. Обусловлено это осознанием того, что итоговым объектом сдерживания фактически является высшее руководство государства – потенциального агрессора, как орган, принимающий решение. В этой связи роль психологической функции в составе механизма силового стратегического сдерживания не ставится под сомнение. Прежде чем связывать влияние психологических факторов на критериальные значения показателей неприемлемого ущерба, отметим, что в настоящее время специалистами выделяется два направления исследований неприемлемости последствий:

– определение объективных уровней неприемлемости, предполагающее комплексный анализ различных сфер функционирования государства в условиях воздействия средств вооруженной борьбы;

– определение субъективных (воспринимаемых) уровней неприемлемости, предполагающее анализ механизма принятия «порога неприемлемости» и базирующееся на том факте, что для анализа неприемлемости важна не столько собственно оценка «физического» ущерба, сколько оценка его восприятия.

Очевидно, что существует различие между объективным и субъективным уровнями неприемлемости ущерба. Причем значения показателей второго из них могут оказаться на порядки меньше первого.

Признание существования субъективных уровней неприемлемости последствий позволяет некоторым исследователям минимизировать традиционные уровни ущерба до одного – нескольких боевых блоков, доставляемых к территории противника. При этом в качестве основных аргументов в пользу своей правоты используются не научные инструменты, а высказывания известных политиков, достоверность которых проверить не представляется возможным. Такой подход породил целое семейство субъективных критериев неприемлемого ущерба. К их числу относятся так называемые критерии Мао Цзэдуна (90% населения применительно к своей стране), Шарля де Голля (несколько боевых блоков), Джона Кеннеди (несколько боевых блоков), Рональда Рейгана (один боевой блок) и другие.

Само существование именно этих, часто цитируемых субъективных КНУ носит весьма условный характер. Причины этого обусловлены тем, что сделанные видными политическими деятелями заявления велись не в контексте обсуждения проблематики неприемлемого ущерба, а поэтому являются лишь информационной посылкой оппонентам о возможной реакции обороняющейся стороны на применение вероятным противником против нее ядерного оружия. Так, в основу критерия Мао Цзэдуна положен посыл, свидетельствующий о декларативном безразличии к наличию у оппонента ядерного оружия. Кстати, в период ядерной монополии такого рода политика была характерна и для советской дипломатии. Посылы Кеннеди, Рейгана и де Голля говорят о том, что даже при падении одного блока на их территорию агрессор получит ядерное возмездие. Тем самым в заявлениях известных политических лидеров прослеживается одна и та же мысль о недопустимости ядерного шантажа со стороны вероятного противника. Только в основу стратегии Мао Цзэдуна положена стратегия защиты слабого от сильного, а в основу американских лидеров – защита сильного от сильного. Поэтому и значения критериальных показателей заявляемого субъективного КНУ существенно отличаются: слабый игрок декларирует безразличие, заявляя о верхней границе неприемлемости, а сильный игрок говорит о нижних значениях этого параметра.

В целом, не отрицая существование субъективных уровней неприемлемости последствий вооруженной борьбы, необходимо констатировать, что достоверность сформулированных ранее субъективных критериев Мао Цзэдуна, Шарля де Голля, Джона Кеннеди, Рональда Рейгана до настоящего времени не подтверждена результатами ни индуктивных, ни тем более логико-дедуктивных методов анализа.

Третий – субъективные критерии неприемлемого ущерба не могут рассматриваться в качестве требований к перспективной группировке СЯС при планировании ее развития по следующим причинам.

Прозвучавший в определенный исторический период тезис, тем более из уст политиков стран – вероятных агрессоров, не может рассматриваться в качестве требований, предъявляемых к развитию СЯС Российской Федерации. Эта информация может выступать лишь в качестве рабочей гипотезы о существовании субъективных уровней неприемлемости у военно-политического руководства вероятного агрессора. Более того, очевидно, что одним – двумя боевыми блоками нанести объективно неприемлемый ущерб (имеется в виду физический) государству-агрессору невозможно. При этом может оказаться, что сдержать противника можно угрозой применения одного, двух и так далее ЯБП. То есть критериальные значения субъективно неприемлемого ущерба могут простираться от одного боевого блока вплоть до значений объективно неприемлемого ущерба. Однако какова достоверность такой оценки и каков временной интервал прогнозирования на основе таких оценок, насколько будет эффективен механизм стратегического сдерживания, опирающийся на субъективные уровни неприемлемости? Достоверных ответов на эти вопросы современная наука дать не может.

Действительно, эффект от угроз, базирующихся на использовании субъективно неприемлемого ущерба, в существенной мере зависит от психологических аспектов принятия решений ВПР страны-агрессора, что приводят к нестационарности его значений. Например, в некоторый момент времени вероятность сдерживания вероятного агрессора с опорой на ограниченный (единичный) потенциал СЯС может оказаться весьма существенной, а в следующий – уже нет. Все дело в том, как в текущий момент времени вероятный агрессор воспринимает потенциальный масштаб последствий применения ядерного оружия.

Таким образом, представленные выше аргументы позволяют констатировать, что концепция субъективных критериев неприемлемого ущерба, имея свое самостоятельное значение, в целом позволяет решать лишь ограниченный круг ситуационных подзадач (в основном – оперативное оценивание ситуации или ее краткосрочный прогноз), возникающих в процессе решения задачи стратегического сдерживания. Следовательно, при таком подходе ситуация неопределенности категории «неприемлемый ущерб» многократно возрастет, и в первую очередь из-за практически полного отсутствия в настоящее время математического аппарата, обеспечивающего учет психологических и поведенческих аспектов принятия решений вероятным агрессором при развязывании им крупномасштабного военного конфликта.

Четвертый – дискуссия с целью определения согласованной величины неприемлемого ущерба в практическом отношении бесплодна.

С данным тезисом нельзя не согласиться, если его авторы имеют в виду согласование значений критериальных параметров неприемлемого ущерба с вероятным агрессором. А если вести речь об обсуждении затронутой проблемы российскими военными экспертами, то выдвинутый тезис противоречит имеющейся практике научного обоснования решений, принимаемых в военно-политической сфере. Подобного рода дискуссии велись ранее и ведутся в настоящее время, только происходят они в формате встреч «за закрытыми дверями» по вполне понятным причинам.

В качестве критерия сдерживания было бы более целесообразно принимать примерный баланс потенциалов ответного удара. Гарантия взаимной способности ответного удара, оставаясь в центре стабильности, может впредь предполагать существенно пониженные критерии нанесения ущерба и менее жесткие требования к условиям выполнения этой задачи.

Надо ли нам сокращать свои СЯС?

При таких формулировках возникает ощущении о подмене цели существования СЯС. Как будто вместо решения задачи по обеспечению обороноспособности страны нам предлагают в качестве цели рассматривать формирование баланса с противостоящей стороной, который в рамках концепции Global Zero может привести к полному ядерному разоружению Российской Федерации. В докладе «Модернизация ядерной стратегии США, состояние и структура сил», составленном комиссией под руководством генерала Джеймса Картрайта (до лета 2012 года – вице-председатель Комитета начальников штабов – «НВО») для неправительственной организации «Глобальный нуль» констатируется, что современные ядерные арсеналы США и России «значительно превышают то, что является необходимым, чтобы соответствовать разумным требованиям сдерживания». В связи с этим в докладе предлагается сократить ядерные арсеналы США и России до 900 стратегических боеголовок и только половину этих ЯБГ держать оперативно развернутыми, а остальные – в резерве. Эти 450 оперативно развернутые ЯБГ находились бы в состоянии готовности к запуску в пределах от 24 до 72 часов. Резервные ЯБГ могли бы быть готовы к оперативному развертыванию в «пределах недель или месяцев».

Первопричиной необходимости и развития СЯС, обладающих гарантированной возможностью нанесения неприемлемого ущерба в любых условиях обстановки, является масштаб угроз военной безопасности Российской Федерации, которые необходимо парировать. Необходимым (но не достаточным) условием для постановки вопроса о радикальном снижении ядерного потенциала России является снижение масштаба угроз Российской Федерации. По имеющимся прогнозам военно-политической обстановки в период до 2030 года она останется крайне нестабильной и конфликтной на всех стратегических направлениях. На этом фоне постановка вопросов о ядерном разоружении России не столь безобидна, как это пытаются преподнести нам западные партнеры.

Таким образом, пересмотр концепции неприемлемого ущерба возможен только при значительном снижении масштаба внешних угроз военной безопасности и наличии подтверждающих этот факт долгосрочных достоверных оценок, либо при радикальной трансформации цивилизационных основ мироустройства (хотя трудно надеяться, что все жители Земли вдруг станут гуманистами).

С учетом сказанного выше можно сделать несколько обобщений и утверждений.

Несмотря на изменившуюся военно-политическую обстановку, масштаб угроз военной безопасности России не уменьшился, а, скорее, изменил свой характер. В условиях наращивания боевых возможностей сил общего назначения НАТО во главе с США и придания им явно выраженных наступательных возможностей; дальнейшего развертывания ПРО США, роль которой в условиях ограниченных потенциалов СЯС противостоящих сторон существенно возрастает, провоцируя страну, обладающего ею, к превентивному удару; отказа США от подписания юридически обязывающего документа о ненаправленности ПРО США против России – задача сохранения достаточного потенциала СЯС РФ сохраняет свой высший государственный приоритет.

В условиях невозможности со стороны Российской Федерации обеспечить достаточно эффективное безъядерное парирование действий США в военно-технической сфере ответ на вопрос о стабильности такой геополитической ситуации можно дать словами одного из наиболее ярких умов холодной войны, нобелевского лауреата по экономике Томаса Шеллинга: «Ситуация является устойчивой, когда ни одна из сторон не может уничтожить другую, независимо от того, нанесет ли она удар первой или второй, то есть когда ни одна из них не может, используя выгоду первого удара, уничтожить способность другой стороны нанести ответный удар».

При детальном рассмотрении тезисов, направленных на формирование позиции по отказу от применения на практике категории «неприемлемый ущерб» или придания этой категории новых смысловых наполнений, даже на уровне логического анализа выявляется широкий спектр их внутренних противоречий. Поэтому основания для отказа от концепции неприемлемого ущерба являются бездоказательными, а достаточность СЯС должна определяться через объективные уровни неприемлемого ущерба, который, в свою очередь, должен сохранить свою роль «внешнего дополнения» по отношению к моделям развития СЯС.

Дискуссия по вопросам ядерного сдерживания не должна являться плодом умозрительных рассуждений военных теоретиков. Те, кто ратует за радикальное сокращение СЯС, не приводят убедительных доказательств, что безъядерный мир будет более безопасным. Предлагаемые разоруженческие инициативы не опираются на результаты математического моделирования двусторонних боевых действий ядерных сил. Необходимо признать, что любая дискуссия о будущем ядерных сил России, ведущаяся в таком тоне, придает риторике схоластический характер, превращая обсуждение вопросов о будущем ядерного оружия в особый вид литературного творчества.

Василий Михайлович Буренок - доктор технических наук, профессор

Василий Буренок, Юрий Печатнов