Даже политические оценки требуют более точного обоснования
В № 2 еженедельника «Военно-промышленный курьер» размещена статья декана факультета мировой политики и мировой экономики НИУ ВШЭ, почетного председателя президиума Совета по внешней и оборонной политике (СВОП), председателя редакционного совета журнала «Россия в глобальной политике», доктора исторических наук Сергея Караганова «Неочевидный фактор – сила оружия». Публикуем ответ автору.
Статья, безусловно, фундаментальная. Особенно она интересна тем, что пишет ее один из признанных лидеров прозападной политологической элиты в России. А значит, она отражает в определенной степени доминирующие взгляды в этой среде.
За что воюют
Начинает свою статью Сергей Караганов с анализа изменения роли военного насилия в международной политике в современном мире. Здесь он делает два по сути взаимоисключающих вывода. Один состоит в том, что роль военной силы в мире снижается, а другой – военное насилие нарастает и страны интенсивно вооружаются. Так, отметив в одной части статьи, что «после двух мировых войн и появления ядерного оружия применение военной силы чаще рассматривается как политический провал», в другой он пишет: «Растущее почти повсеместно ощущение опасности современного мира и как следствие возрождение опоры на военную силу…» или «На глазах милитаризируется соперничество между главными конкурентами будущего – США и КНР».
Судя по тексту статьи, такая неопределенность вытекает из того, что автор провалы натовской, точнее, американской геополитики выдает за общемировую тенденцию.
Если проанализировать источники и характер войн и вооруженных конфликтов последних 20 лет, то станет очевидным, что практически все они были развязаны и проведены США, Израилем и их союзниками по НАТО. В качестве примеров можно привести военную операцию в Югославии в 1999-м, войны в Афганистане в 2001-м и в Ираке в 2003-м, интервенцию НАТО в Ливии в 2011 году.
Признав факт того, что блок НАТО во главе с США фактически проиграл две войны – афганскую и иракскую, автор делает вывод: в современном мире военной силой нельзя достичь желаемых политических результатов. На мой взгляд, этот вывод не вполне правомерен, поскольку противники альянса эти войны выиграли (или выигрывают, как это имеет место в Афганистане), то есть достигли своих политических целей.
Осознав, что вооруженные силы западных держав не готовы, прежде всего в духовном отношении, к ведению масштабных войн, элиты западного мира вполне закономерно изменили методы деятельности, отдав предпочтение невоенным способам решения геополитических проблем. Соответственно сократилась и военная активность стран НАТО – масштабы применения военной силы снизились. Однако в дальнейшем выяснилось, что только невоенными мерами добиться желаемого геополитического результата также невозможно. Приход к власти исламистов в Египте и Тунисе, успешная их борьба за власть в Ливии и Мали заставили НАТО прибегнуть к военной силе. В последнем государстве недавно началась военная операция. Так что имело место лишь временное снижение масштабов применения военной силы. Сегодня как раз наблюдается начало нового витка военной напряженности.
О предсказуемости элит
Фактически подтверждая такие выводы, Караганов указывает, что росту военной напряженности в мире способствует непредсказуемость западной политики, приводя в качестве примера провальные агрессии НАТО против Ирака и Афганистана. При этом он отмечает, что «планета движется к хаосу», «институты международного управления… слабеют», «подрываются многие этические нормы международного общежития…»
Однако нельзя согласиться с тем, что западные элиты непредсказуемы. Курс на расширение и закрепление своего господства над важнейшими ресурсосодержащими регионами с опорой на военную силу был взят США в конце 90-х годов XX века и с тех пор не менялся, что нашло отражение в двух стратегиях национальной безопасности США – бушевской и обамовской.
Именно в этот период блок НАТО из формально оборонительного фактически превратился в военную организацию западной цивилизации, призванную силой оружия обеспечивать ее интересы. При этом зоной ответственности альянса был объявлен практически весь мир. Именно США и их союзники по блоку планомерно на протяжении всех последних двух десятков лет двигали «планету… к хаосу», подрывали «многие этические нормы международного общежития» и разваливали систему международной безопасности, дискредитировали или игнорировали ООН.
Ядерное оружие не панацея
После поражений в Ираке и Афганистане США и их союзники по НАТО поняли, что армии альянса неспособны обеспечить достижение тех геополитических целей, которые ставило военно-политическое руководство. Поэтому они решили изменить стратегию и тактику действий, перенеся центр тяжести борьбы на другие сферы.
В условиях глобального кризиса, порожденного и генерируемого Западом, ее роль неизменно растет. И связано это с тем, что налицо кризис прежде всего западного либерального общества. Выход из него с сохранением этого общества возможен только при получении дополнительных источников дешевого сырья и энергоносителей. Если это не получится, то крушение системы либерального капитализма на Западе под давлением населения весьма вероятно. А военный поход за ресурсами в Ирак и Афганистан провалился. Вот это и порождает метания западных элит в поисках выхода из сложившегося положения, существенно повышая риск для других стран подвергнуться военной агрессии со стороны Запада.
Подтверждением этого является вполне справедливая оценка Сергеем Карагановым роли ядерного оружия как гаранта спокойного протекания процессов «перераспределения влияния в мире от… Запада в пользу растущей Азии». Очевидно, не будь ядерного паритета между Россией и США, последние не преминули бы использовать свои вооруженные силы или даже ядерный шантаж в отношении своих конкурентов в незападном мире. То есть ядерное оружие самим фактом своего существования умиротворяет потенциальных агрессоров и делает мир куда более безопасным, нежели без него. В этом его исключительная роль в политике. Таким образом, никакого снижения значения военной силы в мире не наблюдается, более того, она интенсивно нарастает, что характерно для кризисных периодов развития человеческой цивилизации.
Не могу согласиться и с тем, что, как пишет Караганов, «сегодня России никто из серьезных внешних сил сознательно не угрожает и в среднесрочной перспективе угрожать не сможет».
Россия уже пережила две войны в Чечне, в разжигании которых роль внешнего фактора была решающей. Сохраняется высокая вероятность втягивания России в локальную войну (даже не вооруженный конфликт) на центральноазиатском направлении в случае начала экспансии радикального ислама, например, ваххабитского толка. А мир ислама – это чрезвычайно серьезная внешняя сила. Тем более что он будет всемерно поддержан тем же блоком НАТО, как это имеет место сегодня в Сирии.
К сожалению, ядерное оружие самостоятельно обеспечить безопасность страны не может. Оно способно исключить только отдельные способы внешней агрессии, например в виде прямого вторжения группировок регулярных войск по модели 1941 года. А другие виды агрессии, порой не менее эффективные, это оружие не сдержит. Нельзя ни по политическим, ни по стратегическим соображениям применять это разрушительное оружие в локальных конфликтах, особенно на своей территории. Нужны эффективные и достаточно многочисленные силы общего назначения, без которых и само ядерное оружие не обладает достаточной боевой устойчивостью и может быть уничтожено упреждающим «обезоруживающим» ударом, нанесенным даже неядерными средствами. Так что сегодня Россия после последних перипетий в Минобороны, как никогда, уязвима. И в этой связи с позитивной оценкой реформы Вооруженных Сил 2008–2012 годов я не никак не могу согласиться.
В плену заблуждений
Прежде всего следует отметить, что Российская армия никогда не была «огромной». В наследство от СССР РФ достались наименее боеспособные и численно ограниченные внутренние округа, которые в совокупности никак не могли дать излишне многочисленную армию.
Не могу не отметить упоминаемых в статье рекомендаций Совета по внешней и оборонной политике.
С 1995 по 2007 год я имел честь служить в Центре военно-стратегических исследований Генерального штаба. Мне приходилось участвовать в подготовке ответов на рекомендации по оборонной тематике СВОП. Прежде всего должен отметить тот факт, что выдвигаемые в них предложения практически никакими основательными аргументами не подкреплялись.
Должного обоснованного анализа системы угроз России не приводилось, выдвигаемые предложения по реформе Вооруженных Сил имели настолько общий характер, не были подкреплены расчетами и обоснованными путями их реализации, что на практике оказались малоприменимыми.
По этой причине в Министерстве обороны и Генеральном штабе России не могли учесть их в практике военного строительства.
Отмечу только некоторые наиболее критичные недостатки, имевшиеся в этих рекомендациях. Они, к сожалению, нашли отражение и в статье Караганова.
Начну с «мобилизационной» армии. Такого понятия в современной научной, в частности военной, терминологии не существует. Если под «мобилизационной» армией понимать вооруженные силы, которые имеют возможность нарастить с началом масштабной войны свою численность за счет военно-обученного резерва, то в мире никаких других армий, кроме как «мобилизационных», не существует. К такому положению дел человечество привел многовековой опыт, показавший, что содержать полностью развернутую армию в мирное время не может ни одно даже самое богатое государство. Намного выгоднее иметь армию в мирное время в сокращенном составе для решения ограниченного круга задач. С началом масштабной войны она увеличивается за счет резерва до требуемого (или возможного) уровня. На этом принципе строятся все армии мира, включая и те, которые комплектуются только на добровольной основе.
Так, передовая американская армия, полностью контрактная, при численности около 1 миллиона 400 тысяч имеет резерв около 1 миллиона 300 тысяч, в том числе около 1 миллиона 200 тысяч резерва первой очереди. При этом США для ведения даже относительно небольших по масштабу локальных войн в Ираке в 1991 и 2003 годах вынуждены были проводить частичный призыв резервистов, причем в весьма значительных количествах.
Германская армия при численности около 300 тысяч имеет резерв около 340 тысяч. Наиболее эффективная (по критерию боевой результат/численность) армия Израиля при численности около 200 тысяч имеет резерв около 500 тысяч. В других странах мира ситуация аналогичная – нет ни одной армии, которая не имела бы сопоставимую с численностью вооруженных сил мирного времени или значительно их превосходящую резервную компоненту.
Оптимальная численность ВС и аутсорсинг
Уровень первого показателя обозначен автором в 800 тысяч человек. Эта цифра прошла в материалах СВОП в начале 2000-х годов. Обосновывалась она экономическими ограничениями и опытом развитых стран мира, главным образом процентными отношениями численности вооруженных сил других стран (европейских) к общей численности их населения или простыми ссылками на численность вооруженных сил стран Европы. Между тем боевой состав и численность вооруженных сил любого государства определяются конкретными факторами: геополитическим положением, размерами и длиной границ страны, характером военных угроз, способами парирования этих угроз, участием страны в военных блоках, что определяет возможность опираться на военный потенциал других государств, а также своим экономическим потенциалом и демографическими возможностями. И тогда, и сегодня Россия может рассчитывать только на себя. Она имеет крупнейшую в мире территорию, овладеть богатствами которой хотели бы многие (достаточно вспомнить фразу Мадлен Олбрайт, на момент появления высказывания – госсекретаря США, о несправедливости единоличного владения Россией Сибирью и ее богатствами).
В Генштабе была проведена масштабная и кропотливая научно-исследовательская работа по обоснованию численности Вооруженных Сил России с учетом всех перечисленных факторов. Полученные результаты существенно отличались от тех цифр, которые были представлены в рекомендациях СВОП. Поэтому согласиться с ними Генштаб не мог.
В отношении положительной оценки того, что войска «перестают заниматься самообслуживанием», замечу: в процессе подготовки и ведения любой операции тыловое обеспечение составляет от 30 до 50 процентов от общей деятельности войск. При этом задача изоляции района боевых действий является одной из основных в любой операции. А это есть не что иное, как удары по системе тылового и технического обеспечения противостоящей группировки войск.
Вряд ли при таких условиях система аутсорсинга позволит организовать полноценное тыловое обеспечение войск, ведущих боевые действия. А в чем состоял интерес авторов внедрения системы аутсорсинга в российские ВС, показывают масштабные криминальные разборки вокруг «Оборонсервиса» и «Славянки».
Нельзя согласиться и с положительной оценкой, данной Карагановым, сокращения вдвое генералов и офицеров. На деле сначала сократили, а потом буквально спустя два-три месяца стали искать, где добрать 70 тысяч офицеров для ликвидации возникшего некомплекта офицерского состава. Что же это за планирование развития Вооруженных Сил, если на три месяца не могут спрогнозировать требуемый состав офицерского корпуса? Однако в целом это интересная и весьма познавательная статья.
Константин Сивков, первый вице-президент Академии геополитических проблем, доктор военных наук
Опубликовано в выпуске № 5 (473) за 6 февраля 2013 года
