«Нам нужен дешевый рентабельный носитель взамен «Семерки» (Р-7), поэтому начали создание перспективного носителя «Амур-СПГ». Кроме того, работаем над сверхлегкими носителями. Надеюсь, что где-то на рубеже 2028-2029 годов мы обновим парк ракет-носителей и сумеем восстановить свои позиции на мировом рынке пусковых услуг», — заявил в интервью глава Роскосмоса Юрий Борисов. Он также рассказал о российских многоразовых ракетах и новом космическом корабле, искусственной гравитации на будущей орбитальной станции и конвейерном производстве спутников, а также о секрете успеха Илона Маска.
— Юрий Иванович, в январе отмечался день рождения Сергея Королева. Его идеи и тот вектор развития отечественной космонавтики, который он задал, до сих пор актуальны, или советский опыт сдан в архив, поскольку технологии кардинально изменились?
— Сергей Павлович Королев — классик космической отрасли, он определил развитие мировой космонавтики на многие годы вперед. Но, конечно, за прошедшие десятилетия произошли определенные трансформации и приоритеты изменились. В первую очередь, это связано с востребованностью космических услуг рынком. Космос стал более коммерчески направленным. Сегодня динамично развивается спрос на космические услуги во всем мире, этот спрос превышает среднегодовой рост мирового ВВП.
Конечно, это влияет на трансформацию основных направлений деятельности космических агентств и ускоряет процесс создания многоспутниковых группировок. Последнее является основным приоритетом во всем мире, в том числе и в России, чтобы обеспечить необходимый перечень услуг связи, навигации, дистанционного зондирования Земли, метеопрогнозов и т. д. Тем не менее, сформулированная в том числе Королевым задача освоения космоса, научный аспект космических исследований, всегда будет стоять в повестке дня всех космических агентств.
— Королев мечтал о пилотируемом полете на Луну. Это направление остается актуальным в российской космонавтике?
— Интерес к Луне и сегодня очень велик во всем мире. Многие страны Европы, США и Китай имеют лунные программы. Такие же программы формируем и мы — по освоению и практическому использованию лунных богатств. Для этого ведутся работы над сверхтяжелыми носителями, которыми можно будет доставить соответствующие грузы и в перспективе сформировать лунную станцию, а также перейти уже к практическому использованию ресурсов спутника Земли. Также Роскосмос совместно с Академией наук ведет работу по формированию программ исследований Венеры и Марса.
— Илон Маск не скрывает, что разрабатываемый SpaceX корабль Starship во многом вдохновлен королевской лунной сверхтяжелой ракетой Н-1. А российская космическая отрасль отказалась именно от этого технического решения с несколькими двигателями, или тоже что-то подобное планирует создать?
— Я думаю, что в сверхтяжелом носителе Н-1 Сергей Павлович в какой-то степени перешагнул технологические возможности того времени. То есть идеи, заложенные в конструкцию этой ракеты, не были поддержаны соответствующими системами управления, без которых нельзя было обеспечить синхронную работу всех двигателей. И поэтому этот проект потерпел фиаско.
Тем не менее, технические решения того времени остаются актуальными сегодня. И мы в развитие королевской «Семерки» начали работу в РКЦ «Прогресс» над перспективным носителем «Амур-СПГ», где будет использован новый вид горючего – сжиженный природный газ, более экономичный, более эффективный, а также будет реализована идея многодвигательной силовой установки. Если эта работа окажется удачной, мы надеемся, что сможем тиражировать ее и использовать конструкторские решения, заложенные в этой ракете, уже для сверхтяжелого носителя. Так что мы движемся именно по тому пути, который в свое время Сергей Павлович начертал.
— Какие наиболее масштабные задачи обозначил глава государства на совещании по развитию российской ракетно-космической отрасли, прошедшем осенью прошлого года?
— Наиболее масштабная задача связана с переводом отрасли на новые индустриальные рельсы. Это связано со спросом на космические данные и с динамичным развитием многоспутниковых группировок, к масштабному развертыванию которых мы сегодня, если говорить объективно, не готовы.
И мы сейчас сосредоточены именно на этом направлении — перевести основные спутникостроительные активы на серийное производство для того, чтобы по крайней мере к 2026 году иметь возможность выпускать не менее 250 спутников в год. Сегодня мы, теоретически, можем выпускать около 40 спутников ежегодно, а реально производим и того меньше.
Основная тенденция сейчас — это спутники малой размерности, где-то до 500 килограммов и меньше, которые составят основу самых востребованных сегодня низкоорбитальных группировок. Требования к этим спутникам значительно ниже, чем к тем, которые летают на средних и геостационарных орбитах.
Мы выбрали предприятия, где будем развивать компетенции по спутникостроению. В части телекоммуникационного направления и навигации — это «Решетнев», основной наш актив, который выпускает сегодня все спутники для народного хозяйства, для обороны страны. И второй актив — это НПО имени Лавочкина вместе с корпорацией «ВНИИЭМ», которые будут специализироваться на выпуске спутников дистанционного зондирования Земли. Ну и, безусловно, научный космос всегда был закреплен за этим активом. Вот это основная задача. Она достаточно сложная, потому что кооперационная цепочка, которая задействована в изготовлении спутника, очень большая, это три-четыре-пять, а иногда и больше уровней кооперации. Нужно таким образом организовать работу, чтобы расшить все узкие места, чтобы ритмично на финал, на сборку спутников поступали все комплектующие, все космические приборы, агрегаты, не было простоя. Требования к поставщикам должны поменяться, потому что нужно исключить возможность брака и возврата продукции по этой причине. Это тормозит весь производственный процесс.
Предстоит серьезная трансформация не только нашей отрасли, но и всех смежников. Для этого разработан системный проект, он прошел обсуждение, составлена смета. Понятно, какое технологическое оборудование, какие технологические процессы необходимо внедрять. И это основная задача на 2024 год и ближайшую перспективу. Безусловно, будем также продолжать развитие пилотируемой космонавтики. Для этого на том же совещании у президента было принято решение об утверждении программы по созданию Российской орбитальной станции (РОС). Практически это потребует всего нового — транспортного корабля, самой станции и ракет-носителей.
Хотелось бы, конечно, сделать исследования, проводимые пилотируемой космонавтикой, более эффективными, на что нам постоянно указывают наши коллеги из финансово-экономического блока. Мы активно к этой работе подключили институты Академии наук, высшей школы, так называемое «Созвездие Роскосмоса», куда входят 16 ведущих российских вузов, они активно участвуют в этой работе. С этого года разворачиваются полномасштабные работы по созданию РОС.
Развитие многоспутниковых группировок потребует снижения себестоимости пусковых услуг. Мы должны быть конкурентоспособны на мировом рынке. Мы сегодня работаем на старых носителях, это семейство ракет «Союз», «Протон» практически вышел из эксплуатации, потому что он по экологическим соображениям уже не устраивает нас. «Ангара» — разработка тоже уже не молодая. В основном, этот носитель используется для вывода спутников военного назначения. Нам нужен дешевый рентабельный носитель взамен «Семерки», и, как я уже сказал, ее развитием планируется «Амур-СПГ». Кроме того, работаем над сверхлегкими носителями. Старт был дан еще Фондом перспективных исследований, работу проводит ЦНИИмаш. Надеюсь, что где-то на рубеже 2028-2029 годов мы обновим парк ракет-носителей и сумеем восстановить свои позиции на мировом рынке пусковых услуг.
— Можно подробнее о сверхлегком носителе, есть уже название проекта и его понимание?
— Примерно два-три года работа над ним велась по заказу Фонда перспективных исследований, она, по сути, носила стартаповский характер. Работа не афишировалась, так как этот носитель достаточно инновационный по своим конструкторским, технологическим решениям, там используются новые сплавы и композиционные материалы. Испытания экспериментальных ступеней будущего носителя прошли, в принципе, успешно, что доказывает правильность конструкторских решений. Нас сегодня интересует изготовление двигателей и подтверждение тех характеристик, которые в них заложены. Если все пройдет успешно, мы будем форсировать эту работу.
Кстати, она проводится не только в интересах народного хозяйства, на эту работу с ожиданием смотрит и наш основной заказчик – Министерство обороны РФ. Оно тоже заинтересовано в легком носителе подобного класса для того, чтобы обеспечить рентабельность пусковых услуг. Поэтому на этот носитель возлагаются достаточно серьезные надежды.
— Предусматривается ли многоразовость сверхлегкого носителя?
— Так же как в проекте «Амур-СПГ», в сверхлегком носителе предусматривается многоразовость. Тот вид горючего, который там предполагается использовать, — сжиженный природный газ — имеет лучшие характеристики для полетов возвращаемой ступени, и цикл подготовки значительно ниже, чем, скажем, у ракет, которые используют классические компоненты ракетного топлива.
— Какова ситуация в России с привлечением частного бизнеса и капитала в ракетно-космическую отрасль?
— По инициативе первого зампреда правительства РФ Андрея Рэмовича Белоусова была организована работа по профильной дорожной карте, она формировалась практически весь прошлый год. Были серьезные консультации с возможными участниками этой работы, выбрано восемь компаний, которые участвуют в этой работе.
Это факт, что практически 70% многоспутниковых группировок во всем мире формируется за счет частного капитала. Но для того, чтобы привлечь частника, необходимо создать рыночные условия в ракетно-космической отрасли. Дело в том, что до последнего времени все космические услуги в нашей стране были бесплатными. Это закреплено законом о космической деятельности от 1993 года. Пока частные компании не увидят свой интерес, не увидят, что те большие затраты, которые они понесут при создании проектов, окупятся, процесс не сдвинется с мертвой точки.
Мы работаем над внедрением в отрасли рыночных механизмов. Внесен и прошел первое чтение в Госдуме закон о коммерциализации космических услуг. Я думаю, что с 1 января 2025 года заложенный в законопроекте механизм заработает. И очень важно, чтобы все ведомства, правительство Российской Федерации, последовательно работали над внедрением этого закона. Я боюсь, что можно закон принять, но тут же пойдут какие-то исключения, что для такого-то ведомства космические услуги бесплатны, для другого — тоже бесплатны. В этом случае мы выхолостим всю суть закона и не создадим так необходимый рыночный климат, который и должен стимулировать привлечение частного капитала. Формат работы с частниками в принципе определен. Он использует опыт зарубежных стран. Но учтены и отечественный опыт, и специфика. Безусловно, координирующая роль в создании российской орбитальной группировки останется за Роскосмосом. Это исключает дублирование и четко позиционирует всех игроков на рынке.
Также за Роскосмосом останется функция запуска всех космических аппаратов. У нас пока нет частных компаний, способных создавать ракетную технику и осуществлять космические пуски. У нас не появились компании типа SpaceX. Хотя такие бизнес-проекты, как я знаю, в инициативном порядке начинают на этапе стартапа рождаться. Дай бог им успеха в этой области.
Но дело в том, что создание ракетной техники, ракеты-носителя, это особая стезя, она требует соответствующей материально-технической базы и школы. Поэтому, наверное, пока будем работать с частниками в плане создания спутников, а их запуски по-прежнему будет брать на себя государство. Это предусматривает и дорожная карта привлечения в отрасль частного бизнеса. Что касается участия частников в создании низкоорбитальных многоспутниковых группировок, то механизм здесь таков: с этими компаниями заключаются форвардные контракты, которые гарантируют им, что их труд не пропадет даром, что если они производят аппараты с теми характеристиками, которые заявлялись, то Роскосмос через механизм форвардных контрактов начинает их выкупать.
Мы проводили встречу с частными компаниями в конце прошлого года, выслушали все их потребности. Необходимо учитывать, что в условиях текущей реальной финансово-экономической ситуации в стране на этапе стартапа потребуется помощь со стороны государства для этих частных компаний. Потому что они вынуждены будут привлекать либо собственные, либо заемные средства для реализации своих проектов. Без субсидирования процентных ставок, может быть, без дополнительных льгот, послаблений с точки зрения уменьшения налогообложения, им не обойтись. У нас в планах на этот год есть запуски космических аппаратов, созданных негосударственными компаниями или вузами. Надеюсь, они будут реализованы.
— Как обстоят дела с «человеческим капиталом»? Каков средний возраст специалистов предприятий ракетно-космической отрасли? Есть ли целенаправленная политика по омоложению кадров?
— Кадры — это самый главный вопрос, который, собственно, и определяет развитие отрасли сейчас и в отдаленной перспективе. Этот вопрос, кстати, поднимался и на встрече с президентом. Действительно, отрасль «стареет», хотя процесс этот затормозился, и мы активно работаем с молодежью, начиная с подготовки еще в школе. Практически во всех регионах страны динамично развиваются и создаются космические классы, специализированные учреждения, где дополнительным образованием мы привлекаем молодежь для того, чтобы она шла работать в нашу отрасль. Мы активно работаем с ведущими вузами. Как пример: сейчас реализуется создание спутниковой группировки «Грифон». Это обзорная группировка из 132 спутников типа кубсат с разрешением около 2,5 метров. Мы активно привлекаем к созданию этой группировки Новосибирский государственный университет.
Ракетно-комическая отрасль привлекательна для молодых специалистов, прежде всего, с точки зрения возможности реализовать себя в разработке инноваций. Но, помимо интересной работы, конечно, нужно обеспечивать и достойную заработную плату, и заботиться о социальных вопросах. Молодежь интересует решение жилищных вопросов, ипотека, медицинское страхование, в целом условия для работы и жизни.
Вот сейчас готовится комплексный план развития Железногорска. Мы работаем над ним в тесном контакте с коллегами из Росатома. Железногорск — это такая Мекка и космическая, и атомная. Там запланировано строительство жилья. Спасибо, что Промсвязьбанк откликнулся на эту идею и активно участвует в строительстве жилого дома. Возможно, там будет реализована железнодорожная ветка из Красноярска для улучшения транспортной доступности. Я в свое время вышел с инициативой к президенту и попросил его увеличить количество грантов и стипендий для привлечения молодежи в космическую отрасль.
— Вы не могли бы назвать средний размер зарплаты в отрасли?
— Вы знаете, средняя зарплата по отрасли не является серьезным показателем. Это как средняя температура по больнице. Нужно говорить, насколько она соответствует среднему уровню зарплат по регионам. Скажем, по Москве она уже выше 100 тысяч рублей в месяц. Значит, она соответствует уровню средней зарплаты. Основной приток молодежи к нам идет из регионов, поэтому молодые специалисты должны чувствовать, что оплата труда на предприятиях Роскосмоса по крайней мере не ниже, а желательно чтобы была выше той, что сложилась в ведущих отраслях в данном регионе.
— Какое количество космических пусков запланировано на этот год?
— Свыше 40. Но планы всегда остаются планами. Мы и в прошлом году планировали большее количество пусков. Но, к сожалению, по ряду объективных обстоятельств нам не удалось выполнить полностью пусковую программу. Мы много работали над расшивкой узких мест. Основное узкое место было в НИИ ТП (Научно-исследовательский институт точных приборов — прим. ред.). Если до 2023 года они выпускали в среднем в год два-три комплекта приборов для обеспечения космических пусков, то в прошлом году произвели уже больше десяти. Усилия, которые мы предприняли в прошлом году и будем продолжать в 2024-м, должны привести к ритмичной работе кооперации, чтобы исключить переносы запуска спутников. Основная задача на этот год – выполнение всей пусковой программы. По сути дела, она и определяет финансово-экономическое положение отрасли.
Кстати, оно по результатам 2022 и 2023 годов начало выравниваться. Мы планировали на два года убыток в размере 54 миллиардов рублей в связи с введением санкций и потерей серьезного объема внешнего рынка, с отказом от пусковых услуг, от поставки двигателей. По результатам 2022 года убыток был сведен к 18 миллиардам, а по результатам 2023-го — к 15 млрд, то есть наметилась тенденция к сокращению убыточности отрасли. В этом году я буду ставить задачу перед всем коллективом отрасли выйти на безубыточность. Хватит ходить нам в отстающих, необходимы ресурсы для будущего развития, для привлечения внебюджетных средств, а источником их являются либо собственные средства, то есть прибыль предприятий, либо заемные, которые тоже даются только тем, кто способен вернуть эти средства. Это основа будущего развития. Так что задача в 2024 году — свести убытки к нулю, а возможно, и получить прибыль, я имею в виду в целом по отрасли, консолидированно.
По итогам прошлого года кассовое исполнение бюджета в отрасли составило 98,3%. Будем стремиться максимально к 100%. Это показатель, который как раз дает основание коллегам из Минфина поверить в то, что отрасль начинает развиваться, начинает динамично выполнять взятые обязательства. Но деньги-то дают тем, кто их способен превратить в товары и услуги. Вот эту способность российской космической отрасли еще нужно доказать.
Надеюсь, что после того, как стартует переход к новой индустриальной модели и начнет работать новый закон о коммерциализации космических услуг, заметный рост выпуска продукции и предоставления услуг в нашей отрасли начнется где-то в конце 2025 — начале 2026 года.
— Возвращаясь к нелюбимому у нас Илону Маску… Есть ли у Роскосмоса и в отрасли планы по его примеру создавать новые космические предприятия буквально в чистом поле или советский промышленный задел полностью удовлетворяет потребности?
— Ну, почему обязательно нелюбимому?.. Давайте попробуем разобрать феномен Илона Маска в экономическом плане. Почему у него все это получилось? Ну, начнем с того, что вопрос создания рынка космических услуг в США не стоял так остро, как он стоит у нас. Первый коммерческий пуск там состоялся намного раньше, чем у нас. Маск, начиная свой ракетно-космический проект, уже предполагал платность пусковых услуг.
Бурное развитие многоспутниковых группировок в мире – это итог развития технологий. Просто технологии дошли до того уровня, когда можно создавать быстро, и достаточно качественно, легкие спутники весом до 500 килограммов, и за счет этого использовать низкие орбиты. А низкие орбиты более привлекательны с точки зрения прохождения сигнала, его задержки, и они не требуют использования специальной элементной базы. Это привело к резкому удешевлению спутникостроения.
Затем, я думаю, что и Пентагон, и NASA испытывали определенные трудности, работая со своими традиционными партнерами, тем же Boeing. Потому что связи, которые складываются десятилетиями, обрастают уже нехорошими нюансами. Исполнители начинают диктовать волю заказчику. Нужна альтернатива. И Маск родился как предприниматель и серьезный игрок на космическом рынке, исходя из этих обстоятельств. Создалась революционная ситуация, и заказчикам понадобилась альтернатива традиционным исполнителям. У Маска был выбор: либо реализовывать свои планы на тех предприятиях, которые реально существовали, либо выстроить это все в чистом поле. Реальный опыт показал, что иногда строительство в чистом поле обходится гораздо дешевле, чем модернизация и изменение структуры предприятия, где традиционно сложились и доминируют определенные связи, налаженные процессы, и коллективы людей не обременены ничем новым. Иногда такие революционные шаги дают положительные результаты.
Мы бы, наверное, с удовольствием пошли по этому пути, он очень привлекателен. Но дело в том, что мы не обладаем сегодня теми финансовыми, экономическими возможностями, которые были у Илона Маска в начале 2000-х. Все упирается в создание рыночных условий. Это основное требование для привлечения частного капитала. Ну и, безусловно, грамотная политика со стороны государства, с точки зрения поддержки новаций частных компаний.
Не забывайте, что основным заказчиком Илона Маска является Пентагон, 70% всех космических услуг выкупаются Пентагоном через гарантированные длительные контракты. Что дает устойчивость его бизнесу.
— В компании «Решетнев» уже сделаны определенные шаги по переходу к конвейерному производству спутников. Как вы оцениваете этот проект?
— Эту работу мы начали год назад, и реализуется она благодаря усилиям как раз молодого коллектива. Это один из путей прорыва — перевод на конвейерное производство телекоммуникационных спутников или спутников ДЗЗ. Мы стараемся привлекать в такие проекты молодых специалистов, которые не обременены ошибками прошлого, еще не набили шишек. Под руководством грамотных, опытных специалистов такая молодая команда может достичь результата значительно быстрее. В «Решетневе» с энтузиазмом взялись за эту работу. Мы их специалистов послали обучиться, посмотреть, что такое конвейер на КАМАЗе. Они съездили, посмотрели, у них там в мозгах, видимо, сформировалась соответствующая модель.
Они достаточно быстро реализовали из подручных средств, без серьезных капитальных вложений, участок конвейерной сборки спутников, о котором вы говорите. Назовем это прототипом перехода к индустриальной модели. Он дал определенный результат, он дал поверить ребятам, что это возможно. Себестоимость, трудоемкость, сроки создания спутников на этом мини-конвейере подтверждены, они значительно ниже, чем на стапельном производстве. Более того, этот опыт заставил задуматься, что можно переходить к созданию и более серьезных спутников, тяжелых, используя технологии конвейерной сборки. Точнее можно применить комбинацию между стапельной и конвейерной сборкой, основные панели собирая на конвейере, а весь спутник уже на стапелях. Тут ничего не поделаешь, у него габариты такие. Спутники, которые летают на геостационарной орбите, весят по несколько тонн.
Это серьезный опыт, его нужно тиражировать. Этот конвейер создан для сборки спутников весом до 100 килограммов, а нам нужно создавать конвейер для аппаратов до 500 килограммов, это другое технологическое оборудование и требует уже реальных затрат. На что мы, собственно, и запланировали около 50 миллиардов рублей.
— Есть ли желание постепенно передвигать производство ракет в сторону Дальнего Востока, чтобы, используя водный транспорт, преодолеть ограничения железнодорожного габарита при транспортировке ракет-носителей и космических аппаратов на космодром Восточный, особенно когда мы говорим о сверхтяжелой ракете?
— Сборочное производство на космодроме Восточный уже существует. Ракета приходит туда как полуфабрикат, и окончательная сборка, испытания проходят там. Но транспортные проблемы должны, конечно, решаться. Помимо «Союза» в этом году у нас и «Ангара» должна стартовать с Восточного. В планах предусмотрено, что «Амур-СПГ» и сверхлегкая ракета тоже должны базироваться на космодроме Восточный. Хотя у сверхлегкой ракеты другие возможности, она может не только с космодрома взлетать.
Что касается использования водных ресурсов, посмотрим на возможности транспортировки по рекам. Но не забывайте, что мы уже ввели в эксплуатацию аэродром у Восточного, и первые посадки на него уже осуществлены. Там прекрасная полоса, свыше 3000 метров, которая позволяет принимать все типы воздушной техники, включая и тяжелые транспортные самолеты, которые могут доставлять все необходимые составляющие для осуществления пусков. Поэтому мы не видим особых сложностей в логистике космодрома.
— Для ракеты «Амур-СПГ» понадобится стартовая площадка на Восточном?
— Да, уже подготовлена инженерная записка коллегами из РКЦ «Прогресс» и ЦЭНКИ, и перед ними поставлены задачи: резко удешевлять и ускорить строительство стартовой площадки. Здесь мы не постеснялись и использовали опыт того же Илона Маска. Потому что сегодня нет уже необходимости строить такие громоздкие сооружения, можно это все достаточно оптимизированно сделать. Я думаю, что в ближайшее время процесс строительства перейдет в практическую плоскость. В этом году мы обязательно съездим в РКЦ «Прогресс», на месте проведем инспекцию, проанализируем, поговорим с ребятами, насколько успешно идут работы над проектом создания стартового комплекса.
— Что касается данных дистанционного зондирования Земли, российский рынок насыщается ими в основном за счет импорта. Как решать проблему импортозамещения?
— Да, наша зависимость и в телекоммуникационных услугах, и в услугах спутниковых группировок дистанционного зондирования Земли достаточно высокая. Следует учитывать, что канал получения этой информации, регулируется недружественными государствами и может в определенный момент просто быть перекрыт. Что, собственно, нам и дали понять. То, что было доступно еще несколько лет назад, сегодня уже недоступно, и другой альтернативы, кроме как создавать свои отечественные услуги, у нас нет.
Я считаю, что в стране надо строить национальный оптический центр, без которого создание полнокровной спутниковой группировки ДЗЗ невозможно. Для высокодетальной разведки нужны оптические системы с уровнем разрешения 0,3 -0,5 метров, причем серийно выпускаемые в необходимом количестве объективы. Такого производства сегодня в стране нет. Мы работаем над этой задачей и с коллегами, например, из Ростатома, и с рядом частных компаний в России, и с белорусскими предприятиями.
Также мы должны иметь развитую электронную промышленность, потому что конкурентоспособность спутника и его потребительские характеристики в основном определяются той начинкой, которая там используется. Это и вычислители, и космическая прибористика, которую нужно делать в заданных весах и габаритах с соответствующими характеристиками по обработке, хранению, передаче информации. Для этого нужна соответствующая элементная база. Усилия по подъему и созданию микроэлектронных производств, СВЧ-производств, пассивной элементной базы предпринимаются, так что выправление ситуации — вопрос времени. Наше отставание, к сожалению, и потеря доступа к элементной базе, которую мы имели еще недавно, были достаточно чувствительными для нас. Но сегодня мы уже находим альтернативные решения. Есть возможность получать элементную базу — налаживается производство в России и меняется логистика поставок тех элементов, которые не производятся у нас, из-за рубежа. Основная причина нашего отставания в сроках проектирования — в масштабности производства, в переходе на новую индустриальную модель, в вопросах качества продукции. По всем этим направлениям нам надо работать.
— Можно ли говорить о том, что Россия сегодня ориентируется в исследовании и освоении космоса, прежде всего, на сотрудничество с Китаем, а возможно, уже ведется и практическая работа по координации космических программ двух стран?
— Китай является сегодня, пожалуй, основным нашим партнером в долгосрочных космических проектах. У нас есть совместная программа по Луне. Пока мы автономно ведем исследования, но начиная с какого-то периода взаимодействие будет более тесное. Думаю, что те компетенции, которые у России реально имеются, в первую очередь в области ядерной космической энергетики, будут востребованы в этом проекте. И китайские коллеги заинтересованы в этом взаимодействии.
Но я бы поднял вопрос немножко шире. Последние встречи с коллегами из космических агентств стран БРИКС, которые мы проводили в ЮАР, говорят о том, что все страны БРИКС очень заинтересованы в координации деятельности и сложении всех усилий в области предоставления космических услуг. Существуют опытно-экспериментальные проекты по организации спутникового обзора той или иной территории государств-членов БРИКС. Хорошо бы в перспективе перейти к созданию общих группировок спутников, но это длительный путь, это вопросы стандартизации, приемки и обработки информации.
Ранее у нас практически 70% внешних контрактов выстраивались со странами Европы, с Соединенными Штатами, что сегодня практически сведено к нулю. Единственный остающийся совместный проект — это работа Международной космической станции (МКС). Мы ведем переговоры с коллегами из NASA, что даже если мы разойдемся в области пилотируемой космонавтики, то сотрудничество с точки зрения обеспечения безопасности космической деятельности продолжится. Будем работать над унификацией стыковочных модулей для того, чтобы в случае необходимости можно было прийти на помощь друг другу.
— Рассматривается ли продление эксплуатации МКС после 2028-2030 годов?
— Все будет зависеть от реального состояния станции. Все те нештатные ситуации, которые преследовали нас в прошлом году, — попадание метеоритов и повреждение системы охлаждения — это же реальные вещи. В будущем угроза только увеличится — количество космического мусора растет. Песчинка в несколько миллиметров может нанести такой ущерб, что мало не покажется, вплоть до угрозы жизни экипажа. Мы будем продлевать работу МКС настолько, насколько это возможно. Пока у нас решением правительства работа российского сегмента продлена до 2028 года.
— Предполагается, что к 2028 году должно появиться основное ядро будущей РОС…
— Это и сделано для того, чтобы ни в коем случае не прерывать работу по российской пилотируемой программе. Потому что перерыв в этой программе — очень дорогое удовольствие. Вот мы прервали усилия по исследованию Луны на 50 лет и получили нештатную ситуацию с «Луной-25». Такие вещи нельзя допускать, нужно постоянно воспитывать новые коллективы инженеров, передавать опыт. У нас несколько поколений разработчиков было потеряно – вот результаты.
— Если сравнивать РОС с МКС по масштабам, технической сложности, научной эффективности и так далее, в чью пользу будет счет?
— В целом станции будут похожи. Но есть существенные отличия. Во-первых, у РОС будет другая орбита. Это орбита с наклонением 96 градусов, там другая радиационная обстановка, что поможет получать новые данные для будущих длительных полетов на станции и межпланетных экспедиций. Во-вторых, в проект РОС заложена более мощная энергетика. Безусловно, будет новый функционал, который невозможно использовать на МКС с точки зрения ее орбиты, которая позволяет видеть со станции всего 10-12% территории Российской Федерации. На РОС мы сможем проводить новые интересные эксперименты, связанные с мониторингом обстановки на территории РФ, потому что 16 раз в сутки новая станция будет смотреть, в частности, на Северный морской путь. У нас сегодня практически нет возможности мониторить и прогнозировать ледовую обстановку. Национальная станция предоставит такую возможность.
Думаю, что некоторые инновационные решения, в частности, отдельно летающие модули, целевые модули, которые будут использованы для организации конкретных экспериментов, тоже будут отличать РОС от МКС в лучшую сторону просто потому, что действующая станция во многом технически устарела.
И, конечно, нам хотелось бы не замыкаться в национальных рамках. Мы хотим привлекать для развития этой станции наших партнеров, в первую очередь из стран БРИКС. Такие переговоры ведутся.
— Есть интерес к РОС у представителей стран-участниц БРИКС?
— Есть реальный интерес, особенно наше предложение, что мы готовы не просто готовить космонавтов и осуществлять космический туризм, мы готовы идти так далеко в сотрудничестве, как только способны партнеры, вплоть до создания в их интересах отдельных модулей, организации национальных экспериментов.
— Не предусматривается ли на РОС хотя бы в отдаленной перспективе модуль с искусственной гравитацией?
— Такая перспектива рассматривается, соответствующие идеи есть и в РКК «Энергия», и в Центре подготовки космонавтов. Вопрос адаптации организма космонавта к условиям микрогравитации и его восстановления после длительных полетов стоит достаточно остро. Модуль РОС с искусственной гравитацией позволит использовать полноценные тренажеры, которые значительно улучшат адаптацию к пребыванию в космосе и подготовят космонавтов к возвращению на Землю, чтобы он безболезненно мог выходить из той среды, в которой, к примеру, более года находился.
— Ведутся ли у нас разработки космопланов, действующие образцы которых есть у США и Китая, при этом их предназначение явно военное?
— Имея опыт создания челнока «Буран», было бы глупо бросать это. Мы такие разработки ведем.
— Что из себя представляет перспективный транспортный корабль нового поколения (ПТК НП), в чем его принципиальные отличия от существующих «Союза», «Прогресса» и иностранных кораблей?
— Здесь есть определенного рода проблема, потому что ПТК НП закладывался и создавался, как пилотируемый корабль для лунной экспедиции. Лунная миссия требует других подходов, чем организация регулярных полетов на МКС или будущую РОС. В случае с лунным кораблем надо иметь дополнительное топливо и дополнительную защиту от радиации.
Мы адаптируем проект под существующие и перспективные потребности. Новый корабль будет иметь лучшую грузоподъемность, лучшую маневренность, лучшее жизнеобеспечение для экипажа, чем существующие. Для транспортного обслуживания РОС лунный корабль не нужен. Поэтому сейчас идет работа по ослаблению технических требований, удешевлению этого корабля. Он же должен быть еще и рентабельным. Я думаю, что мы в ближайшее время подробнее ознакомим общественность с этой темой, потому что работы над новым кораблем идут полным ходом. Возможно, предоставим репортаж из РКК «Энергия» о ходе работ, мы не делаем из этого особого секрета.
— И последний вопрос: в должности гендиректора Роскосмоса вы уже 1,5 года, что стало для вас наибольшим поводом для оптимизма за это время, а что, напротив, стало самым большим разочарованием?
— Начну, пожалуй, с самого большого разочарования. Им стало осознание того, что в отрасли нет стройной технической политики, долгосрочной по всем направлениям — по спутникостроению, по ракетостроению, по научному космосу, по пилотируемой программе. Были отдельные интересные наработки, которые не давали общей картины. Не имея стратегии развития отрасли и вменяемой технической политики, нельзя организовать длительную нормальную работу как в отрасли в целом, так и на отдельных предприятиях. Когда люди не понимают, какие долгосрочные цели перед ними ставятся и ради чего они работают, они находятся в некой растерянности.
Поэтому мы первые полгода, а, может быть, и год потратили на то, что проанализировали все имеющиеся направления исследований и попытались выстроить техническую политику и стратегию по всем этим направлениям. Как результат появилась идея трансформации отрасли и перехода к индустриальной модели, к массовому созданию многоспутниковых группировок, предоставлению рыночных услуг. Когда эти цели выкристаллизовались в количественные и качественные показатели, стало возможно строить конкретную работу на конкретных предприятиях – на что ориентировать людей, не только тех, кто собирает конечный продукт, но и всю кооперационную цепочку.
Такая же работа была проведена по анализу проектов новых ракет-носителей. Мы пересмотрели первоначальные требования, которые были заложены в тот же «Амур-СПГ», резко увеличили требования, в частности, по многоразовости, по эффективности, по себестоимости. Поставили новые планки для разработчиков, долго с ними договаривались на предмет их выполнимости. В конечном итоге пришли к консенсусу и уже двигаемся в этом направлении.
Огромные дебаты были при формировании финального облика РОС. И я считаю, мы еще их не завершили. Сегодня мы тесно работаем с будущими потребителями этой продукции, я имею в виду с космонавтами, которые будут на РОС летать. Они предоставляют замечания и предложения, а мы очень внимательно смотрим на все эти вещи и вместе с разработчиками станции учитываем. Потому что РКК «Энергия» не для себя делает станцию, она делает ее для будущего отряда космонавтов, которые будут работать, жить на этой станции, чтобы им было комфортно, чтобы они максимально эффективно проводили время в космосе с точки зрения получения новых знаний.
Главный же повод для оптимизма мне давало то, что все задуманное можно сделать, потому что именно Россия открыла всему миру дорогу в космос. Это, с одной стороны, предмет для гордости, а с другой — серьезная ответственность перед нынешним и будущими поколениями, которую нужно оправдать. И это серьезный стимул для всех работников отрасли, и для тех, кто придет еще работать: мы не должны опускать эту планку, должны всегда быть в авангарде всех новаций в мировой космонавтике. Отрасль в этом плане суперинновационная, высокотехнологичная, интересная. Нужно только правильно организовывать работу.
