Проигрыш России на Украине должен занимать центральную позицию в политике Вашингтона по отношению к Москве, пишет FP. США следует активнее поддерживать российскую оппозицию, говорить о правах человека и вести более агрессивную информационную войну, советует автор статьи.
Даниель Плетка
До президентских выборов в России остались считаные недели, и для реализации американского плана одних надежд недостаточно
До президентских выборов в России остались считаные недели, и, несмотря на неожиданный успех — и поспешную дисквалификацию — антивоенного кандидата, их исход предрешен: еще шесть лет правления Владимира Путина. Предстоящее переизбрание человека, которого президент США Джо Байден назвал “кровавым диктатором и чистейшим головорезом”, поднимает вопрос о политике администрации в отношении России. Хотят ли США там демократии? Надеется ли Байден на свержение Путина? Развалится ли без Путина союз России с КНР? Распадется ли новая ось между КНДР, Ираном, Китаем и Россией?
Мы понятия не имеем. Потому что администрация Байдена проявляет необычную сдержанность в вопросах о российском руководстве и в целом тех отношениях, которых хочет с Россией. Какова политика администрации Байдена в отношении России? Она вообще существует?
Если коротко, то ответ: не совсем.
Как бы странно это ни звучало, реальность такова, что после окончания Второй мировой войны отсутствие это политики было скорее нормой, нежели исключением. Дело не в том, что Соединенные Штаты игнорировали глобальный коммунизм, порабощенные нации и исходящую от СССР угрозу — скорее, на протяжении большей части холодной войны целью было не разрушение Советского Союза, а укрепление разработанной Джорджем Кеннаном (George Kennan) концепции сдерживания. Сдерживание подразумевало решение советской проблемы; истинная политика по России вышла бы за рамки защиты от хищнически поползновений Кремля и представила бы иное будущее, отличное от коммунистической тирании.
На протяжении десятилетий политика США делала акцент на конкуренции с СССР, а не достижении конкретного результата для преемников Иосифа Сталина. И ничего странного в этом не было, особенно после двух мировых войн, унесших десятки миллионов жизней. Если Советы хотели продолжать разбрасываться жизнями собственных граждан, это было сугубо личным делом Кремля.
Соединенные Штаты и Европа, объединенные в рамках недавно созданного альянса НАТО, сосредоточились в основном на судьбе захваченных СССР стран Восточной и Центральной Европы. Заметьте себе: не настолько, чтобы встать на защиту венгров (1956) и чехов (1968) в попытке избавиться от влияния Советов.
Наиболее энергичными оказались усилия Запада по сдерживанию распространения советского коммунизма и его агентов. Таким образом, США оказались непосредственно вовлечены в военные действия в Корее и Вьетнаме, а бо́льшая часть остального мира — в амбиполярный концепт холодной войны. Несмотря на идеологические элементы битвы против Советского Союза (свобода против тирании, демократия против коммунизма), основа политики США носила стратегический характер. В первые 40 лет холодная война была в меньшей степени связана с ценностями, чем с холодным расчетом, необходимым, чтобы остановить советскую армию.
Политику США подправил не один президент: стратегия “гибкого реагирования” Джона Кеннеди, разрядка при Ричарде Никсоне, уход от конфронтации Джимми Картера из соображений прав человека. Но переломный момент в американской политики в отношении России во время холодной войны наступил при Рональде Рейгане, который назвал СССР “империей зла”, причем с акцентом на нравственную составляющую. Именно Рейган принял фундаментальное решение дать Советам бой по всему миру: в Афганистане, Никарагуа, Анголе, Мозамбике и других странах, доселе неизвестных для подавляющей массы американцев.
По аналогии с предшественниками, доктринальный подход Рейгана был продиктован не столько конкретными амбициями относительно облика будущей России, сколько желанием подорвать мощь, охват и способность Советского Союза способствовать глобальному распространению коммунизма. Но он острее предшественников осознавал, что облик этот станет определять безопасность как США с союзниками, так и советского народа.
Одно из первых публичных упоминаний о желаемом для российского руководства результате прозвучало в обращении Рейгана к народу СССР от 1986 года, транслировавшемся "Голосом Америки":
“Всякий пример восстановления прав человека помогает укреплять основы доверия и сотрудничества между нашими странами. И наоборот, всякий раз, когда кому-то в правах отказывают, эти основы серьезно ослабляются. Для их укрепления можно и нужно сделать еще очень многое. Мы приветствуем прогресс в этой области. Равно как и в области усилий по обеспечению сокращения ядерных вооружений. Вообще, прогресс необходим во всех ключевых областях наших отношений, если мы хотим и дальше опираться на эти основы”.
По большому счету Рейган переосмыслил вопрос о политике баланса сил впервые с заявления Уинстона Черчилля о существовании Железного занавеса. “Мое представление об американской политике в отношении Советского Союза простое, а некоторые скажут, и упрощенное, — сказал Рейган одному из помощников в 1977 году и повторил снова во время президентского срока. — Это так: мы выигрываем, а они проигрывают”.
В итоге СССР потерпел такое поражение, что удивился бы, вероятно, даже Рейган. Варшавский договор, Советская империя, страны — попутчики Москвы — все распалось еще драматичнее, чем можно было себе представить. И ввиду совершенно неожиданного характера этого краха бо́льшая часть западных стран изо всех сил пыталась сформировать такой подход новой России, который был бы под стать “концу истории”.
Опять же, дело не в том, что политике не хватало компонентов. Страны бывшего Варшавского договора постепенно вступали в НАТО. Предпринимались усилия по контролю над вооружениями и разоружению. Были предприняты общие усилия по поддержке превращения России в более “нормальную” страну и даже рассматривался вопрос о помощи Москве из американских налоговых средств. Но после окончания холодной войны по России не было никакого видения, никакого последовательного понимания более широкой политики, которая определяла бы ежедневные тактические решения.
Со времен администрации Клинтона схема не менялась: грандиозные надежды на интеграцию России в “сообщество наций”, а затем “перезагрузка” с неизбежным возвращением к прежнему статусу-кво. Президент Билл Клинтон отказался от первоначальной политики, ориентированной на Бориса Ельцина, включая правомочные обещания не расширять НАТО, но вскоре обстоятельства и собственный выбор Москвы вынудили его к расширению НАТО, санкциям против российских организаций и бомбардировкам российского союзника в лице Сербии.
Президент Джордж Буш-младший печально известен тем, что укрепил с Владимиром Путиным дружбу столь прочную, что после террористических атак 11 сентября 2001 года Москва помогала войскам США в Афганистане пополнять запасы. Но конец правления Буша принес разочарование на фоне расторжения соглашения о ядерном сотрудничестве с Россией из-за ее вмешательства в дела отколовшихся от Грузии Южной Осетии и Абхазии.
Чуть ли не то же самое произошло при Бараке Обаме, чей подход к России начался с того, что госсекретарь Хиллари Клинтон неловко вручила министру иностранных дел России Сергею Лаврову красную кнопку “перезагрузки”, а закончился строгими санкциями в отношении России за присоединение Крыма в 2014 году.
Даже президент Дональд Трамп, которого некоторые считали российским агентом, пришедшим в Белый дом в надежде на разрядку, в конечном счете ввел против Путина строгие санкции, хотя недавние его заявления могут указывать на будущий радикальный сдвиг для Соединенных Штатов. Но будучи президентом, Трамп успешно вынудил членов НАТО увеличить оборонные бюджеты и сократил российское дипломатическое присутствие в своей стране из-за якобы отравления Кремлем в 2018 году шпиона-дезертира Сергея Скрипаля. Последовавшее за этим заметное ухудшение двусторонних отношений лишь усугубилось после избрания Байдена и полномасштабного конфликта между Россией и Украиной.
Итак, является ли период после окончания холодной войны рассказом о благих намерениях, хорошей политике и досадных результатах? Не совсем.
Не должно быть никаких сомнений в том, что каждый президент США со времен Вудро Вильсона надеялся увидеть свободную и демократическую Россию — как минимум без имперских амбиций. Но надежда не может выступать в роли внешней политики. И действующий курс, особенно после окончания холодной войны и отказа от концепции гарантированного взаимного уничтожения, имеет мало общего с внутренней политикой России, зато много — с ее внешними связями. Даже перезагрузка Обамы была связана скорее с “важными областями для обсуждения с русскими”, чем с будущим самой России.
Основная проблема в том, что внутренние дела России неразрывно переплетены с ее внешней политикой. Долгое время выбор Кремля определяют диктаторы, мечтающие о мировом господстве и восстановлении былого величия Российской империи, несмотря на разрушительные последствия по всему миру. В отсутствие конкретной политики по России политика США останется индуктивной и подвергается постоянным тактическим корректировкам.
Изоляционисты и реалисты неизбежно будут утверждать, что проведение долгосрочной продемократической политики в отношении России ничем не лучше неоконсервативного рецепта бесконечного и неэффективного американского вмешательства. Но этот выбор ошибочен. Без стабильности в Кремле США с союзниками будут вынуждены снова и снова вступать в конфронтацию с руководством Москвы. Сейчас из-за Украины, а раньше причинами были Крым, Грузия и Сирия. Нет никаких оснований полагать, что цикл прервется, если политика США в отношении России останется прежней.
Начать следует с новой декларативной политики в пользу свободы в России. Это означает активную поддержку местной оппозиции — не деньгами и оружием, а с одобрения Вашингтоном “рациональной организации управления”.Это означает поднятие вопроса о правах человека в стиле Рейгана, более агрессивную информационную войну и пропаганду и, да, обеспечение поражения России на Украине.
Также речь должна идти о прекращении карательной политики, которая объединяет российских олигархов вокруг Путина. Прямо сейчас у тех, кто обогатился с благословения Кремля, экспроприируют и замораживают яхты, виллы и счета. Не нужно испытывать симпатии к этим ворам, чтобы понять, что связывание их судьбы с судьбой Путина лишь укрепляет основы его поддержки. Лучше обратим внимание на российские деньги, а именно кремлевские 300 миллиардов долларов валютных резервов в иностранных банках. Эти деньги нужно изъять для возмещения ущерба и восстановления Украины.
Если Россия проиграет — а ее проигрыш должен занимать центральное место в политике НАТО, — унижение позорным пятном ляжет на репутацию Путина. Но даже на такой случай у администрации Байдена (как и многих ее предшественниц) нет политического курса, позволяющего использовать неудачу Путина. Излишне говорить, что Республиканская партия тоже ничем таким не занимается.
Если политика такова: “мы выигрываем, вы проигрываете”, на что будет похоже поражение Путина? Будет ли Вашингтон удовлетворен, увидев на его месте другого безжалостного клептократа? Русского националиста? Или цель США — увидеть, как российские диссиденты поведут некогда великую нацию к свободе? Если так, то пришло время сделать жизнь их тюремщиков менее приятной, и в первую очередь — самого Путина. Пора не просто найти и заморозить его многочисленные активы, но и наложить на них арест. Самое время сообщить российскому народу подробности о его коррумпированности посредством "Голоса Америки"* и радио "Свободная Европа"/"Радио Свобода"*.
Сторонники контраргументов о том, что это только загонит Путина в угол, упускают тот факт, что он уже давно сам себя туда загнал. Единственный выход — надеяться, что, как только вопрос об Украине будет решен, он сможет вернуться в сообщество наций, забыв обо всем и надеясь на очередную перезагрузку. Но без фундаментальных перемен со стороны Москвы никакая перезагрузка не состоится. Пришло время переориентироваться на то, чтобы всячески этим изменениям способствовать.
*СМИ, выполняющие функции иноагента
