Российская академия наук в четверг, 8 февраля, отмечает свой трехсотлетний юбилей. Отечественные академические ученые внесли неоценимый вклад в развитие России, в обеспечение ее интересов и безопасности. О том, какие задачи сейчас стоят перед РАН, в интервью РИА Новости рассказал ее президент Геннадий Красников. Беседовал специальный корреспондент Владимир Сычев.
— Геннадий Яковлевич, Российская академия наук в нашем обществе всегда ассоциировалась с выполнением очень крупных, даже поистине эпохальных проектов. Достаточно вспомнить атомный и космический проекты. А какие большие проекты Российская академия наук инициирует сейчас?
— Это тоже очень важный вопрос, потому что Российская академия наук активно принимала участие во всех проектах, о которых вы говорили, и члены нашей Академии руководили этими проектами – и Игорь Васильевич Курчатов, и Мстислав Всеволодович Келдыш, который руководил космической программой.
Сегодня перед нами также стоят очень большие вызовы. И помимо того что Российская академия наук ведет свои фундаментальные, поисковые исследования по широкому спектру вопросов, широким фронтом, конечно, мы сегодня акцентируемся на задачу, которая связана и с нейронными сетями, с искусственным интеллектом, который, как мы видим, все больше и больше влияет на нашу жизнь. Очень важны вопросы генетики, генетических коллекций.
Самое главное — инициировать глобальные проекты. Это вопросы создания новых материалов, которые позволяют сегодняшние новые технологии. Аддитивные материалы, которые, мы считаем, дадут очень большой прогресс в развитии нашего народного хозяйства. Это и новые системы связи. То есть достаточно большой круг вопросов, которые сегодня мы ставим во главу угла.
— Но вот на протяжении достаточно большого количества времени, уже по крайней мере десятка полтора лет, ставится вопрос о внедрении результатов научных исследований в практику, о прохождении всей цепочки – от получения конкретных результатов до появления их, образно говоря, "в железе", чтобы они уже действительно работали. На ваш взгляд, что необходимо сделать, чтобы наконец этот механизм заработал, и какова здесь должна быть роль Российской академии наук?
— Спасибо, это важный вопрос. Хотя дискуссии по этому поводу давно ведутся, но принципиальных изменений в этом вопросе до определенного периода времени не наблюдалось. Почему? Потому что главный так называемый KPI наших ученых – это, конечно, была публикационная активность. То есть насколько ученые, насколько институты публикуют свои результаты, и самое главное – в каких международных рейтинговых журналах. Зачастую не всегда отслеживается прямая связь с внедрением, между научным исследованием и востребованностью научных исследований.
Сегодня здесь идут большие изменения. Мы исходим из того, что любое фундаментальное, поисковое исследование всегда носит определенный прикладной характер. Только зачастую может пройти 50, 100 лет, когда какие-то фундаментальные исследования, открытия смогут иметь полезность для нашей жизни.
А зачастую, действительно, это короткий период времени. Вот сейчас это главная задача – мы переводим наши институты на то, чтобы иметь дополнительные показатели, связанные с востребованностью научных результатов в широком смысле этого слова. В том числе мы заново формируем технологические цепочки от фундаментальных, поисковых исследований до прикладной науки и потом уже внедрения их в промышленные изделия. Потому что в этой цепочке выпадает такое очень важное звено, как отраслевая наука, отраслевые институты. И мы вынуждены сегодня внимательно смотреть – там, где у нас где-то исчезли отраслевые институты, чтобы у нас эту функцию брали на себя академические институты.
— А каким образом в решении этой большой, насущной задачи поможет то, что РАН вновь возвращает себе научно-методическое руководство институтами и вообще исследовательскими центрами нашей страны?
— Действительно, эта функция всегда была у Российской академии наук. Но зачастую она носила не то чтобы декларативный характер — она не до конца, особенно в современных условиях, была проработана методически: как это должно происходить, на каком уровне должно идти планирование. И сегодня, конечно, мы этот вопрос ставим во главу угла.
Считаем, что Российская академия наук должна проводить более глубокое планирование госзаданий для научно-исследовательских работ для наших институтов. То есть мы должны делать более глубокое координирование, более глубокое планирование, потому что до этого у нас Академия наук зачастую формировала так называемые форсайты – приоритетные направления, по которым надо вести исследования. А институты уже могли в пределах их лимитов, выделенных на бюджетное финансирование, выбирать себе или формулировать ту или иную работу, и Академия наук уже проводила экспертизу госзаданий и результатов.
Сейчас мы ставим вопрос по-другому: мы считаем, что наши тематические отделения, а в Академии наук 13 отделений по всем направлениям исследований, начиная от математики, физики, химии, информатики и кончая археологией, филологией, должны сделать более глубокое планирование таким образом, чтобы практически все направления были равномерно распределены. Чтобы не получилось так, чтобы какие-то исследования мы не ведем, а сосредоточились на какой-то одной модной теме. Второе – эти востребованные работы, которые, мы видим, требует и наша высокотехнологичная промышленность, наши ведомства, обязательно должны быть включены в тематики, которыми занимаются наши научно-исследовательские институты.
— Геннадий Яковлевич, совсем недавно, буквально на днях, состоялась ваша рабочая встреча с президентом страны, и вы Владимиру Владимировичу Путину рассказывали в том числе о том, что Академия наук встраивается в государственную систему принятия решений, как развивать нашу науку. Каким вы видите место РАН в этой системе?
— Здесь очень много возможностей для Российской академии наук. Конечно, одна из таких важных составляющих – это экспертиза. Причем она должна быть высокопрофессиональной, объективной, непредвзятой, что сегодня очень важно для нашей страны. И здесь РАН должна играть самую главную роль, которая, кстати, сегодня закреплена законом о Российской академии наук. Потому что мы очень многие проблемы, аспекты можем рассматривать комплексно. Зачастую, когда мы смотрим какое-то техническое решение, мы можем посмотреть, как оно влияет на социальную среду, какая экономика здесь возникает, какие вопросы, связанные с законодательной базой.
И такие комплексные подходы позволяют наиболее правильно оценить действия правительства.
Сегодня я могу сказать, что правительство стало нам доверять во всех отношениях. И по количеству экспертиз — в прошлом году мы фактически в полтора раза их увеличили, до 60 тысяч экспертиз мы сделали. И с точки зрения важнейших направлений — то есть мы проводим экспертизу не только госзаданий, но и целых дорожных карт. Скажем, у нас правительство выбрало десять важных направлений. Это и квантовые вычисления, и квантовая передача данных, новые материалы, новые системы связи, искусственный интеллект, новое развитие космоса за счет большого количества малых спутников, и по энергетике. И здесь роль Российской академии наук очень велика.
— Экспертиза проходит без скидок, без всякого рода поблажек, невзирая на название проектов, на тему?
— Экспертиза идет очень объективно. И при этом я могу сказать — у нас количество отрицательных заключений выросло в три раза по сравнению с 2022 годом. Это не из-за того, что мы такие привередливые. Просто мы все понимаем высокую ответственность, наши эксперты более требовательно подходят ко всем предложениям и ко всем отчетам, которые делаются в области выполнения тех или иных исследовательских работ.
Очень важно, как я уже говорил, для Российской академии наук — формирование плана исследовательских работ, чтобы была их востребованность, для того, чтобы формировались технологические цепочки. Это тоже функция Академии наук, которую мы решаем. И очень важно еще — конечно, мы отслеживаем, — это подготовка кадров. Это одна из функций Академии наук, которая еще была заложена со дня ее основания в 1724 году. Это очень важная функция.
— А здесь как идет работа, каким образом сотрудники Академии наук будут способствовать привлечению талантливых ребят в исследования и разработки?
— Ну, во-первых, конечно, это традиционные методы, это сохранение и развитие научных школ. У нас некоторые научные школы берут свое начало еще с прошлого века, даже с начала XX века. И это очень правильно, потому что многие гордятся, называют своих учителей, к какой школе относятся. Это первое. Второе — очень важно для того, чтобы молодежь вовлекать, чтобы задача с точки зрения исследования, конечно, соответствовала мировым, самым последним требованиям, чтобы молодой исследователь понимал, что то, что он исследует, находится на самом острие современной науки.
Следующее — конечно, немаловажно, чтобы он был вооружен инструментальной, научной, приборной базой, аналитическим оборудованием, чтобы можно было проводить такие исследования. И здесь сейчас совместно с Минобрнауки мы проводим такие интересные конкурсы, как "Молодежная лаборатория", выделяются большие деньги там, где в большом количестве находятся наши молодые исследователи.
И эти лаборатории дополнительно финансируются за счет бюджетных средств. Ну и есть целый ряд механизмов сегодня, которые уже разработаны, которые мы разрабатываем для решения этой задачи.
— Геннадий Яковлевич, не будет преувеличением сказать, что основной площадкой для обсуждения путей развития нашей науки в течение последних лет стал Конгресс молодых ученых. Вы регулярно присутствуете на нем, выступаете. Разумеется, общаетесь с молодыми ребятами, которые приезжают на Конгресс. Что вы можете сказать, насколько действительно наша наука может быть спокойна в плане того, что у нас не перевелись как минимум способные, золотые, образно говоря, мозги и что они придут и продолжат дело тех, кто создавал нашу великую науку?
— Ну, во-первых, у нас очень много проходит школ молодых ученых, многих научных конференций. То, что сделан Конгресс молодых ученых, который проводится в Сочи, на площадке Сириуса, — важное событие. Здесь, скорее всего, главная задача — не только выработка каких-то решений, все-таки с точки зрения научных исследований это решается в другом месте.
Здесь главная задача — коммуникация. То есть для нас очень важно, чтобы молодые люди уже с самого начала коммуницировали между собой, находили контакты, находили новых научных товарищей, где делается совместная работа. Вторая очень важная в связи с этим задача — междисциплинарные исследования. Потому что мы видим, как синергия здесь на порядок растет, когда объединяются и математики, и физики, и биологи. Это тоже важно. Ну и третье, что очень важно для молодых ученых, — это как маститые ученые видят перспективы развития той или иной отрасли, как маститые ученые видят развитие того или иного направления в науке. Это очень важно, чтобы уже изначально увидеть горизонты, и для себя также принимать решения — в каком направлении ты посвящаешь свою жизнь исследователя.
Поэтому с этой точки зрения этот механизм достаточно эффективен. Но у нас много сейчас есть механизмов, которые позволяют вовлекать наших ученых в такую работу. Ну и могу сказать с уверенностью — общаясь с со студентами, с аспирантами, у меня самого почти 20 с лишним аспирантов, я вижу, как меняется и подготовка молодых ученых, и их мотивация, когда они приходят в науку.
Мы фиксируем сейчас, что, во-первых, мотивация выше. Люди молодые наши более подготовленными приходят, и, безусловно, они достойны самого высокого мирового уровня своих исследований.
— Если возвращаться к теме взаимодействия Академии наук и государства. Опять-таки, совсем недавно по указу президента вы стали членом Совета безопасности России. Совет безопасности образно называют стратегическим штабом нашего государства, который готовит основу для ключевых решений, направленных на обеспечение национальных интересов и безопасности России. В связи с этим, что эти новые ваши полномочия означают для развития Академии наук?
— В первую очередь, они означают, что государство повышает статус Академии наук. С учетом того, что ее президент входит в состав такой важнейшей функции государства, которую оно реализует через Совет безопасности. Это очень важный сигнал и со стороны государства всем членам нашей Академии наук.
С другой стороны, это также показывает то, что становится востребована работа Российской академии наук, аккумулирование тех знаний, которые у нас находятся в рамках Академии наук. Мы ведем исследования по широкому кругу вопросов, в том числе и по обороне.
Мы недавно запустили "шестую подпрограмму" — фундаментальный поиск в исследованиях для обороны и безопасности нашей страны, что очень важно. Я думаю, что те знания, которыми обладает наша академия, тот подход, когда мы комплексно рассматриваем каждую проблему — я уже говорил об этом, и социальные аспекты, и экономические аспекты, и технические, — позволят Совету безопасности также иметь определенную выгоду от присутствия здесь Академии наук в его составе.
— Геннадий Яковлевич, разумеется, никак не уйти от международной повестки. Академия наук всегда насчитывала, и насчитывает сейчас, очень большое количество иностранных членов в своих рядах. Разумеется, среди них представлено очень много ученых и с Запада, что называется, из недружественных стран. Вот что сейчас эти специалисты говорят своим российским коллегам о том, как, не скажу, может быть, развивать, но хотя бы поддерживать сотрудничество в области науки? Понятно, что они, может быть, это не говорят в открытую, но кулуарно ведь наверняка вы мнениями обмениваетесь. На ваш взгляд, какова сейчас ситуация с иностранными членами Академии наук? Ведь, насколько я понимаю, они не покидают состав РАН, и не отказываются вступать в нее, если речь идет о новых кандидатах на членство в Академии.
— Спасибо. Это тоже важный вопрос. Всегда международная деятельность находилась во главе угла — и также с самого начала, когда создавалась наша Академия наук, международные контакты были в основе Академии наук, как необходимый атрибут ведения научных исследований.
Ну, во-первых, я хотел бы сказать, что тот юбилей, который мы отмечаем, 300-летие Российской академии наук, — это праздник не только внутри нашей страны, наших ученых, наших граждан, но он решением ЮНЕСКО включен в международную дату, которую будет отмечать все наше международное сообщество, в первую очередь ученые.
Конечно, у нас более 400 иностранных членов Российской академии наук из 55 стран мира. Могу сказать, что был небольшой всплеск, но и то он был локальный по определенным странам, которые покинули, — это небольшое количество, буквально там менее 5%. С другой стороны, я хотел бы сказать, что и наши очень многие академики, члены-корреспонденты являются членами иностранных академий, они там остались и взаимодействуют.
Второе — конечно, я могу сказать, что академическая площадка стала сегодня комфортной для международных коопераций, международных дел. И к нам очень многие приезжают. Скажем, когда летом прошлого года у нас было общее собрание, мы награждали Большой Ломоносовской медалью наших ученых, в том числе ученого из Великобритании, который сделал прекрасный доклад на общем собрании. У нас и сейчас в декабре было общее собрание, у нас было награждение лауреатов премии Менделеева, премии ЮНЕСКО, и к нам большая делегация приезжала — это и замгенерального секретаря ЮНЕСКО, и наш лауреат из Мюнхена, из Германии, который также сделал прекрасный доклад. И было достаточно много иностранных ученых. В том числе и те, которые были в комиссии по присуждению этой премии.
То есть мы видим, что на таком рабочем уровне у нас остаются рабочие контакты. Многие понимают, что здесь политика идет, но политика не может влиять очень сильно и на взаимоотношения между учеными, и на те направления исследований, которые работают — с одной стороны. С другой стороны, у нас сейчас есть более активная работа с другими нашими странами. Это, естественно, с Китайской народной республикой, с Индией. С Вьетнамом, Эфиопией. Целый ряд новых направлений, где у нас прекрасные новые контакты. И самое главное, мы используем их потенциал.
Скажем, у нас во Вьетнаме очень большая работа идет по специальной станции испытаний наших новых материалов в новых климатических условиях, исследования новых процессов, которые протекают в той или иной среде.
Мы активно работаем со многими научными сообществами. Мы проплатили в прошлом году взносы и остались в 42 таких международных научных сообществах. Они именитые, некоторым уже больше 100 лет, и наше представительство там активно проходит.
— Правильно ли я понимаю, что Российская Академия наук планирует развивать контакты и со странами Африки?
— Да, безусловно. И наши научные институты очень высоко оценивают потенциал Африки, потому что этот регион будет очень бурно развиваться во всех отношениях, там большой потенциал — и роста по производительности труда, по созданию новых производств, по росту численности населения. Можно оценивать, что это перспективный регион, мы с ними работаем. У нас сейчас развиваются контакты и с Эфиопией, и с другими странами, где мы также находим совместную работу.
— Ну и наверняка не останутся в стороне проекты и с Латинской Америкой.
— Да, безусловно. Сейчас, я еще раз подчеркиваю, — это широкий спектр, по которым идет у нас работа. И я могу по себе даже сказать — я являюсь по традиции членом совета директоров международного совета, который объединяет всех разработчиков и производителей в полупроводниковой промышленности. И мы активно и продуктивно работаем уже на протяжении многих десятилетий.
— Вернемся к российской повестке. На встрече с президентом вы говорили о том, что Академии наук необходимо вернуть функцию экспертизы школьных учебников. Что вы можете сказать — те несколько лет, в течение которых эта экспертиза отсутствовала, как они сказались на качестве учебников для школьников? И насколько, как вы полагаете, быстро удастся вернуть Академии наук эти полномочия?
— Я бы здесь подчеркнул, что это на самом деле очень важный вопрос, особенно сейчас. Это подготовка наших школьников, которая непрерывно связана с подготовкой молодых специалистов уже в вузах. И я бы здесь две вещи отметил. Во-первых, что и министерство просвещения, и министр Кравцов Сергей Сергеевич провели определенную работу по унификации учебников, по унификации многих планов, потому что до этого был вообще очень большой разброс.
Там чуть ли не каждый регион, каждая школа имела по одному и тому же предмету много учебников, выбирала. И это очень плохо сказывалось на подготовке наших учеников, нашего подрастающего поколения. Это первое.
Второе, — конечно, мы считаем, что наступил уже второй этап, когда унификация определенная произошла, и мы должны теперь уже поднимать качество таких учебников, которых не так много должно быть. Не может быть одних учебников для какой-то там физико-математической школы, одних — для какого-то специализированного гуманитарного профиля, биологического профиля.
И, конечно, с учетом более углубленного изучения того или иного предмета сегодня, конечно, очень важно, чтобы была экспертиза в академии. Учитывая, что у нас практически все члены академии являются еще и преподавателями — либо профессорами, либо завкафедрой. И они, конечно, уже понимают, какой должен прийти абитуриент, студент для того, чтобы можно уже было более качественно продолжить его образование и сделать из него либо инженера, либо ученого. И вот это знание, я думаю, будет способствовать тому, что будут более качественные учебники, более грамотные подходы, и где уже не будет, скажем, как мне зачастую говорят, каких-то других интересов, когда дается заключение на учебник. Я думаю, что это сыграет на большую пользу.
Та, скажем, информация, которая приходят к нам, говорит о том, что сегодня это слабое звено в подготовке школьников. Конечно, учебники должны совершенствоваться, и не только отвечать новому времени, но они должны, конечно, максимально способствовать тому, чтобы ученики осваивали правильно материал.
— Если говорить о том, как идет встраивание ученых из новых регионов в общероссийский ландшафт, то в чем вы видите даже, я бы сказал, преимущество научных учреждений из этих регионов? Могут ли они заявить о себе в рамках общей картины исследований и разработок в нашей стране?
— Конечно. Я могу сказать, что наши новые регионы — это сначала Крым был, потом Луганск, Донецк, Запорожье, Херсон, — они, конечно, традиционно обладали такими большими традициями в области научно-исследовательских работ. Причем каждый регион имел определенную специфику, где в той или иной степени они больше уделяли внимание, скажем, либо вопросам сельхознаук, либо вопросам шахтного дела, добычи полезных ископаемых, либо в области физико-технических направлений.
И, конечно, в первую очередь мы отдаем дань тому, что несмотря на те условия, в которых они в последнее десятилетие жили, работали, они сохранили и определенные базы, и сохранили ученых, и подготовили уже и молодежь. И это надо максимально использовать. Мы сделали Ассоциацию южных регионов для того, чтобы как можно быстрее и эффективнее их интегрировать в наше научное пространство.
Причем мы обязательно туда включили представителей Крыма, которые рассказывали, как они в 2014-м, в 2015-м году решали те проблемы, которые сейчас стоят перед новыми регионами. И как можно многие задачи решить более эффективно, чтобы как можно быстрее вписаться в такое научное пространство. Второе, конечно, — очень много у нас совместных научных работ, они по многим были контрагентами. И мы сейчас очень внимательно к этому относимся, к тому, как правильно развернуть финансирование и как правильно распределить задачи.
Второй очень важный аспект. Я хотел бы отметить, что у нас сейчас четыре региональных отделения Академии наук — это Дальневосточное, Сибирское отделение, Уральское. И недавно мы создали Санкт-Петербургское региональное отделение. И каждое региональное отделение сосредоточено в том числе на решении региональных проблем. Причем у каждого региона оно имеет свою специфику — это и вопросы, связанные, скажем, с изменением климата. И экологическая проблема, и проблема, связанная с Дальним Востоком — с разведкой полезных ископаемых. У нас есть проблема уже и по Донецку, и по Луганску, связанная с шахтными делами, потому что очень много шахт. Многие шахты заброшенные, давно никто не занимался их восстановлением, никто не занимался экологией.
Это очень важный вопрос, потому что сточные подземные воды уже изменили свои течения, изменили свое направление, русло. И там возможны большие экологические проблемы — это и провал грунта, это вопрос качества питьевой воды. Конечно, мы будем настраивать эти научные учреждения для того, чтобы они решали в том числе такие задачи, которые именно характерны для данного региона.
— Наверное, как раз междисциплинарные подходы здесь будут очень востребованы.
— Сейчас они везде востребованы, для любых исследований. Это и новые математические модели, это привлечение методов машинного обучения нейронных сетей. Конечно, это сегодня основа ведения исследовательской работы.
— Геннадий Яковлевич, в связи этим такой личный вопрос. Вот вы назвали нейронные сети. Сейчас бурно очень развивается искусственный интеллект, квантовые вычисления — с одной стороны. С другой стороны, очень сильно развиваются генетические технологии, методы биомедицины. Вы известны всему миру как признанный специалист по микроэлектронике. Но давайте пофантазируем: вот если бы вы сейчас были молодым человеком и начинали бы свой путь в науку, чем бы вы хотели заниматься? Или бы вы были верны своей любимой микроэлектронике?
— Во-первых, я бы был верен своей микроэлектронике. Почему? Вы сейчас перечислили направления — квантовые технологии. Микроэлектроника — все квантовое, и я могу об этом долго рассказывать, потому что я председатель совета по квантовым технологиям у нас в Академии наук. И, конечно, основа зачастую лежит в области микроэлектроники.
Нейронные сети, машинное обучение, конечно, тоже связаны с микроэлектроникой. И я могу сказать, что в ближайшие 15 лет, — мы последнюю такую дорожную карту смотрим до 2037 года, она постоянно обновляется каждые два три года, — мы видим, какие будут колоссальные изменения, какие возможности будут давать микроэлектронные технологии. Я просто по старинке называю "микроэлектронные", хотя они давно, уже несколько десятилетий, в наноразмер ушли.
Конечно, возможности, которые будут даваться с точки зрения интеграции схем, мы будем чувствовать изменениями своей жизни. Потому что все, скажем, нейронные сети основаны на электронных решениях, и это будет таким основным драйвером на ближайшие десятилетия — совершенствование этих механизмов. Мало того, сегодня очень многие научные достижения, скажем, изучение элементарных частиц, того же бозона Хиггса, они основаны на том, что суперкомпьютеры ведут большую обработку больших баз данных. И уже компьютер определяет — когда он находит "шесть сигма", допустим, по корреляции, то это уже новые элементарные частицы. Поэтому я вижу еще большой потенциал этого направления.
Беседовал специальный корреспондент Владимир Сычев.
