В декабре нынешнего года несколько зеленоградских предприятий посетили выставку SEMICON Japan в Токио, представляя там свои разработки и в целом инновационный кластер «Зеленоград». О том, что привёз в Японию «Ангстрем», об итогах и своих впечатлениях от выставки Zelenograd.ru рассказали Олег Семичастнов, начальник управления внешнего рынка «Ангстрем», и Морис Гафаров, руководитель дизайн-центра микроконтроллеров «Ангстрем».
— Что «Ангстрем» представлял на SEMICON Japan? Ваша экспозиция пользовалась, наверное, самым большим вниманием посетителей...
О.С. — Наша экспозиция была связана с очень актуальной в настоящее время темой — энергосбережением. Самый простой пример — обычные осветительные лампы повсюду заменяются на светодиодные, более долговечные и потребляющие значительно меньше энергии. При этом требуются специальные схемы, управляющие их работой, так называемые LED-драйверы. Мы представляли микросхемы, разработанные и изготовленные на «Ангстреме», которые служат именно этой цели — управлению самым разнообразным светодиодным освещением. Это достаточно сложная проблема — обеспечить высокую эффективность и качество освещения при разных условиях. Поэтому мы не ограничились одной схемой, а разработали целое семейство схем, отвечающих различным требованиям — их образцы были выставлены на нашем стенде.
— Они «заточены» именно на осветительные системы?
О.С. — Не только — еще на рекламу, рекламные световые конструкции — бегающие огни и тому подобное.
— Это большой рынок сейчас.
О.С. — Да. Это одно из наших направлений развития. Другие наши образцы имели отношение к силовой электронике. Это направление тоже связано с энергопотреблением — это микросхемы, работающие при больших значениях тока и напряжения, которые используются в устройствах управления электроприводами — основных элементах электровозов, троллейбусов, гибридных автомобилей, сварочных аппаратов. Применяются они и в бытовой технике: стиральных машинах, индукционных плитах и т.д.
Кроме этого мы представляли и другие перспективные изделия: телекоммуникационные микросхемы, схемы RFID.
— LED-драйверы — новое для «Ангстрема» направление?
О.С. — Сравнительно новое, причем оно за собой потянуло еще ряд изделий. Помимо LED-драйверов необходимо было разработать мощные транзисторы, пропускающие большой ток — это тоже сложная техническая задача.
— Элементная база используется импортная для всей этой электроники?
О.С. — Нет, почему же? Самое интересное в том, что у нас имеется полный цикл производства, от моделирования и разработки топологии до получения образцов. И далее мы готовы поставлять продукцию клиентам в больших объёмах. Форма поставки — либо в виде корпусированных схем, либо виде пластин или разрезанных кристаллов.
— А что из технологий RFID есть сейчас у «Ангстрема»? Мы знаем, что зеленоградский «Микрон» этим направлением плотно занимается, а об «Ангстреме» по этой теме мало что известно...
М.Г. — RFID — способ автоматической идентификации объектов, в котором посредством радиосигналов считываются или записываются данные, хранящиеся в так называемых транспондерах, или RFID-метках. В Японии мы представляли е-паспорт, систему электронного паспорта, элементом которого является наша микросхема.
— Это те самые отечественные микросхемы для загранпаспортов, которые скоро должны начать встраивать вместо импортных? Кажется, госорганы сейчас выбирают их поставщиков, в том числе вас и «Микрон»?
М.Г. — Да, под эти загранпаспорта сейчас планируется запустить пилотную зону в Калининграде, где должны отрабатываться в пилотном режиме наши микросхемы для электронного паспорта.
— «Ангстрем» будет поставлять чипы для загранпаспортов? Или выбор поставщика до сих пор не сделан?
М.Г. — Это будет решение Минкомсвязи. Сейчас еще идут испытания, а пока в загранпаспортах ставят чипы компании NXP, это голландская компания. В Японии мы представили нашу версию электронного паспорта: это полноценный микропроцессор с блоками криптозащиты, с оперативной памятью 128К, которая позволяет обеспечивать все нужные функции паспорта и «перекрывает» требования Минкомсвязи к микросхемам для загранпаспортов. Дело в том, что эти требования недавно изменились, и сейчас в память чипа необходимо вносить фотографию владельца паспорта и его отпечатки пальцев, то есть нужно поддерживать и фотографии, и изображения. Наш чип работающий, мы его тестируем в разных режимах на оборудовании французской фирмы Micropross в её московской лаборатории. Кроме того, сейчас «Ангстрем» создал свою лабораторию по тестированию RFID. Мы используем оборудование французской компании KEOLABS.
— Эти микросхемы предназначены только для загранпаспортов? А в проекте УЭК — универсальной электронной карты, которая с 2013 года должна быть введена на всей территории России — вы участвуете со своими чипами?
М.Г. — Мы провели подготовительные работы по этому проекту, но пока никакой информации дать не можем.
— А какие применения RFID и заказы у «Ангстрема» уже были?
М.Г. — RFID для электронного паспорта — высокочастотные, 13,56 МГц. А есть еще низкочастотные RFID — 125 КГц...
О.С. — Наши низкочастотные микросхемы поставляются в Европу, причем поставляются давно. Используются они для идентификации в системах контроля доступа. Эти же микросхемы применяются и в России.
М.Г. — В таких микросхемах не нужна особая криптозащита, как, допустим, в электронном паспорте...
О.С. — Да, и этот кристалл поставляется в «Ангстремом» в больших объемах.
— Больше по России или за границу?
О.С. — Больше за границу. Сейчас идёт работа по модернизации кристалла — у него появилось несколько различных режимов работы. Мы стремимся уменьшить размер кристалла, чтобы он стал для нас еще более рентабельным. Меняем форму поставки: если раньше поставки осуществлялись в виде целых пластин, то сейчас мы поставляем пластины, разрезанные и наклеенные на специальную пленку. То есть, клиенту не приходится резать эту пластину.
М.Г. — Они сразу могут помещать кристаллы в любой носитель, будь то страница паспорта или пластиковая карточка.
— «Микрон» заявлял о своём проекте по вживлению чипов в уши крупному рогатому скоту...
О.С. — Мы тоже работаем над метками для животных — в чип заносится информация о возрасте животного, режиме кормления и т.д. Такой кристалл был у нас разработан давно. Сейчас возникла волна повышенного интереса к этому направлению, поэтому мы совершенствуем этот кристалл и пытаемся сделать замкнутый цикл его производства.
— Кто подходил на стенд «Ангстрема» в Японии, что интересовало ваших посетителей?
О.С. — Их интересовала возможность закупки у нас продукции, о которой я упоминал, и использования её в своих целях — это касается драйверов светодиодов, мощных транзисторов, быстровосстанавливающихся диодов, то есть, всего, что связано с энергопотреблением. Кроме того, подходило очень много людей, которые предлагали свои услуги и оборудование по тестированию этих схем — в общем-то, это нам тоже интересно. В некоторых случаях предлагалось более современное оборудование, чем у нас сейчас есть. Мы оценивали — возможно, это оборудование больше подходит для наших новых направлений развития. Может быть, оно дешевле, чем то, на которое мы сейчас ориентируемся. Такие варианты тоже рассматриваются.
— Вы сами успели походить по выставке? Были там производители ваших направлений, и на каком они уровне сейчас?
О.С. — Мы, в общем-то, и без выставки это знаем. У этой выставки была несколько другая ориентация, в основном было представлено как раз измерительное оборудование и оборудование для производства кристаллов. Это тоже нам интересно.
М.Г. — Понятно, что оборудование нам интересно и нужно, но это уже другая задача...
О.С. — К нам подходили представители от фирм, занимающихся изготовлением светодиодов. Их интересовала возможность использования наших микросхем.
— Почему Японии, находящейся как всегда на острие технологий, могут быть интересны российские микросхемы? Есть общее мнение, что в России вся электроника развалилось.
О.С. — Мнение остаётся мнением, и в интересах конкурентов всегда это мнение распространять. Просто могу привести пример из времени «перестройки», когда мы только входили на рынок, где очень высокая конкуренция. «Ангстрем» сумел туда войти с микросхемами для часов и калькуляторов — в 90-е годы мы разработали и поставляли эти кристаллы, и они были в большинстве часов и калькуляторов, изготавливаемых в Азии. То есть, «Ангстрем» сумел обеспечить кристаллами бОльшую часть этого сегмента рынка. Но при этом никто не знал, что там стоят кристаллы «Ангстрема» — ясно, что наряду с нами микросхемы для часов и калькуляторов выпускали известные фирмы, но им не хотелось афишировать своего конкурента. А сейчас, я думаю, та же самая ситуация. На самом деле успехи есть, и мы надеемся, что будут еще большие.
— Значит, Япония в каких-то секторах рынка чипов рассматривает «Ангстрем» на равных?
О.С. — Япония очень сильный конкурент. Я не знаю, как они нас рассматривают, скажу откровенно.
М.Г. — Возможно, японцы пытаются найти какие-то решения по размещению у нас микроэлектронных производств, чтобы размещать часть заказов в России. Им же нужно постоянно повышать рентабельность и снижать издержки. Понятно, что у них уже много фабов в Китае, но они также ищут и другие возможности... Подобное у нас уже было, какое-то время мы мы сотрудничали с компанией Epson, Fujitsu. И на SEMICON Japan к нам подходили несколько представителей компаний, которые тоже занимаются полупроводниками, делают полупроводниковые схемы...
— Для них Россия может быть привлекательна как место производства?
М.Г. — Да. Понимаете, серьезная крупная компания — она в любом случае продолжает производство своих схем, многие из них выпускаются годами, у них есть свой рынок. При этом в Японии их делать уже невыгодно, придётся это делать с минимальной рентабельностью, и они вынуждены часть своих заказов размещать в других местах. Возможно, они выясняли, насколько мы им подходим в этом плане и что мы им сможем предложить в плане технологий.. Мы не против, потому что это прибыль. Нам нужно, чтобы наш полупроводниковый завод был максимально загружен нашими или другими дизайнами — неважно, главное чтобы он постоянно работал.
— А ваш дизайн-центр сейчас загружен проектами самого «Ангстрема» или какими-то заказными разработками? Работаете ли вы вообще на заказ?
М.Г. — Мы в основном делаем свои проекты. Понимаете, так как наш дизайн-центр и полупроводниковый завод «Ангстрема» интегрированы в одну структуру, то наша основная задача — делать дизайн микросхем самостоятельно, уже зная сбыт, и стараться загрузить завод. Можно полностью переключиться на заказной дизайн, но для компании это было бы неправильным решением.
— Насколько сейчас загружен завод «Ангстрема»? Если бы сейчас на него пришли те же японцы, например, со своим производством — там было бы где его развернуть?
О.С. — Возможности есть, резерв мощности есть, и нам нужно стремиться увеличивать производство. М.Г. — В Японии интересно было посмотреть, какой вектор у них сейчас в разработке новых идей, новых технологий, как они работают.
— Какие векторы в японской электронике вы увидели?
О.С. — Японские фирмы используют и MEMs, у них есть свои наработки... На меня произвели впечатление продемонстрированные на выставке пластины диаметром 450 миллиметров и установки для резки этих пластин. Вообще говоря, на «Ангстреме» этот вопрос стоит достаточно остро, потому что в последнее время клиенты уже не хотят, чтобы им поставляли чипы в виде неразрезанных пластин — им тогда приходится самим искать, где эти пластины резать. Поэтому мы решили сами резать пластины. Пластину большого диаметра обычной фрезой не разрежешь — для этого существуют лазерные установки. На меня такие пластины произвели впечатление и в технологическом плане.
— Кстати, представитель «Ангстрема» Алексей Дианов как раз недавно давал комментарии в СМИ по поводу того, что в России сейчас не производится оборудование для работы с пластинами больших диаметров, и, видимо, никогда уже не будет производится...
О.С. — Да, в России такие пока не делают. Но сейчас в мире происходит все большая и большая специализация по отдельным видам работ для полупроводниковой электроники. Есть предприятия, которые специализируются на производстве именно такого оборудования. Японцы в этом, конечно, лидеры — японцы и американцы, ну это все знают. Но у нас талантливые инженеры... Кстати, вообще говоря, изделия, подобные нашим, сейчас делают по всему миру. Но, мы можем конкурировать с зарубежными производителями именно за счет наших специалистов, которые придумывают, как упростить — в хорошем смысле этого слова — техпроцесс без ухудшения характеристик самого прибора. На этом мы выигрываем: уменьшаем количество фотолитографий, совершенствуем техпроцесс, используя таланты наших инженеров.
— Олег Львович, я знаю, что вы были на «Ангстреме» конструктором и одним из разработчиков еще советских «Электроники МК-85» и УКНЦ — что, в общем-то, достаточно значимо для всех, кто знает и помнит, что это были за устройства. Наверняка вы прекрасно знаете баланс сил в советском прошлом — технологический уровень Японии тогда, кто за кем гнался и т.д...
О.С. — Прямой гонки, так сказать, не получалось. Конечно, в Японии — как мы и сейчас видели, когда были на экскурсии в институте AIST — всегда очень изобретательны в появлении новых вещей. И прототип МК-85 тоже, можно сказать, был их изобретением, назывался он «персональный компьютер». Конечно, на компьютер он не тянул, но по тем временам был достижением. Это был калькулятор с минимальной возможностью программирования, и японцы для него разработали ряд специальных схем. Идея сама по себе была новая, она понравилась и нам. «Ангстрем» всегда привык бороться за первые места, поэтому решено было сделать аналогичное устройство. Но не просто «сдирая» то, что сделали японцы, а используя те наработки по микропроцессорам, по контроллерам, которые у нас к тому времени уже тоже были.
— То есть, сделать то же самое — из своего?
О.С. — Да, из своих комплектующих. И в результате, в общем-то, наш МК-85 получился лучше по качеству и по своим возможностям. То есть, это были гонки не в прямом смысле — кто быстрее пробежит дистанцию, а, скорее, «кто быстрее пробежит дистанцию дворами». Японцы бежали по одному пути, а мы побежали по другому, который в то время лучше знали. В результате устройства были вроде бы одинаковые, но наш был получше. Потом на базе МК-85 (тогда очень модно было к съездам делать делегатам подарки) мы, используя наработки, сделали словарь-переводчик. Он тоже был первый в Советском Союзе. Не помню точно, сколько там было слов, кажется, около тысячи. И этот электронный словарь был вручен делегатам съезда, это была передовая вещь.
УКНЦ был разработкой не для широкого потребления, специализированной, но тоже был сделан на высоком уровне.
— Ну как, УКНЦ даже в школах, по-моему, стояли...
О.С. — Да, переработанная версия. Они назывались БК-0010 в школьном варианте, и использовались для обучения школьников работе на ПК. Идея УКНЦ тоже была взята из-за рубежа, а реализована, опять же, на нашей элементной базе. То есть, не было прямого копирования, мы всегда старались в чем-то превзойти...
— Сейчас вообще речь может идти о такой «гонке по дворам» с Японией хотя бы в чем-то — в тех же силовых микросхемах?
О.С. — Да, в том, чем мы сейчас занимаемся — собственно, так и происходит. Мы сейчас создаём конкурентоспособные изделия за счет ноу-хау в технологических процессах — например, как я уже сказал, пытаемся что-то сделать, чтобы уменьшить число фотолитографий. То есть, это тоже гонка, но они там изобретают и используют новое оборудование, уменьшают технологические размеры, а мы пытаемся, используя навыки наших специалистов, выиграть другим способом.
— Вы оптимистически смотрите на то, что происходит в российской электронике сейчас, или лучше не стало?
О.С. — Думаю, стало. У нас есть очень много программ развития, в том числе программы правительства по поддержке и развитию электроники. Я думаю, мы должны снова оказаться на таких же передовых позициях, как и были.
— А вы, Морис Пальмирович, как молодое поколение — почему вы пришли на «Ангстрем», окончив МИЭТ? Причем это произошло, как я понимаю, в 90-е годы, когда всё вообще было плохо?
М.Г. — Это был 1998. Ну как, пришёл — интересно было, и надо было что-то делать.
— Тогда, по-моему, редко кто из МИЭТа шёл работать по специальности.
М.Г. — Да, с нашего курса немногие пошли работать по специальности. Просто мне нравится это делать. Вот и всё.
О.С. — Да, что тут объяснять, просто работа у нас очень интересная — продумать прибор в голове и сделать так, чтобы он потом заработал!
М.Г. — На самом деле, интересно становится, когда ты уже видишь то, что ты сделал. Плохо, что в наших технических вузах нет такой системы, чтобы уже на втором курсе студенту, будущему инженеру, была бы поставлена задача на четыре года — сделать микросхему. Да, за четыре года продумал бы идею, сделал расчеты, схему, топологию, опытные образцы — их можно сделать на одной пластине мультишаблоном для всех студентов на кафедре. Затраты не большие, а эффект огромный. Отрабатывать полученные знания студенту, будущему инженеру-схемотехнику сложно. Расчеты и проект, сделанные на рабочей станции необходимо материализовать в кристалле. Только получив свою первую работоспособную, путем нескольких итераций, интегральную схему, проведя ее анализ, студент получит огромный опыт по разработке и изготовлению микросхемы. Такой выпускник, придя в компанию, уже будет знать, что ему делать, какие технические проблемы предстоит решить в том или ином проекте. Мы можем ускорить процесс наработки опыта, которого так не хватает молодым специалистам.
— Но они же приходят на практику на тот же «Ангстрем»?
М.Г. — Да, мы их берём, но опыта у них мало. Было бы неплохо в наших технических вузах внедрить такой процесс.
— Но пока это, я так понимаю, это существует только в виде свободного научно-технического творчества студентов: кто хочет, тот и занимается подобными вещами. На ярмарке «РИТМ Зеленограда» периодически выставляют свои разработки студенты, аспиранты, магистры... Например, в этом году я видела там проект — RFID-схему пытались уменьшить в размерах — это, наверно, вам близко. Но такие проекты делают, может быть, один-два-три человека из выпуска — те, кому это интересно.
М.Г. — По факту, в России небольшой внутренний коммерческий рынок электронных компонентов, и поэтому инженеров требуются, к сожалению, не так немного. Значительное и иногда бесконтрольное вливание государственных средств в электронику имеет и обратный эффект. Экспорт становится не рентабельным, и мы теряем внешние рынки сбыта. Очевидно, что стимулом создания инновационных схемотехнических и технологических решений в проектах является конкуренция на рынке. Изделие хорошее — значит, будет клиенты, будут продажи. Но когда рынка нет, а есть много денег тогда, к сожалению, идет вялая деградация инженерии, как отрасли.
— Сейчас есть еще целевое обучение, зеленоградские предприятия могут обучать студентов МИЭТ «под себя», буквально набирая на свои заявки выпускников школ. «Ангстрем» тоже, наверное, обучает «целевиков»?
М.Г. — Да, например, в МИЭТе есть программа по Cadence, и «Ангстрем» набирает студентов, оплачивает их дополнительное двухгодичное обучение. Наши студенты сейчас как раз в процессе такого обучения — они заканчивают четвёртый курс, идут в магистратуру и только сейчас начинают именно на практике применять свои знания. Это процесс двухгодичный. Конечно, если сейчас дать такому сотруднику проект — ему нужно будет помогать, потому что всё-таки отсутствие опыта создает проблемы. Благо, что вокруг него пока есть прекрасные инженеры с десятилетним опытом, они всегда помогут.
Елена Панасенко