На прошлой неделе Барак Обама нанёс свой первый визит в качестве вновь избранного президента США в Юго-Восточную Азию
Его негласной целью стало укрепление в регионе позиций Вашингтона, необходимых для сдерживания Китая – второй экономики мира, которая к 2025 году может обогнать США по размеру ВВП и выйти уже на первое место. В Пекине недавно состоялся XVIII съезд Коммунистической партии Китая, который подтвердил незыблемость ранее избранного курса и намерение через 10 лет завершить строительство «среднезажиточного общества». При этом было подчёркнуто, что КНР никогда не будет подчиняться какому-либо давлению извне. Налицо несовпадение интересов США и Китая. В связи с этим возникает вопрос: так кто же они – соперники или тактически больше партнёры? Об этом корреспондент газеты беседует с ведущим научным сотрудником Института США и Канады РАН Сергеем Трушем.
- Скажите, Сергей Михайлович, а существуют ли у Вашингтона сколько-нибудь ясные и конкретные планы относительно того, какую линию нужно проводить в отношении Пекина?
- Прежде всего следует отметить, что даже если говорить об отрезке «современной истории», трансформировать свой экономический рост в политическое влияние Китай начал сравнительно давно. Ещё три десятилетия назад, на начальной фазе дэнсяопиновских реформ ХII съезд КПК (1982) провозгласил курс на «независимую и самостоятельную внешнюю политику», сделав заявку на формирование китайского «центра силы». Реакции США на это варьировались в рамках дихотомии: «сдерживание» – «вовлечение», и в разное время преобладала то одна, то другая тенденция. В более ранние периоды лидеры США были больше уверены в своих возможностях экономического, военного или иного сдерживания Китая. Эта линия особенно проявилась под воздействием событий на Тяньаньмэнь в 1989 году, когда обозначилась вся гамма несоответствий между китайской и американской моделями развития, в первую очередь в том, что касается политической системы.
Однако, начиная, пожалуй, с Клинтона, по мере того как экономический рост Китая становился всё более устойчивым и самодостаточным, в американской стратегии усилилась тенденция на стратегию «вовлечения». Суть её – создание прочной ткани взаимозависимости и взаимовлияния двух экономик и обществ, поощрение широкой сети каналов и институтов взаимодействия, управляемое введение КНР в мировую экономику, «мировую игру», функционирующую преимущественно по американским правилам и при американском «судействе».
Что касается администрации Барака Обамы, то с учётом воззрений и политической философии этого лидера, переосмысления им роли США в международной системе основной акцент его команды в отношении КНР был сделан на кооперационных инициативах. Во главу угла было поставлено расширение опоры взаимозависимости с Китаем в первую очередь за счёт сотрудничества в области высоких технологий, наукоёмких производств, перспективных инновационных проектов.
- Тем не менее в ходе недавней предвыборной кампании тема китайской угрозы была одной из центральных. Так, Барак Обама заявил о начале новой торговой войны с Китаем, а его соперник Митт Ромни и вовсе призвал к более жёсткому курсу в отношении Пекина.
- Действительно, администрация Обамы объявила о том, что планирует подать новые иски в ВТО в связи с неоправданно высокими пошлинами на некоторые виды импортных автомобилей. Американские потери оцениваются в 3 млрд. долларов, а в числе пострадавших – Chrysler и General Motors. Это далеко не первый такой иск в адрес Китая. С момента вступления КНР в ВТО в 2001 году США направили свыше 10 таких официальных исков, часть из которых была удовлетворена. Китай, в свою очередь, также апеллировал в комиссию ВТО с претензиями к США, но почти вдвое меньшими. Надо сказать, что американская администрация очень избирательно и политически мотивированно подходит к разному виду экономических жалоб на китайцев. Так, несмотря на валютные споры с Пекином, минфин США официально не фиксирует за Китаем статус валютного манипулятора, хотя признаёт такой статус за рядом других стран.
В связи с этим следует отметить, что соперничество ныне доминирующей (США) и «восходящей» (КНР) держав происходит в конкретной «матрице» сегодняшнего международного общения. На это соперничество накладывают отпечаток и глобализация, и важнейшая её часть – транснационализация факторов производства, и волны информатизации, и возвышение негосударственных акторов политики, и рост этноконфессиональных и цивилизационных факторов и т.д. В этих условиях взаимодействие КНР и США в мире, мотивации сторон - исторически оригинальны и неповторимы.
При высоком уровне соперничества, взаимонаправленности военного строительства, острых валютных противоречиях, геополитических трениях двусторонняя торговля тем не менее достигла феноменальной планки в полтриллиона долларов – 503 млрд. в 2011 году, причём номенклатура торговли, её наукоёмкость и технологичность в целом растут в обоих направлениях. При этом, правда, и торговый дефицит США составил внушительные 295 млрд.
Важным фактором взаимозависимости стала макроэкономическая связка между Китаем и США в финансовой сфере. Она предопределяется высоким уровнем потребления, нарастанием государственного долга и «тройного дефицита» США, с одной стороны, и покрытием этих дефицитов накоплениями Китая и других «развивающихся экономик мира» – с другой. На протяжении последнего десятилетия Китай удерживает уверенное мировое лидерство по запасам валютных накоплений в долларах (3.198 млрд., 2011). Как иностранный финансовый инвестор, он обладает и наиболее толстым портфелем облигаций минфина и других ценных бумаг США. Доля Китая в последние годы превышает 30 процентов в числе всех иностранных государств – держателей этих ценных бумаг.
Симбиоз конкурентности и взаимозависимости – коренное отличие отношений КНР и США от советско-американского противоборства, в котором две силы экономически были весьма автономны. Другое немаловажное отличие заключается в том, что Китай и США являются державами с высокой внутренней устойчивостью, ресурсами самодостаточного развития в экономическом, социально-политическом цивилизационном смысле. По обеим сторонам Тихого океана нет иллюзий относительно системной деградации, «развала» партнёра-соперника в обозримом историческом будущем, не говоря уже о военной победе над ним. Осознание такой обоюдной самодостаточности заставляет обе стороны формировать особую философию отношений, исключающую «уравнение с нулевой суммой».
- «Мы должны повысить наши возможности по эксплуатации морских ресурсов, решительно защищать морские права Китая и превращать Китай в морскую державу», - подчёркивалось на съезде КПК. С этой целью КНР, указывают некоторые эксперты, приступила к созданию океанского флота, выстраивает линию обороны, получившую название «нить жемчужин». С другой стороны, США намерены перевести 60 процентов своих вооружённых сил в зону Тихого океана, стремятся окружить Китай цепью военных баз, которую сравнивают с кольцами анаконды. К чему может привести это растущее военное противостояние двух великих держав?
- Следует отметить, что модернизация китайских ВМС активно идёт с начала 1990-х годов. Мотивация для неё очевидна: обширнейшая береговая линия, приморские провинции – мотор роста, растущий объём торговых и энергетических коммуникаций, тайваньская проблема. Военный потенциал КНР традиционно считался «сухопутным», морское «крыло» – в силу истории формирования НОАК и тех задач, которые она прежде решала, провисало.
Основные направления модернизации – наращивание ракетных противокорабельных возможностей, создание нового поколения подлодок и надводных кораблей, расширение глобальной сети пунктов обслуживания, изменения доктринального характера. Считается, что ключевым приоритетом морской модернизации КНР является создание у китайских ВМС способности предотвращать доступ враждебных флотов к жизненно важным прибрежным акваториям КНР, в частности в зону Тайваньского пролива.
В Вашингтоне с этим, конечно, не согласны, поскольку это меняет статус Тихого океана как «внутреннего моря» американской экономики; подрывает статус США как авианосной владычицы морей, их роль в нынешних и грядущих «горячих точках»; подкрепляет аргументацию в пользу «китаецентричных» проектов экономической интеграции в АТР, заставляет многие страны АТР подвергать сомнению американские военные гарантии. Возможности ВМС КНР пока сильно уступают американским, но китайский «караван» идёт дальше.
Несомненно, у Китая и США есть конфликты интересов в военно-политической сфере, в частности вокруг Тайваня или островов в Южно-Китайском море, которые при определённых сценариях могут вылиться в прямое военное столкновение. Гипотетически это исключать нельзя. Вместе с тем риск ущерба от такого столкновения будет настолько высок для обеих стран – с учётом всех тех факторов взаимозависимости, о которых мы говорили выше, – что, действуя рационально, Вашингтон и Пекин, я уверен, сделают всё, чтобы отсечь неблагоприятное развитие событий. Но не всё в международных отношениях развивается по рациональной логике. Формирующие политику слои и в Китае, и в США находятся не в идеально спокойной фазе развития перед лицом растущей мощи Китая, вызовов американской экономике, чтобы действовать всегда максимально выверенно и холодно рационально.
- Политика США состоит в том, чтобы опираться на как можно большее число союзных государств по всему миру, в том числе и по периметру КНР. Это Япония, Ю. Корея, Тайвань и т.д. А что КНР готова противопоставить в этом плане Вашингтону?
- Китайцы не стремятся к системной конфронтации с США. Что касается союзников, то исторические традиции Китая, «генетический код» китайской дипломатии диктуют иное, своё понимание обязательств и пределов ответственности стран в международном общении. Для восточной дипломатии вообще характерен уход от чёткой формализации союзнических отношений в отличие от западной, да и российской традиции.
По многим внешнеполитическим направлениям, в том числе и в своих отношениях с США, Китай опирается на свои связи с Россией, хотя отношения двух стран договором РФ и КНР 2001 года не трактуются как союзнические. Китай и Россия в числе других стран являются наиболее активными критиками «однополярности». Их обоих не устраивает блоковое структурирование интересов средних и малых стран (будь то НАТО или американоцентричные альянсы Азии), несовершенство мировой экономической и финансовой архитектуры, закрепляющей интересы «старых» индустриальных стран, доминирование европоцентричных концептов и моделей социального устройства, развитие, духовной культуры.
Особую дипломатическую нагрузку для Китая имеют форматы БРИКС и ШОС. Первый важен для него как инструмент институционализации многополярности, поскольку БРИКС – неформальное объединение растущих экономик, альтернативное американскому и западноевропейскому центрам силы. Второй – ШОС – значим не только экономически, но и геополитически как структура, позволяющая «мониторить» и активно продвигать свои интересы в регионе Центральной Азии – «мягком стратегическом подбрюшье» КНР.
В ближайшей и ключевой для себя зоне – АТР Китай строит дипломатию с опорой в первую очередь на экономическое взаимодействие, создание преференциальных для себя «зон свободной торговли» (АСЕАН+1, АСЕАН+3, АСЕАН+6), продвигая китайский экспорт и китайский капитал в Восточную и Юго-Восточную Азию, активно развивая приграничные интеграционные связи. Это порождает у местных стран мотивацию к взаимодействию с Китаем по широкому спектру проблем, в том числе в геополитике и безопасности. Причём часто за счёт США.
Беседу вёл Валерий Гаврилов
