Выход Узбекистана из ОДКБ насторожил его соседей по региону
По информации дипломатических источников, близких к секретариату ОДКБ, на саммите организации в декабре будет принято решение об исключении Узбекистана. Косвенным подтверждением этому могут служить некоторые заявления генсекретаря ОДКБ Николая Бордюжи, сделанные им в ходе встречи в Москве, посвященной 20-летию организации. «Для нас никаких последствий (приостановки участия Узбекистана в ОДКБ) практически нет, потому что как государства активно работали, как мы создавали и эксплуатировали систему коллективной безопасности, так и продолжаем работать», – сказал Бордюжа 20 ноября в Москве на открытии научно-образовательной программы «ОДКБ – 20 лет: итоги и перспективы». По его оценке, в ОДКБ достаточно спокойно относятся к решению руководства Узбекистана, и, более того, в этом даже есть некоторые плюсы. «Мы за несколько месяцев согласовали очень много проектов и решений, принятию которых препятствовал Узбекистан», – сказал Бордюжа, отметив, что теперь ОДКБ никто не мешает создавать систему коллективной безопасности. Попутно генсек ОДКБ выразил уверенность, что «как только жареный петух клюнет, ситуация изменится. Я думаю, долго это продолжаться не будет», – сказал Бордюжа.
Приостановление в июне Узбекистаном своего членства в ОДКБ было с интересом воспринято в столицах стран региона, являющихся членами организации, в первую очередь в Бишкеке и Душанбе. Астана традиционно воздержалась от значимых оценок. В Таджикистане же живо обсуждалась возможная война с Узбекистаном. Заодно таджикские эксперты намекали и на обязанность России в подобной ситуации выполнить союзнические обязательства, то есть выступить на стороне Душанбе. В Киргизии до разговоров о войне дело не дошло, но сторонники изначально конфликтного проекта строительства Камбаратинской ГЭС воспряли духом, апеллируя к отсутствию необходимости считаться с интересами Ташкента и уповая при этом на военный союз с Россией.
Пыл апологетов гидроэнергетической гигантомании в Бишкеке слегка охладил президент России Владимир Путин, заявив о необходимости вовлечения в проект и Узбекистана. Тем не менее дух конфронтации с упованием на российскую помощь и поддержку как в Душанбе, так и в Бишкеке, продолжает сохраняться. В определенной степени этому способствуют договоренности, достигнутые Путиным в ходе визитов в Бишкек и Душанбе в военной сфере и демонстрирующие некое военно-политическое единство с Россией как альтернативу сближению Узбекистана с США и НАТО.
Альтернативу в основном надуманную. Достаточно сказать, что в рамках так называемой проблемы «Афганистан-2014» в Ташкенте пока идут переговоры только о транзите, в то время как руководство внешне лояльных к России Киргизии и Таджикистана ведет принципиально иные переговоры. Достаточно взглянуть на уже идущее полным ходом строительство системы дальнего радиолокационного обнаружения и управления по заказу НАТО в Киргизии. Силами турецкого субподрядчика, компании «Серка», строительство ведет американская компания «Рейтон», известный производитель ЗРК MIM-104 «Пэтриот», ракет BGM-109 «Томагавк» и РС MIM-23. Это мультилатерационная система, которая включает в себя 26 радарных станций, разбросанных по территории республики, с центром в аэронавигационном комплексе аэропорта «Манас», фактически – локальный комплекс ПРО. В перспективе – перемещение части американского военного контингента в страны региона из Афганистана.
Анализ межгосударственных соглашений между правительствами Таджикистана и Киргизии, с одной стороны, руководством Пентагона и НАТО – с другой, описывающих условия и маршруты военного транзита из Афганистана, позволяет сделать некоторые выводы. Главное – ряд маршрутов проходит в непосредственной близости от границ с КНР через географические пункты, где сохранились объекты советской военной инфраструктуры, вполне подлежащие реконструированию и использованию. Кроме того, вывод части войск США и НАТО предполагает, что часть военной техники и вооружений будет оставлена на транзитных территориях на условиях так называемого ответственного хранения, подразумевающего присутствие американских (натовских) военнослужащих на постоянной основе для обслуживания и хранения грузов. Ну и часть техники и вооружений передаются вооруженным силам центральноазиатских республик, что будет означать и необходимость присутствия инструкторов и другого персонала. Заметно и отсутствие убедительной позиции по поводу американской авиабазы в аэропорту «Манас» – нет никакой уверенности в том, что после 2014 года руководство Киргизии решит вопрос о ее выводе, как это декларируется.
Киргизия и Таджикистан – страны с высокой внутренней конфликтностью. В отличие – и это принципиально важно – от них общую политическую ситуацию в Узбекистане можно охарактеризовать как относительно устойчивую. Хотя и в условиях общей неопределенности, что характерно для всего сегодняшнего мира. Лидерский характер как всей политической системы, так и государственного устройства Узбекистана, делает их крайне неустойчивыми в отсутствие внятной системы преемственности власти. Оценка эффективности государственных институтов в этой ситуации очень сложна, особенно с учетом общей информационной закрытости Узбекистана. Тем не менее можно прогнозировать два важных момента. Во-первых, смена власти в Узбекистане будет сопровождаться попытками мирного межкланового перераспределения сфер влияния, в которых основные позиции, вероятно, по-прежнему сохранятся за двумя ныне доминирующими группировками: ташкентской и самаркандской, возможно, с компромиссным включением в структуры власти представителей других региональных кланов, в том числе традиционно наиболее оппозиционного ферганского. Второй важный для прогнозирования развития событий не только в Узбекистане, но и в регионе в целом момент заключается в нынешнем внешнеполитическом позиционировании республики. Действительно, заметно усилившееся взаимодействие Узбекистана с США и НАТО, дистанцирование от ориентированных на Россию процессов (в том числе – и пресловутое приостановление членства в ОДКБ) и сбалансированно умеренное сотрудничество с Китаем – все это исключает на краткосрочную перспективу какие-либо дестабилизирующие проекты для Узбекистана, инициированные извне.
О внутреннем конфликтном потенциале и грядущей исламской революции в Узбекистане за 20 с лишним лет не писали только самые ленивые из экспертов. Или наиболее рациональные, поскольку сценарии военно-политической, межэтнической, межрегиональной и иной розни и сопутствующие конфликты в реальности пока происходят не в Узбекистане, но все у тех же беспокойных соседей – в Таджикистане и Киргизии. Вкупе с достаточно действенной работой государственных институтов это позволяет предположить, что Узбекистан хотя бы в краткосрочной перспективе будет относительно стабильным. Во всяком случае, ситуация там не выглядит более алармистской, нежели в Казахстане, государственной и политической системе которого свойственны практически те же недостатки, что и узбекистанской. Дополнительно же, пусть пока и только идеологически, в Казахстане присутствует фактор межэтнического противостояния, которого в Узбекистане нет просто по определению.
Продвижение российских интеграционных инициатив на постсоветском пространстве, в частности, на центральноазиатском направлении, в последние годы показало, что из пяти стран региона две – Узбекистан и Туркмения – к ним индифферентны. Для Узбекистана приоритетом являются двусторонние отношения. Не только в постсоветском измерении – солидарное осуждение Узбекистана Западом после андижанских событий 2005 года не мешало присутствию военной базы бундесвера в Термезе, вполне плодотворному двустороннему сотрудничеству Ташкента с самыми разными странами не во всем солидарного и не всегда совокупного Запада. Ташкент столь же индифферентен к пантюркистским проектам Анкары, антироссийскому ГУАМу. Если оставить в стороне сказки про волшебные свойства тотальной рыночной либерализации, экономика Узбекистана должна оцениваться как имеющая немалый потенциал в тех условиях, в которых она существует все постсоветское время. Она неплохо диверсифицирована, во многих случаях модернизирована, управляема и, главное, способна быть самодостаточной. Запас прочности ее невелик, но он есть и не исключает вероятности трансформации «сверху», например по китайской модели. Эта самодостаточность позволяет Ташкенту (хотя временной ресурс, конечно, ограничен) продолжать практику «многовекторности», возможности для которой уже исчерпаны у слабых государств, этой самодостаточностью не обладающих.
Узбекистан для России в Центральной Азии – это как Украина для России на европейском направлении. С ним сложно, но без него нельзя. Географический и ряд других объективных факторов нельзя отменить простым политическим решением. И, наверное, не случайны ремарки в цитированных выше заявлениях генерального секретаря ОДКБ Николая Бордюжи о том, что за Узбекистаном остается право на возвращение в организацию.
Решение Узбекистана по ОДКБ не имеет прямого отношения к двустороннему сотрудничеству с Россией, достаточно эксклюзивные союзнические отношения Узбекистана с которой никто не отменял. В самом Ташкенте есть и вполне адекватное мнение, что вопросы военно-политического взаимодействия на двусторонней основе в нынешних условиях могут решаться более оперативно и эффективно без согласования в ОДКБ, некоторые страны-участницы которой далеки от проблем Центральной Азии, а некоторые – от способности конструктивно договариваться и внутри региона. Есть опыт начала 1990-х, когда Ташкент и Москва вполне эффективно сотрудничали на двусторонней основе в отношении гражданской войны в Таджикистане, есть более поздний опыт сотрудничества в деле помощи антиталибским силам в Афганистане. И это оперативно и эффективно делалось безо всякой привязки к первому Договору коллективной безопасности СНГ, подписанному, кстати, в мае 1992 года в Ташкенте благодаря настойчивой инициативе президента Узбекистана.
Александр Алексеевич Князев - старший научный сотрудник, координатор региональных программ Института востоковедения РАН