Вне Земли это будет уже другое человечество
Сергей Васильевич Авдеев – летчик-космонавт, Герой Российской Федерации. В 1992 году выполнил полет с Анатолием Соловьевым и Мишелем Тонини на станции «Мир» – 188 суток 21 час 41 минута 15 секунд; за время полета четыре раза выходил в открытый космос. С 3 сентября 1995 года по 29 февраля 1996 года выполнял полет на станции «Мир» с Юрием Гидзенко и Томасом Райтером в течение 179 суток 1 часа 41 минуты 46 секунд; один раз выходил в открытый космос. С 13 августа 1998 года по 28 августа 1999 года выполнял полет на станции «Мир» (командиры экипажа – Геннадий Падалка, затем Виктор Афанасьев) в течение 379 суток 14 часов 51 минуты 10 секунд с тремя выходами в открытый космос. Кандидат физико-математических наук. Работает начальником отдела – заместителем начальника отделения Центра системного проектирования ЦНИИмаш. В беседе с журналистом Николаем Дорожкиным Сергей Авдеев рассказывает о себе и своей работе на Земле и в космосе.
– Сергей Васильевич, когда вы впервые узнали о космосе и космических полетах?
– Я родился 1 января 1956 года в городе Чапаевске Куйбышевской, ныне Самарской области. Когда был запущен первый искусственный спутник Земли, мне было чуть более полутора лет. Но ко времени полета Гагарина мне было уже пять лет. Мы жили на четвертом этаже пятиэтажного дома. С приятелем-соседом часто играли на балконе. И вот однажды весенним днем с балкона увидели, как по нашей улице движется масса людей – не строем, как на демонстрациях, а просто так, словно гуляют. Все очень радостные, много смеха, веселья… Так я узнал о том, что человек впервые совершил полет в космос. И услышал слово «космос».
– Наверное, в юности читали космическую фантастику?
– Читал и сейчас читаю с огромным интересом. Но при этом особенно интересны были не технические, а гуманитарные проблемы, чем жив человек, что его держит, радует, заставляет страдать, бороться… Если говорить о фантастических фильмах, в этом плане особенно характерен «Кин-дза-дза».
– А что привело вас в отряд космонавтов?
– Московский инженерно-физический институт (МИФИ), куда я поступил, был изначально создан для подготовки специалистов по решению ядерных проблем. Со временем ректор В.Г.Кириллов-Угрюмов привнес новое направление – по космосу, в том числе по физике космических лучей. Начиная с курсовых работ я подключился к научной группе, занимавшейся созданием телескопа «Гамма», который предполагалось разместить на спутнике Земли для изучения космических источников гамма-излучения.
Проект был крупным, комплексным, спутник снабжался целой системой научных приборов. Работа над проектом от начала до вывода на орбиту заняла 14 лет. Разумеется, с этой темой была связана и моя дипломная работа. Но и после ее защиты я продолжал сотрудничество с этой группой.
Институт я окончил в 1979 году по специальности «Экспериментальная ядерная физика». Как раз в этом году наступил этап передачи научной аппаратуры для установки ее на спутник и я пришел на работу в НПО «Энергия» (ныне РКК «Энергия» имени С.П. Королева). Вот так и получилось, что из ядерного института я попал на космическое предприятие.
А здесь, в НПО «Энергия», мы эту аппаратуру, с которой я имел дело в МИФИ, уже принимали, калибровали на ускорителях, увязывали с другими системами космического аппарата, а затем занимались экспресс-обработкой полученной информации и передачей ее научным коллективам. Спутник, на котором предстояло установить телескоп, сначала предполагалось выполнить полупосещаемым.
– Что это значит?
– Дело в том, что в составе телескопа были как расходные материалы, так и некоторые элементы, ресурс работы которых был намного меньше расчетного ресурса телескопа в целом. Поэтому для его нормальной работы периодически требовалось участие специально подготовленного космонавта. Как раз в это время я услышал от соседей по общежитию, что на предприятии существует подразделение, условно называемое отрядом космонавтов. Я подумал: «Зачем специально обучать и инструктировать космонавта для работы с телескопом, если я, досконально знающий систему, могу сам действовать в этом качестве?» Написал заявление, прошел все этапы отбора и был включен в отряд космонавтов.
К этому времени наш проект несколько раз пересматривался, дорабатывался, совершенствовался. В конце концов спутник был выполнен полностью автоматическим, и люк для космонавта заварили. А я прошел общекосмическую подготовку, потом готовился к конкретному полету – сначала в резервном экипаже, потом в дублирующем. За пять лет был подготовлен к реальному полету. Всего у меня было три старта, а работал я в четырех экспедициях. Первые две, 12-я и 20-я, были полугодовыми, а в третьем полете работал подряд (26-я и 27-я) – больше года.
– То есть дольше вас на станции «Мир» не работал никто?
– Получается, что так. Работая там, я видел, как станция изменяется, взрослеет, наполняется аппаратурой, появляются новые модули, новые виды работ. Эксперименты мы проводили самые разнообразные – физические, геофизические, астрофизические, медицинские, биологические…
Когда проходил общекосмическую подготовку, в группе я был единственный гражданский, остальные летчики, – так вот за эти полтора года каждый должен был приобщиться к физике, технике, медицине – ко всем тем областям знаний, к которым приходится обращаться в космическом полете. Одного полученного базового образования для космонавта мало.
– Меняется ли мироощущение после полета?
– Как и у всех, кто отдаляется от привычных условий. Там, глядя на Землю, не видишь отдельных людей, но помнишь и чувствуешь, что это живая планета. По воскресеньям мы можем неформально общаться с радиолюбителями, знакомыми из разных стран. Пролетаем над Россией, Сибирью – мне говорят, что осень, похолодало, но опята в лесу еще есть. Через несколько минут летим над Австралией – и я слышу от приятеля, что весна в самом разгаре, сорняки замучили, мешают розы выращивать. Такое спрессованное время, разнообразие впечатлений – все это напоминает, что Земля лишь маленькая частица этого бескрайнего пространства, и наполняет душу особым отношением к ней, к ее природе и людям.
– После завершения летной деятельности вы работали научным сотрудником, защитили кандидатскую диссертацию, преподавали, а позже получили предложение перейти в ЦНИИмаш. Чем занимается отделение, в котором вы работаете?
– Тематика наша – исследование перспектив развития пилотируемых космических комплексов. Однако работы ведутся в более широком диапазоне, чем вмещает официальное наименование подразделения. Есть темы, где не так просто отделить пилотируемый и автоматический проект. Например, тот самый проект «Гамма», в котором мне пришлось участвовать со студенческих лет в МИФИ и затем в НПО «Энергия».
Да, спутник с телескопом был спроектирован как автоматический космический аппарат, но при посещении космонавта он превращался в пилотируемый. Все зависит от того, какие задачи выполняются на конкретном этапе. Решаются в нашем отделении и вопросы космической робототехники.
– Освоение Луны, Марса, полеты на астероиды – это, по вашему мнению, дело пилотируемой космонавтики или автоматических роботизированных комплексов?
– Я считаю, что эти вещи должны быть взаимно дополняющими. Для наглядности такой пример. Можно создать полностью роботизированную кухню, которая будет готовить любые блюда. Но, согласитесь, все-таки необходим и живой повар, который каждый раз может варьировать и состав блюда, и температурный режим – с учетом малейших оттенков вкуса и аромата, и желания обедающих, да и просто по интуиции, которой у робота нет. Так же и в космической экспедиции. Одно без другого неполноценно.
– Циолковский писал, что ракета интересует его не сама по себе, а лишь как средство спасения Земли или человечества в случае какой-либо глобальной катастрофы. Вы согласны с такой постановкой вопроса?
– Я полностью согласен, что ракета не цель, а средство. Но что касается переселения человечества на другую планету… Проведя на космической орбите в общей сложности два с небольшим года и прочувствовав соответствующие реалии, я пришел к убеждению, что человек неразрывно связан именно с Землей, где человечество возникло и достигло современного уровня развития. И вне Земли это будет уже другое человечество. Я считаю, что освоение Луны и Марса необходимо, но не для переселения туда людей, а для изучения и использования ресурсов этих небесных тел на Земле.
– Как вы смотрите на отмену изучения астрономии в школе?
– Тех знаний о Земле, Солнечной системе и Вселенной, которые давались в школьном курсе астрономии, было достаточно, чтобы выпускник имел необходимое представление о мироздании, понимал, в каком мире он живет. Насколько эти знания важны, могу судить хотя бы по своему внуку-дошкольнику, которому подарили космическую игрушку из серии развивающих игр. Он уже знает планеты Солнечной системы, отличает Луну от Марса и Венеры, задает вопросы…
Печально, что этот интересный и нужный предмет исключают из школьной программы – и это в России, открывшей космическую эру! Несколько лет назад коллективом специалистов, в составе которого был и я, по гранту Минобразования был разработан проект обязательного курса «Основы космонавтики» для общеобразовательной школы – естественно, с включением астрономических знаний. Предложение было внесено, но до внедрения дело пока не дошло.
Будучи членом попечительского совета Санкт-Петербургского планетария, я часто встречаюсь с его посетителями – детьми и взрослыми, рассказываю им о космосе и космонавтике. И взрослые посетители, приводя в планетарий детей и внуков, с большим теплом вспоминают увлекательные популярные лекции своих школьных времен с демонстрацией фильмов и диапозитивов. Это подтверждает, что получение астрономических знаний в школе хотя бы в виде факультатива необходимо.
– Сейчас в отношении космонавтики наблюдается некоторый пессимизм. По вашему мнению, насколько он оправдан?
– В свой начальный период – первые спутники и автоматические межпланетные аппараты, пилотируемые полеты, первые орбитальные станции – космонавтика воспринималась как триумф научно-технического прогресса, как великое достижение, которое даст, согласно прогнозу Циолковского, «горы хлеба и бездну могущества». Этот период развития космонавтики сравним с первыми (и тоже триумфальными!) успехами других видов транспорта – морского, железнодорожного, автомобильного, авиационного. Это время восторгов, безграничных надежд и оптимизма.
Но люди привыкают к паровозам, автомобилям, самолетам и начинают относиться к ним так, как будто они всегда были. Существует такой переходный период и в развитии космонавтики. Когда космическая деятельность расширяется и становится «на поток», некоторые ее достижения становятся привычными, даже обыденными, как автомобили и электрички. Это время прагматичного подхода.
Да, космонавтика должна удовлетворять наши запросы, которые становятся совершенно естественными, но в то же время за ней, космонавтикой, остаются требования повышения надежности и обязанность оправдывать ожидания людей, связанные с новыми открытиями и другими знаковыми достижениями. Вот в таком состоянии мы пребываем. Отсюда и пессимизм. Так что надо не посыпать голову пеплом, а засучить рукава и грамотно работать, чтобы получать те знания, которые, кроме как в космосе, мы больше нигде не получим.
Николай Дорожкин
