ФПИ как реакция на военно-техническое отставание
28 сентября Госдума приняла в третьем чтении закон «О Фонде перспективных исследований» (ФПИ), а недавно его одобрил Совет Федерации. Нет никаких сомнений, что уже в ближайшее время начнется формирование структуры, которую называют российским DARPA. В № 28 еженедельник «ВПК» оценил перспективы ФПИ.
Идею создания в РФ структуры, подобной Управлению перспективных исследований МО США (Defense Advanced Research Projects Agency – DARPA), приписывают, в частности, основному «двигателю» этой инициативы – вице-премьеру Дмитрию Рогозину. Однако впервые в такой форме – нужен аналог DARPA – она была высказана еще в 2010 году Дмитрием Медведевым. Занимая тогда президентский пост, он сказал: «Пока нет эффективной структуры, которая бы занималась заказом прорывных исследований и разработок в интересах обороны и безопасности, в том числе исследований перспективных, пусть и весьма рисковых. Нужно подумать об организации такой деятельности». В качестве примера Медведев привел именно американское оборонное агентство.
Основные отличия
Кстати, формулировка, очень похожая на вышеприведенную, содержится и в тексте закона о ФПИ: «В целях содействия осуществлению научных исследований и разработок в интересах обороны страны и безопасности государства, связанных с высокой степенью риска». Таким образом, еще два года назад Медведев «угадал» с определением. Однако создать подобную структуру пытались и раньше. В 1993-м министр обороны Павел Грачев приказал сформировать Научный оборонно-технический совет, который должен был осуществлять планирование перспективных оборонных технологий. Совет действовал во главе с первым замминистра обороны Андреем Кокошиным. В то время стратегических прорывных исследований не получилось. Общее состояние российских «оборонки» и ВС заставило военное ведомство заниматься «латанием дыр». Еще раньше похожие органы существовали в СССР.
Считается, что с созданием ФПИ мы должны получить аналог DARPA. Видимая связь очевидна: и российский фонд, и американское агентство призваны заниматься одним и тем же – обеспечивать технологическое превосходство. Тем не менее есть существенные различия.
1. DARPA является управлением МО США. Оно независимо только в очень узком смысле – его научные разработки ведутся в отрыве от исследований в основных военно-научных центрах. НИОКР в интересах Пентагона могут быть разделены на две основные группы: внутренние, выполняемые в оборонных научно-исследовательских лабораториях – Ливерморской, Лос-Аламосской национальной, Линкольна, Армии США в Натике; внешние, выполняемые в корпорациях, университетах, на малых инновационных предприятиях, иногда в кооперации с перечисленными оборонными лабораториями.
Российский ФПИ, напротив, не имеет прямого отношения ни к военному ведомству, ни к ведущим оборонным НИИ. Каким именно образом, на какой кадровой и научно-технической базе будет строиться его деятельность, пока неясно.
2. DARPA подчиняется непосредственно руководству МО США, ФПИ – правительству и президенту РФ.
3. Наш фонд в соответствии с текстом закона «формирует научные представления о возможных угрозах, критически значимых для обороны страны и безопасности государства, причинах их возникновения и путях устранения». Выходит, что ФПИ получает право заниматься вопросами доктринального характера и может в какой-то степени отвечать за формирование оборонной политики государства, то есть фундаментальная военная наука в России, по-видимому, будет зависеть от его деятельности.
4. DARPA имеет рабочие группы, которые занимаются генерированием идей. Агентство, как правило, само разрабатывает проекты, а потом ищет для них исполнителей. Российский же фонд только «организует поиск, заказ на разработку, апробацию и сопровождение инновационных научно-технических идей, передовых конструкторских и технологических решений в области разработки и производства высокотехнологичной продукции военного, специального и двойного назначения». А главной целью деятельности ФПИ является содействие осуществлению научных исследований и разработок.
Обратите внимание на ключевые слова «содействие» и «сопровождение». Сергей Иванов пояснил: «Никакого органа, примерно аналогичного американскому DARPA, мы точно создавать не будем. Но распределять потоки, в том числе бюджетные, на финансирование фундаментальной науки, так называемых поисковых исследований, нужно...» В чем-то это напоминает некоторые уже созданные ранее госкорпорации, обладающие отнюдь не нанобюджетом.
5. Кстати, о расходах. Годовой бюджет ДАРПА составляет не более трех миллиардов долларов. Финансовые средства, которыми будет оперировать российский ФПИ, по данным открытых источников, должны составить от трех до 12,5 миллиарда долларов в год. Некоторые источники приводят цифру три миллиарда рублей. По другим данным, фонд ежегодно станет разрабатывать 150 проектов стоимостью от одного до 90 миллионов долларов и десять проектов – от 50 до 90 миллионов. Таким образом, в заявленные три миллиарда рублей не уложиться точно. И конечно, если для того, чтобы положить плохой асфальт на участок дороги длиной пару километров в Подмосковье, требуется около шести-семи миллионов рублей, то не может быть и речи о перспективном исследовании за миллион долларов – 31 миллион рублей.
Таким образом, если остановиться на цифре три миллиарда долларов, бюджеты ФПИ и DARPA равны. Однако стоит учесть разницу в ежегодных объемах военных расходов: у России это около 50–60 миллиардов, у США – немногим меньше 700. Например, в 2011 году военный бюджет США составил 672 миллиарда долларов, а соответствующие расходы РФ – около 50. В связи с реализуемой триллионной Госпрограммой вооружения до 2020 года (ГПВ-2020) оборонные расходы РФ в 2013-м значительно увеличатся и составят в пересчете на сегодняшний курс около 75 миллиардов долларов. Военный бюджет США останется приблизительно на том же уровне: в 2012 финансовом году было заявлено 662 миллиарда. Отталкиваясь от этих цифр, получаем, что DARPA использует приблизительно 0,45 процента от оборонного бюджета, в то время как российский ФПИ – минимум четыре. А если принять на веру сумму 12,5 миллиарда, то целых 16,5 процента (шестая часть оборонного бюджета страны).
Зачем нашему фонду такой объем средств, когда за рубежом в пропорциональном отношении обходятся значительно меньшими ассигнованиями?
Наш ОПК – не место для конкуренции
Остается открытым вопрос о том, как будет действовать ФПИ при выборе исполнителей одобренных им разработок. У DARPA есть с кем проводить тендер: тут и «Боинг», и «Локхид Мартин», и «Дженерал дайнемикс», и ряд корпораций и консорциумов поменьше, которые могут создавать целые команды для участия в конкурсе. На российском рынке обосновались одни монополисты.
Показателен пример с участием ГКНЦП имени М. В. Хруничева в конкурсе на разработку перспективной ракеты-носителя: центр стал единственным участником и соответственно победителем. За другими примерами также не надо далеко ходить – кто будет соперничать с ОКБ Сухого в области создания перспективных авиационных систем и комплексов фронтовой авиации? «Выгоды» от такого состояния очевидны: монополист всегда делает дороже и менее качественно, так как заказчику просто не из чего выбрать.
Другое дело, что монополизация отечественного рынка – результат не злой воли некой группы политиков и бизнесменов, а следствие объективных экономических процессов, погрузивших отечественную «оборонку» в 90-х годах прошлого века в состояние глубокого упадка. Итоговой картины это никак не меняет.
Высказываются различные точки зрения по поводу целесообразности создания ФПИ. В частности, есть мнение, что фонд – это очередной финансовый насос для откачки средств из бюджета. Также считается, и пока этот взгляд получил, несомненно, большую поддержку, чем предыдущий, что ФПИ действительно поможет качественному переоснащению Вооруженных Сил, ликвидирует отставание в техническом плане и послужит делу развития страны, в том числе в секторе гражданских инноваций. В последнем случае снова уместно вспомнить DARPA, деятельность которого способствовала рождению глобальной сети Интернет.
В силу своего понимания
Тем не менее в свете всего вышеизложенного представляются возможными и иные варианты. Так, не лишена оснований гипотеза о том, что ФПИ создается в целях «обойти стороной» МО РФ как при формировании, так и при реализации государственного оборонного заказа, особенно в области НИОКР. Как известно, в последней сфере наблюдаются особенные пробелы.
Можно предположить, что если DARPA создавалось благодаря американскому оборонному ведомству, то российский ФПИ – вопреки МО РФ. В отечественном Минобороны в последнее время наблюдаются попытки откровенного лоббирования поставок и разработок определенных типов вооружений. Не является ли создание фонда попыткой нивелировать этот процесс?
Другой аспект, по нашему мнению, заключается в том, что Россия, создавая ФПИ, реагирует, как может, на собственное отставание. А ведь когда США создавали свое агентство, они отвечали на наше превосходство в космосе.
У DARPA в последнее время были проблемы с бюджетом. В марте предполагалось урезать его почти в два раза – на 1,4 миллиарда долларов. Тем не менее ученые отстояли свои деньги – около 2,8 миллиарда. Одно из обоснований сокращения средств – необходимость жесткой экономии, на которой настаивал Барак Обама. С другой стороны, такие попытки урезать финансирование можно объяснить тем, что необходимое технологическое превосходство США уже достигнуто. Тем более что основной военно-технологический конкурент преподнес американцам очередной «подарок»: теперь российские спутники не выходят первыми на орбиту, а регулярно падают.
Григорий Воеводин
Опубликовано в выпуске № 41 (458) за 17 октября 2012 года
