Анатолий Сердюков: «Полностью контрактная армия — это, на мой взгляд, оптимальный вариант. Как министр обороны я, безусловно, хотел бы, чтобы Вооруженные силы были укомплектованы профессионалами...»
На минувшей неделе стартовал осенний призыв-2012. Количество новобранцев снизится по сравнению с весенней призывной кампанией на пятнадцать тысяч человек. И это, подчеркивают в Минобороны, один из результатов завершенной в общем и целом военной реформы. Станет ли Российская армия полностью контрактной? На этот и многие другие вопросы «Итогам» ответил министр обороны РФ Анатолий Сердюков.
— Анатолий Эдуардович, знаете, откуда произошла ваша фамилия?
— Конечно. Сердюк — это казак.
— Не просто казак, а украинский казак.
— А разве были другие? Все казачество вышло из Запорожской Сечи. Мои предки сначала спустились по Дону к Азову, а оттуда уже пришли на Кубань.
— Значит, фамилия у гражданского министра обороны все-таки боевая... И все-таки как вас, невоенного человека, угораздило заняться реформированием Вооруженных сил огромной ядерной державы?
— Что делает новый начальник после назначения? Знакомится с хозяйством, которым должен управлять. Ровно с этого я и начал: стал ездить по округам, встречаться с солдатами и офицерами, проводить совещания. Вопросы поднимались самые разные — от структуры Вооруженных сил и прохождения службы до денежного довольствия и обеспечения жилплощадью. Потом начались консультации с командованием военных округов, соединений, частей, с главкомами видов Вооруженных сил, командующими родами войск. Мне важно было понять, что в принципе происходит с военной организацией — не только нашей, но и в мире. Какие тенденции там преобладают, какие наблюдаются трансформации после известных событий в Югославии и Ираке. Все это надо было проанализировать, чтобы понять, в каком положении находимся мы, насколько мы современны и насколько боеспособна наша армия. Не секрет, что в последние десятилетия сокращение Вооруженных сил проходило неравномерно. Органы управления оставались прежними, а все, что внизу, чем, собственно, и нужно было управлять, сократили в разы. Вот и получилось, что, например, в дивизии на полторы тысячи офицеров приходилось сто пятьдесят, в лучшем случае — двести солдат.
— Раскройте секрет: почему министром обороны назначили именно вас?..
— Сложно сказать. Возможно, опыт предыдущей деятельности повлиял. В свое время мне выпало реформировать Министерство по налогам и сборам в Федеральную налоговую службу. Считаю, что получилось. Какие-то нюансы могут обсуждаться, но в целом ФНС состоялась, и результаты эффективности ее работы были подтверждены конкретными цифрами. Иначе говоря, у меня имелся определенный опыт реформирования плюс опыт работы с финансами. С учетом оборонных расходов, полагаю, это был не самый последний аргумент.
— И какую задачу поставил вам Верховный главнокомандующий?
— В первую очередь было предложено посмотреть на то, насколько эффективно используются денежные средства, выделенные на оборону. Вот это и была моя основная задача. Ну а как можно определить, эффективно или неэффективно, если не понимаешь предназначение тех или иных расходов? Поэтому начинаешь разбираться: что есть в наличии, почему мы именно столько закупаем техники и вооружений, и самое главное — какой техники.
— Опыт каких-то иностранных армий учитывался?
— Вольно или невольно пришлось сравнивать. В период разработки концепции военной реформы были созданы специальные группы, которые изучали опыт ведущих армий мира, включая американскую, немецкую, итальянскую...
— Сами тоже выезжали за рубеж?
— Какие-то вещи, которые не требовали специальных знаний, смотрел сам. В первую очередь это социальные вопросы, финансовые, кадровые и структурные. В остальных случаях ездили офицеры Генштаба — анализировали, сравнивали, докладывали…
— Что вам особенно приглянулось в армиях других стран?
— У каждой армии свои плюсы и минусы. Например, есть чему поучиться у бундесвера по части материально-технического обеспечения, социальных гарантий, медицины и в целом тылового обеспечения. Военное образование — американский конек. По части финансирования тон задают французы и англичане. Имеется любопытный опыт и в армиях относительно небольших государств. Например, в Финляндии, где нет контрактной армии, мы изучали, как они выстраивают службу по призыву.
— Сравнения были не в нашу пользу?
— Не так радикально, но замечания высказывались достаточно критические. В итоге на создание концепции военной реформы у нас ушло примерно полтора года. После чего мы доложили свои соображения президенту.
— Вот вы приходите к президенту и докладываете: мол, генералы готовились к прошлой войне, а мы будем смотреть в будущее… Так было?
— Отчасти. Но дело ведь не в том, к чему готовились генералы. Главное, двигаться в прежнем направлении было уже невозможно. Нужна была новая армия — и по облику, и по сути. Кроме того, уже был сформулирован количественный показатель — к 2016 году армия должна была сократиться до миллиона. А на момент моего прихода в министерство по спискам числилось 1 миллион 134 тысячи. Вот эти 134 тысячи в любом случае должны были снять погоны. Второе условие: боеготовность всех воинских частей должна быть постоянной. То есть после получения приказа уже через несколько часов они вступают в бой — без всяких доукомплектований, переформирований, допоставок вооружений и боеприпасов. В-третьих, надо было понять, чем же воевать — дивизиями или какими-то, условно говоря, их частями. Мировая практика показывает, что главные боевые единицы, в том числе и в локальных войнах, — батальон и бригада. Был и собственный опыт. Августовский конфликт 2008 года в Южной Осетии подтвердил, что в условиях современного боя дивизии и армии неэффективны. «Обозы» у них слишком большие. Отсюда — решение перейти на бригадную структуру наших войск.
— А что с идеей контрактной армии?
— Полностью контрактная армия — это, на мой взгляд, оптимальный вариант. Как министр обороны я, безусловно, хотел бы, чтобы Вооруженные силы на все 100 процентов были укомплектованы профессионалами. Но в обозримом будущем мы не можем себе этого позволить. Поэтому контрактно-призывной принцип комплектования пока что остается основным. Что позволяет нам и полную укомплектованность войск обеспечить, и без дополнительных затрат готовить мобилизационные ресурсы. В профессионалы сейчас берем только тех, кто сознательно сделал свой выбор в пользу военной службы. Они назначаются на должности, определяющие боеспособность и связанные с эксплуатацией сложной и дорогостоящей техники. На флоте, в Ракетных войсках стратегического назначения и в Войсках воздушно-космической обороны практически все должности именно такие. И уже к 2017 году мы планируем увеличить количество военнослужащих по контракту до 425 тысяч человек. Это будет почти половина всего личного состава.
— Сейчас-то, в 2012-м, мы к бою готовы?
— Сейчас, когда мы перешли на оперативно-стратегические командования, в распоряжении командующего есть все силы, кроме сил ядерного сдерживания, — и флот, и авиация, и ракетные части. Вопрос только в грамотном их применении и в полководческом таланте. Генеральный штаб, в свою очередь, прорабатывает всевозможные сценарии, изучает характер угроз с различных направлений и дает соответствующие установки.
— В ходе реформы пошли под нож прославленные соединения, орденоносные и краснознаменные. А следом за ними и военные городки…
— Знамена и ордена никуда не делись — это наша боевая слава, это наша история. Мы все это храним. А что касается городков, вы хотя бы представляете, сколько у нас их было? Без малого 23 тысячи! Эти городки были рассчитаны на многомиллионную армию. А теперь разделите миллион — нынешнюю численность армии — на количество городков, и получится, что на каждый из них приходилось едва ли по 50 человек. Это даже не рота! А ведь каждый военный городок— это множество зданий, системы водо- и электроснабжения, котельные, километры инженерных сетей и еще многое другое. При этом на поддержание жизнедеятельности городков, давно утративших какую-либо связь с Вооруженными силами, мы продолжали тратить значительные бюджетные средства. Поэтому сейчас идет активная передача высвобождаемых городков муниципалитетам.
— По масштабу сокращений нынешнюю реформу сравнивают с той, что провел Михаил Фрунзе, и называют «сердюковской». Вас упрекают в том, что вы, уволив немало кадровых военных, привели с собой финансистов, экономистов и юристов...
— Во-первых, военное хозяйство настолько сложное, что без профессиональных и доверенных экономистов и юристов разобраться во всем было невозможно. Во-вторых, проводя оргштатные мероприятия, мы исходили из того, что существует несколько оснований, когда человек может уйти из армии: по состоянию здоровья, выслуге лет либо если он сам не хочет служить. И это все причины, других не было. Специальной задачи от кого-то избавиться не стояло. А потом, кого еще я мог привести, кроме финансистов и юристов? Других военных мне уж точно взять было неоткуда. Но это вовсе не значит, что мы разбрасывались офицерскими кадрами. По крайней мере, здесь, в центральном аппарате, практически всем была предоставлена возможность проявить себя. Кроме того, люди в основном получили причитающиеся социальные выплаты и жилье. И сейчас мы стараемся никого не ущемлять в их законных правах и социальных гарантиях.
— Но коль вы оставили действительно лучших, то существует проблема: как их удержать в армии.
— Действительно, надо было что-то предпринять, чтобы сделать службу привлекательной. Вот мы и предложили президенту: с одной стороны, ускорить процесс сокращения армии до миллиона, а с другой — поднять денежное довольствие, причем не на десять процентов и даже не на тридцать, а кардинально! Кроме того, предложили сократить со 100 позиций до 12 массу дополнительных выплат, которые в силу разных обстоятельств присутствовали большей частью только на бумаге. В результате после введения с 1 января 2012 года новой системы денежного довольствия военнослужащих оно состоит из двух частей — базовой и стимулирующей, в которую входят надбавки за выслугу, за секретность и так далее. И это уже не унизительные копейки, как прежде. Это уже деньги!
— Командир ракетного подводного крейсера стратегического назначения сейчас получает больше или меньше министра обороны?
— Если он несет службу, например, на Камчатке, то я думаю, побольше…
— И даже Минфин не возражал против существенного увеличения денежного довольствия?
— Не только Минфин, но и Министерство экономического развития не возражало. Напомню, шел 2007 год, и то, что мы сокращаемся, а денежное довольствие повысится только с 2012 года, вызывало положительные оценки. Надо знать финансовую душу…
В общем, концепция реформы была воспринята достаточно позитивно, президент ее поддержал, и мы стали готовить предложения по структуре, по перемещению войск и так далее. Мы собирались и обсуждали каждую деталь, спорили, в конце концов приходили к взаимному пониманию, сравнивали с тем, что происходит в мире. И хочу отметить, что реформа Вооруженных сил России, наверное, во многом инициировала процесс изменений в армиях других стран. Уже после нас совершенствовать структуру своих вооруженных сил стали немцы, англичане, итальянцы. Про страны СНГ я вообще не говорю.
— Дедовщину вам удалось победить?
— Года два назад мы достаточно плотно занялись пересмотром всего процесса прохождения военной службы. Могли ли, к примеру, военнослужащие по призыву еще несколько лет назад представить, что в распорядке дня появится послеобеденный сон? А у кого из них в период службы была возможность свободного общения со своими родными и близкими по мобильному телефону? Следствием этих и других мер стало совсем иное отношение к службе и у молодых людей, и у их родителей. Даже у комитетов солдатских матерей стало меньше к нам претензий.
— Срочную службу вы прошли, что называется, от подъема до отбоя. Чем чаще приходилось заниматься — хозработами или боевой учебой? Эти воспоминания как-то повлияли на концепцию «военной гуманизации»?
— Все помню, начиная с дежурства по кухне и заканчивая дежурством по роте и автопарку... Мне кажется, что в той армии, которая у нас была, молодой человек нередко испытывал моральное унижение. И мы постарались это исправить, сделать так, чтобы и солдат, и офицер занимались своим делом — учились защищать страну. Хозработами пусть занимаются другие. Отсюда и появился аутсорсинг.
Когда я служил, увольнение было пределом моих мечтаний. Отпуск — это вообще заоблачная мечта… Сейчас это абсолютно нормальная вещь. Пять дней служишь — в субботу и воскресенье свободен! И не важно, где расположена твоя часть, в городе или в лесу. Важно само ощущение, что ты в принципе обладаешь таким правом и можешь им воспользоваться. И вот что интересно: обстановка внутри воинских коллективов объективно стала лучше, конфликтов меньше. Более серьезное внимание уделяется спорту. Закупили спортивные костюмы, летние и зимние кроссовки, в комплект также входят шорты и футболки. Cтроим спортзалы с профессиональными тренажерами. И вообще стараемся делать все в военных городках по-человечески, не только спортивные объекты.
— Откройте тайну: сколько у нас военных городков?
— Мы уже сократили количество военных городков с 23 тысяч до семи с половиной, а в итоге должно остаться около 300. Это будут весьма компактные военные базы. Например, Воронежский аэродром. Там расквартированы и авиационные подразделения, и подразделения обеспечения — связь, охрана и так далее. Все это в комплексе, и есть военная база.
— Говорят, будто теперь гарнизонную и караульную службу будут нести не строевые части, а военная полиция. Это так?
— До конца вопрос еще не решен. Но по мере формирования военной полиции мы будем передавать в ее ведение и охрану, и комендантскую службу, и обеспечение правопорядка в гарнизонах, и дисбаты с гауптвахтой.
— Вы часто ездите по частям: к вашему приезду бордюры красят?
— Пытались. Но, поскольку зачастую приезжаю неожиданно, успеть с покраской сложно. Ну а потом на бордюры я особого внимания не обращаю, поэтому их доблестная покраска теряет всякий смысл. Я сам не сторонник втирать очки и не терплю, когда мне их пытаются втирать. Именно поэтому в ходе своих поездок я много встречался не только с высшим командным составом, но и с обычными офицерами.
— Про минобороновские «непрофильные активы» слагают легенды. Собираетесь избавляться?
— Вооруженные силы — это огромный организм, в котором даже свои совхозы имеются: когда начинали реформу, их было 27, сейчас уже меньше. Разного профиля заводов более трехсот. Также имеются подведомственные водные пространства, леса… Потихоньку стараемся избавляться от непрофильных активов.
— С рейдерскими атаками не сталкивались?
— Разные были попытки отчуждения — как законные, так и полузаконные. Исков тоже море! Поэтому мы сначала создали правовое управление, а когда поняли, что его недостаточно, создали еще и департамент претензионной работы. Но это далеко не единственные нововведения. Структура центрального аппарата Минобороны существенно изменилась в принципе. По примеру французской, английской и отчасти немецкой армий мы перешли на централизованное кадровое обеспечение, то есть все контракты о прохождении военной службы теперь заключаются только в Москве. И финансовое обеспечение у нас теперь тоже централизованное — система стала трехуровневой во главе с единым расчетным центром.
— И что это дает?
— Более эффективную систему управления финансами, в том числе и бюджетными средствами. Прежде у нас было 6—7 уровней. Первые полгода разбрасываешь деньги, а все второе полугодие собираешь отчетность и подводишь итоги. В результате получаешь массу неосвоенных средств, которые возвращаются в бюджет. А задачи-то не выполнены… Сегодня таких проблем практически нет. Из тех огромных миллиардов, которые получает армия, в бюджет возвращается едва ли тысячная процента, копейки совсем.
— Вы обмолвились, что вам пришлась по вкусу система военного образования в США. Чем же отечественная система была нехороша?
— Мы начинали с 71 военного училища. Но Вооруженные силы сократились практически в пять раз, и такого количества вузов нам просто не нужно. Кроме того, нет никакой возможности все их обеспечить по последнему слову техники. Даже если обеспечим, менять через каждые пять лет учебное оборудование на более современное уж точно не сможем. А учить на старом оборудовании смысла нет. Сегодня же количество училищ заметно сократилось, и все новые образцы техники и вооружений первым делом идут именно туда, причем в обязательном порядке с тренажерами. Но мы хорошо понимаем, что сокращать и переделывать — это не решение вопроса. В перспективе будем строить абсолютно новые училища. С нуля! Точнее, даже не училища, а учебные центры.
— И сколько их будет?
— Порядка десяти, не больше.
— Можете ли вы ответственно заявить, что наша армия обучена и боеготова?
— Могу сказать, что мы выходим на тот уровень боевой подготовки и обучения, который хотели бы видеть в итоге. А начинали с каких-то небольших учений, и было их достаточно много. Потом пришли к выводу, что раз в год должно проводиться одно крупное учение, а вся система боевой подготовки, объединенная единым замыслом и заточенная под конкретную задачу, уже выстраивается под него. При этом силы подводного флота и дальней авиации непрерывно несут боевую службу в мировом океане и воздушном пространстве далеко за пределами наших границ. Кроме того, мы сейчас активно участвуем и в международных учениях. Наши специалисты присматриваются к их тактике, технике, сравнивают.
— Это специалисты подсказали, что закупать хваленый Т-90С, прозванный «летающим танком», не стоит?
— Жизнь подсказала. Неплохо, когда танк летает, но хотелось бы, чтобы он не уступал зарубежным образцам и по боевой эффективности, и по защищенности экипажа. Тем не менее я бы не стал сильно ругать оборонщиков, они, как и военные, оказались в очень непростой ситуации. Но движение вперед в их секторе наблюдается. И я возлагаю очень большие надежды на государственную программу вооружений и федеральную целевую программу по развитию оборонно-промышленного комплекса.
— Всем министрам обороны обязательно задаю этот вопрос: есть ли у нас такие разработки военного назначения, которые могут охладить пыл любого вероятного противника?
— Есть. Не хотелось бы особенно раскрывать эту тему, но уверяю вас, помимо сил ядерного сдерживания, которые находятся на очень хорошем уровне, имеются серьезные разработки по части высокоточного оружия и целому ряду других проектов. Поэтому мы и чувствуем себя уверенно.
— Остальной мир тоже не стоит на месте. Например, СОИ в свое время считалась чуть ли не авантюрой. Но все идет к тому, что американцы все-таки сделают глобальную ПРО.
— Мы пристально наблюдаем за тем, чем занимаются наши коллеги, и понимаем, куда они движутся. Наша программа вооружений также решает много задач, решит и проблему американской ПРО.