Спасет ли экспорт вооружений российскую оборонную промышленность
На днях много шуму наделала новость о том, что авианосец «Викрамадитья» (ранее тяжелый авианесущий крейсер «Адмирал Горшков»), который на «Севмаше» проходил масштабную предпродажную реконструкцию для ВМС Индии, провалил ходовые испытания. Это дало повод говорить о том, что Россия безнадежно сдала позиции на мировом рынке вооружений, и теперь от нее отвернутся даже самые преданные ее партнеры.
Так ли это? Есть ли основания для паники? Каковы сегодня наши позиции в области экспорта вооружений? Эти вопросы «МК» задал директору Центра анализа стратегий и технологий, члену общественного совета при Минобороны, члену президиума общественного совета Военно-промышленной комиссии при Правительстве РФ, издателю журнала «Экспорт вооружений» Руслану Пухову.
— Страсти вокруг «Викрамадитья» продолжают кипеть. Не без оснований. Срок сдачи корабля, начиная с 2008 года, неоднократно переносился. И вот наконец 4 декабря — в День ВМФ Индии — его обещали передать заказчику, но в ходе испытаний выяснилось, что он снова требует ремонта. Считаете ли вы это серьезным ударом по экспортному имиджу нашей страны в целом и взаимоотношениям с индийской стороной в частности?
— Очередной перенос сроков сдачи корабля, конечно, образ нашей страны и промышленности не улучшает. Боюсь, что в индийской прессе в связи с инцидентом поднимется новая антироссийская кампания, тем более что там есть кому подогреть ее финансово. Но надо понимать, что перестройка и модернизация бывшего «Горшкова» — сложнейший в техническом отношении и без всякого преувеличения уникальный проект. Наверное, те, кто с российской стороны вписывал в контракт обязательство выполнить работы за четыре года, имели свои соображения на этот счет, но, по-моему, сразу было очевидно, что эти сроки совершенно нереалистичные.
У нас поставленные на поток средние ремонты подводных лодок тянутся полтора-два года, а трудоемкость этого единичного и беспрецедентного для российской промышленности проекта в разы больше. К тому же в начале работ никто — ни наши специалисты, ни индийский заказчик — не представляли себе действительной сложности задачи, это стало ясно только в ходе дефектации корабля.
К тому же к 2004 году разработчик проекта — Невское ПКБ — уже в некоторой степени утратило компетенцию по проектированию авианосных кораблей, а «Севмашпредприятие» было в очень тяжелом финансовом и кадровом положении. После многих лет отсутствия заказов рабочие завода находились почти на грани физического голода. Но в ходе ремонта и модернизации крейсера Россия восстановила, а точнее, даже создала компетенцию строительства авианосцев.
— Ну да... Правда, на последних испытаниях, говорят, почти все котлы «Викрамадитья» вышли из строя. То ли огнеупорная кирпичная кладка, которой котлы были обложены, разрушилась, то ли еще что...
— Истинный масштаб проблемы можно будет оценить только после возвращения корабля в Северодвинск, где котлы осмотрят разработчики и производители. Но уже сегодня ясно, что в первоначальных сообщениях тяжесть ситуации была сильно преувеличена. И, на мой взгляд, совершенно сознательно. По первым статьям можно было подумать, что крейсер полностью лишился хода и беспомощно дрейфует в Баренцевом море. А сейчас оказывается, что котлы просто не выдают полную мощность. Мягко говоря, это не одно и то же.
и, наконец, еще об отношениях с индийцами. Боюсь, из-за своей сложности и уникальности и в силу отсутствия кораблей аналогичной серии Vikramaditya доставит еще немало хлопот и индийским морякам, а также российским промышленникам и экспортерам. И, как ни парадоксально, лучший способ избежать новых проблем в будущем — это построить еще один корабль, конечно, уже модернизированного, но близкого к Vikramaditya проекта.
— Можно ли говорить, что история с этим авианосцем демонстрирует бедственное положение дел в российской оборонке?
— Думаю, Vikramaditya — особый случай. Тут все сплелось в один узел: изначально заниженные финансовые условия контракта и нереальный график его исполнения, недооценка трудоемкости проекта, сложная обстановка на «Севмаше» и в Невском ПКБ, неритмичность финансирования заказчиком... Повторю — это уникальный проект, особый хотя бы потому, что это самый большой и сложный за всю историю человечества корабль, который построен на экспорт.
А положение в российской оборонке — разное. И зависимость здесь такая: те, кто до начала массовых закупок российского Минобороны, с 2009–2010 годов, имел экспортные контракты и, соответственно, серийное производство и финансовые ресурсы, тот сохранил кадры и мог модернизировать производство. Гораздо в худшем положении оказались те, кто экспорта был лишен.
Впрочем, огромное значение здесь имеет эффективность и ответственность менеджмента. Если вернуться к российско-индийским отношениям, то, на мой взгляд, огромный ущерб этим связям наносит не столько «Горшков», сколько полная импотенция ильюшинского КБ, которое уже десять лет не способно сдвинуть с мертвой точки программу совместного российско-индийского среднего транспортного самолета.
Бразильцы за это время запустили и продвинули аналогичный проект КС-390, который скорее всего и возьмет рынок таких машин, а у нас воз и ныне там. И никто не несет за это ответственности.
Вообще, на мой взгляд, после того как в оборонку пошли деньги, самый острый дефицит, с которым она сталкивается, — недостаток личного спроса. Министр обороны Сердюков пытается воздействовать на оборонку рублем и импортом, но этого недостаточно, чтобы покончить с порочной практикой, которая сложилась еще с 90-х годов, когда в условиях отсутствия финансирования многие руководители привыкли лишь имитировать деятельность, а не работать. Бодрящая морозная свежесть 1937 года — вот что сегодня нужно оборонке и всей стране.
— И все же: зачем Россия проводит реконструкцию своего авианосца, чтобы продать его Индии, а сама покупает вертолетоносцы — почти аналогичные морские носители — во Франции?
— Нет, это совершенно разные корабли. Vikramaditya — чистый авианосец, который не несет никакого оружия, кроме авиационного, то есть истребителей «МиГ-29К». Кстати, когда пишут, что крейсер будет оснащаться ракетами BrahMos, — это полная чушь. Никакого ударного ракетного вооружения там не будет. Более того, есть даже сомнения, что корабль будет нести зенитное вооружение, которое ему совсем бы не помешало.
«Мистрали» же — это прежде всего десантные корабли, предназначенные для высадки его с помощью вертолетов и десантных катеров. Там есть и другие функции, например управления разнородными силами флота, госпитального судна, судна снабжения.
Индии же мы строим корабль, потому что это наш стратегический партнер. Россия заинтересована в максимальном политическом, экономическом, военном, промышленном и технологическом усилении Индии. А Индии нужна сильная Россия. Такое совпадение интересов в конкурентном мире — редчайший случай.
Vikramaditya индийским ВМС нужен для того, чтобы начать строить полноценный авианосный флот, который будет оперировать не только самолетами с укороченным взлетом, как сейчас, а полноценными машинами горизонтального взлета. Россия при этом получает деньги, рабочие места, опыт строительства авианосцев, которого у нас не было, потому что советские корабли такого класса строились на Украине.
А вот зачем нам нужны «Мистрали», я не понимаю. Эта сделка кажется мне весьма подозрительной. Не исключаю, что в будущем мы еще узнаем о ней много интересного. Кстати, обратите внимание, что ни военно-политическое руководство страны, ни Минобороны, ни ВМФ ни разу внятно не объяснили нам, налогоплательщикам, зачем мы выкладываем из своего кармана кровные 1,2 млрд евро в колониальные корабли?
— Вам не кажется, что наша стратегия в области вооружений сегодня вообще не слишком отвечает интересам нашей безопасности? К примеру, мы постоянно слышим, что руководство нашей страны сильно обеспокоено созданием американской ПРО. В качестве одной из главных ответных мер называют поступление на вооружение нашей армии систем С-400. Они все еще поступают на вооружение штучно — оборонка не успевает, но при этом Россия уже собирается продавать С-400 Китаю.
Аналогично с ЗРПК «Панцирь-С». К октябрю лишь вторая партия их придет в войска ВКО, а ОАЭ уже подписали с нами контракт на 50 комплексов на сумму 734 млн долл США. 36 комплексов приобрела Сирия, столько же — Алжир. Почему мы предпочитаем вооружать чужие армии, а не свою? Выходит, прибыль важней безопасности?
— О нет, все сделки проходят самую тщательную экспертизу на предмет их влияния на военную безопасность страны. И без согласия Минобороны, МИД, разведок ни одна поставка состояться не может.
Что же касается приведенных примеров, то «Панцири» изначально создавались на арабские деньги. Стартовым заказчиком комплекса были ОАЭ, именно эта страна оплатила его разработку. Без эмиратских денег «Панцирь» просто-напросто никогда бы не появился. А сирийский контракт позволил довести комплекс до ума, там ведь пришлось преодолеть очень серьезные технические проблемы. Так что Минобороны России стало лишь третьим после ОАЭ и Сирии заказчиком этих систем. И безопасность России только выиграла от этих контрактов.
Что касается С-400, то пока Китаю, насколько я понимаю, их продавать никто не собирается. Отчасти именно в связи с полной загрузкой производства в интересах Российской армии. Отчасти в связи с тем, что ФС ВТС и «Рособоронэкспорт» сейчас жестко ставят вопрос о гарантиях со стороны КНР о недопущении копирования этой системы, как это было сделано с самолетом «Су-27» и другими нашими вооружениями, поставленными в Китай.
Но если даже такая продажа и состоится, обороне России это пойдет лишь на пользу. Во-первых, система очень дорогая, и увеличение серийности хоть немного позволит ее удешевить. Во-вторых, пусть китайцы лучше будут оснащены знакомой нам С-400, чем комплексами с элементами израильских или европейских технологий.
Правда, тут есть и другой аспект. Так исторически сложилось в постсоветское время, что система военно-технического сотрудничества у нас действительно функционирует в значительной степени автономно от внешней политики, военного сотрудничества и даже промышленной политики. У тех же американцев экспорт оружия вписан в общую логику их внешней политики и подкрепляется военными связями. А у нас обычное дело, когда даже с таким важнейшим для России партнером, как Индия, совместные учения внезапно отменяются без объяснения причин. Что опять-таки дает индийской прессе повод для антироссийских инсинуаций.
А ведь нашим летчикам и морякам было бы совсем небесполезно поучиться у индийских ВВС и ВМС, которые в тактическом отношении, боюсь, уже далеко ушли вперед от нас. В общем, я убежден: активизация связей по чисто военной линии, проведение совместных учений — один из недооцениваемых у нас инструментов продвижения на экспорт оружия и военной техники.
— В последнее время мы были свидетелями конфликта интересов Минобороны и ОПК. Наши генералы все чаще засматриваются на западное оружие — израильское, итальянское, французское, — а российское ругают и отказываются покупать. Руководители оборонки возмущены такой позицией и заявляют, что это подрывает экспорт вооружений. Кто тут прав, а кто виноват?
— Истина, как всегда, посередине. Военные пытаются давить на оборонку по вопросам цены, качества и сроков поставок, тем более что по ряду систем наше отставание уже столь значительное, что без импорта не обойтись. В конце концов, Россия всегда — от Ивана III до Николая II закупала оружие и технологии за рубежом.
Советский период тоже не был исключением. Крупных закупок за рубежом не было только в исторически короткий период после начала холодной войны, когда СССР перешел к почти полному самообеспечению вооружениями и стал сам крупнейшим их экспортером в мире. Но с макроисторических позиций норма для нас — это именно импорт.
С другой стороны, есть ощущение, что закупки за рубежом осуществляются довольно бессистемно, часть в силу субъективных предпочтений или конъюнктурных обстоятельств. Хотя по закону импортные операции может проводить только «Рособоронэкспорт», в реальности закупками занимаются и не имеющие такого права субъекты, например компания «Оборонсервис». Есть опасение, что в России может сформироваться индийская модель отношений армии и промышленности, когда, с одной стороны, государство постоянно говорит о необходимости создания национальной военно-промышленной базы и много инвестирует в эту область, а военные упорно покупают иностранное.
При этом сформировались влиятельные силы, которые заинтересованы в бесконечном продолжении зарубежных закупок. Если и у нас появятся такие устойчивые сообщества, финансово заинтересованные в импорте вооружений, национальная промышленность попадет в очень опасную ситуацию.
Вспомним, ведь еще лет пять назад казалось, что мы всегда будем летать пусть не на самых совершенных, но отечественных самолетах. Ввоз крупных партий воздушных «иномарок», особенно новых, был тогда редкостью. А сейчас в аэропортах почти невозможно увидеть самолет российского производства. Осталось шесть «Ил-96» и за последние два года поступил десяток «Суперджетов». Все остальное — «Боинги» и «Эрбасы». Очень не хотелось бы, чтобы эта история повторилась с вооружениями.
— Обычно говорят, что Россия стабильно занимает второе место в мире по продаже вооружений после США. Долго ли мы способны удержаться на этих позициях? Какие сегменты рынка теряем, какие наращиваем? Какие регионы мира и страны отворачиваются от нас, а какие мы еще удерживаем в поле своего влияния?
— Стабильное второе место России по экспорту оружия — это старый и очень живучий миф. Поскольку поводов для национальной гордости не так много, он усиленно поддерживается. На самом деле, за исключением буквально пары лет, нас всегда опережала Великобритания, которая в среднем экспортирует оружия на 8 млрд фунтов в год, то есть в зависимости от курса это где-то 13–15 млрд долл США.
Наш экспорт в прошлом году — 13,2 млрд долл. Так что в последние семь-восемь лет мы чаще всего были все-таки бронзовым призером. А в начале нулевых годов Россию опережали еще и французы. Затем у них был период крайне низких продаж, и мы Францию опередили. Однако с 2008-го французы постепенно свои продажи наращивают, и когда поставки по контрактам, например, по военно-морским системам в Бразилию и Индию, начнутся, Париж вернет свое третье место. На пятки нам наступают и израильтяне, которые уже выходят на уровень продаж в 10 млрд долл.
Что касается наших бестселлеров — то это истребители «Су-30», системы ПВО, неатомные подлодки и, несколько в меньшей степени, — танки Т-90С. Отлично продаются боевые и транспортно-десантные вертолеты, в последнее время быстро растут продажи тренажерного оборудования. А вот из потерь я бы в первую очередь отметил наш вынужденный уход из сегмента военно-транспортной авиации.
Если говорить о рынках, то на всю обозримую перспективу крупнейшим покупателем российского оружия останется Индия, с которой работа ведется на долговременной основе в рамках десятилетних программ. Хотя конкуренция и на этом рынке обостряется. Сами индийцы постепенно уходят в нишу дорогих высокотехнологичных вооружений, где мы слабее американцев и европейцев, но место для российской продукции там все же еще долго будет.
Очень хорошие дружественные и комфортные отношения складываются у нас с Вьетнамом. В начале нулевых годов вьетнамцы покупали в России вооружений ежегодно всего на 100 млн долл, сейчас годовые закупки превышают миллиард.
Весьма неоднозначное влияние имеют для нас и арабские революции. Считается, что в результате них мы потеряли ливийский рынок и вынуждены сейчас остановить поставки в Сирию. Но с другой стороны, западное вмешательство в Ливии подстегнуло алжирские закупки, которые, кажется, уже компенсировали потерянный ливийский спрос. Да и в самой Ливии все не так однозначно. Вовсе не факт, что по мере стабилизации обстановки новые власти полностью переориентируются на западные источники вооружений.
В том же Ираке мы уже видим, что шиитское правительство проводит куда более независимую от Вашингтона военно-техническую политику, чем это можно было ожидать. Надеюсь, тут нас еще ждут приятные сюрпризы.
Но по-настоящему крупной катастрофой в системе ВТС в последние годы стало присоединение России к эмбарго против Ирана. Как в свое время говорил Талейран — министр иностранных дел Франции времен Наполеона — это хуже, чем преступление, это — ошибка.
Ольга Божьева
