Назван худший сценарий исхода конфликта на Украине
Причина спецоперации на Украине – не демонстрация мании величия России, а ее тревога по поводу влияния США на ближайшего и важного для нее соседа, пишет Harper’s Magazine. Это должны признать в Америке и сделать все, чтобы отойти от пропасти взаимного ядерного уничтожения.
В то время как русские всех политических взглядов рассматривали включение Вашингтоном бывших союзников России по Варшавскому договору и бывших прибалтийских советских республик в НАТО как угрозу, перспективу расширения альянса на Украину они считали уже близкой к Апокалипсису. И действительно, поскольку Вашингтон с самого начала определял расширение НАТО как неограниченный во времени и безграничный процесс, общая озабоченность России по поводу продвижения НАТО на восток была неразрывно связана с ее особой боязнью того, что Украина в конечном итоге будет втянута в альянс.
Эта точка зрения, безусловно, отражала глубокие и сложные культурные, религиозные, экономические, исторические и языковые связи россиян с Украиной. Но стратегические соображения были первостепенными. Крым (большинство жителей которого являются русскими в языковом и культурном отношении и последовательно демонстрировали свое желание воссоединиться с Россией) с 1783 года является базой российского Черноморского флота, размещающегося в Севастополе. С тех пор полуостров стал окном России в Средиземноморье и на Ближний Восток, а также ключом ее обороны на юге. Вскоре после распада Советского Союза Россия заключила сделку с Украиной об аренде базы в Севастополе. Вплоть до 2014 года она опасалась, что, если Киев вступит в НАТО, ей не только придется сдать свою крупнейшую военно-морскую базу, но эта база волей-неволей будет инкорпорирована во враждебный военный пакт, который, как оказалось, является мощнейшим мировым военным образованием. Черное море стало бы озером НАТО.
Западные эксперты давно признали единодушие и силу опасений россиян перед вступлением Украины в альянс. В своем исследовании взглядов России на расширение НАТО в 1995 году, в котором изучалось мнение элиты и населения, а также в которое были включены неофициальные беседы с политическими, военными и дипломатическими деятелями всего российского политического спектра, Анатоль Ливен, исследователь России и тогдашний московский корреспондент The Times of London, пришел к выводу, что "движение Украины к членству в НАТО вызовет по-настоящему яростную реакцию России" и что "вступление в альянс будет расценено русскими как катастрофа эпохального масштаба". Цитируя одного российского военно-морского офицера, Ливен отметил, что предотвращение расширения НАТО на Украину и последующего контроля над Крымом — это "то, за что русские будут отчаянно драться".
С учетом всего этого, основные правила России по Украине — воплощение реальной политики — были простыми. Как указывалось в заявлении Ельцина президенту Украины Леониду Кучме в 1999 году, Киев не должен был вступать в соглашения о сотрудничестве с НАТО, не говоря уже о присоединении к альянсу. Киев также не мог ориентировать свои внешние и экономические отношения на Запад таким образом, который не благоприятствовал бы Москве. Одновременно Ельцин не требовал от него ориентировать свою внешнюю или оборонную политику на Москву. Понимая, что расширение НАТО невозможно обратить вспять, Россия видела такую долгосрочную систему европейской безопасности, которая должна была повлечь за собой разную степень ограничения вооружений в странах на восточном фланге НАТО и постоянно нейтральный, ориентированный одновременно на восток и на запад статус Украины (что-то вроде статуса Австрии в период холодной войны), в том числе и соглашение, исключающее членство Украины в НАТО. Вашингтон полностью осознавал причину и уровень беспокойства Москвы по поводу перспективы поглощения Западом Украины в свою сферу влияния, а также тех дипломатических уступок и компромиссов в сфере безопасности, которые ей требовались. Но вместо того чтобы пытаться достичь modus vivendi, то есть хотя бы найти временный способ сосуществования с Россией, официальные лица США продолжали настаивать на расширении НАТО и поддерживали цветные революции в Югославии, Грузии, на Украине и других бывших советских республиках в рамках очевидной стратегии по выводу этих регионов из орбиты Москвы и внедрению их в евроатлантические структуры. При второй администрации Джорджа Буша-младшего Украина стала главной ареной этого состязания.
Два критических события ускорили военное вмешательство России на Украине. Во-первых, на саммите НАТО в Бухаресте в апреле 2008 года делегация США во главе с президентом Бушем призвала альянс немедленно поставить Украину и Грузию на путь членства в НАТО. Канцлер Германии Ангела Меркель понимала смысл предложения Вашингтона: "Я была совершенно уверена… что Путин так просто этого не допустит, — вспоминала она в 2022 году. — С его точки зрения, это было бы объявлением войны". Посол США в Москве Уильям Бёрнс разделил оценку Меркель. Бёрнс сразу же предупредил госсекретаря Кондолизу Райс в секретном электронном послании:
"Вступление Украины в НАТО — самая яркая красная черта для всей российской элиты (а не только для Путина). За более чем два с половиной года бесед с ключевыми российскими политиками и другими фигурами, от силовиков из темных закоулков Кремля до самых резких либеральных критиков Путина, я так и не нашел никого, кто рассматривал бы Украину в НАТО как нечто иное, чем прямой вызов интересам России".
НАТО будет рассматриваться Москвой как "бросившая стратегическую перчатку", заключил Бёрнс. "Сегодняшняя Россия ответит".
Потрясенные предложением Вашингтона Меркель и президент Франции Николя Саркози тогда смогли его сорвать. Но компромисс альянса "когда, а не если", который обещал, что Украина и Грузия "станут членами НАТО", сам по себе уже был достаточно провокационным. Путин, присутствовавший перед закрытием саммита на переговорах о сотрудничестве в транспортировке грузов силам НАТО в Афганистане, публично предупредил, что Россия расценит любые попытки приблизить альянс к своим границам "как прямую угрозу". Сообщается, что в частном порядке он сообщил Бушу, что, "если Украина вступит в НАТО, она сделает это без Крыма и восточных регионов. Она просто развалится". Четыре месяца спустя, как и предсказывал Бёрнс, Москва, придя к выводу, что включение Украины в НАТО неизбежно, ответила в Грузии. Акцент Москвы на обеспечении безопасности отколовшихся от Грузии Абхазии и Южной Осетии, а не на развязывании широкой захватнической войны, соответствовал предыдущим заявлениям Путина о том, что произойдет, если НАТО пригрозит расшириться дальше на восток.
Второе ускоряющее событие произошло, когда Украина начала переговоры о заключении "соглашения об ассоциации" с Европейским Союзом в сентябре 2008 года, а в октябре подала заявку на получение кредита от Международного валютного фонда для стабилизации своей экономики после глобального финансового кризиса. Соглашение об ассоциации, которое в конечном итоге призывало к "постепенному сближению во внешнеполитических вопросах и вопросах безопасности с целью еще более активного участия Украины в европейской зоне безопасности", помешало бы ей присоединиться к запланированному Москвой Евразийскому экономическому союзу, что являлось высоким приоритетом для Кремля. Очевидно, что ЕС воспользовался возможностью включить Украину в орбиту Запада, что Москва давно считала недопустимым.
Промосковский, демократически избранный, хотя и коррумпированный, президент Украины Виктор Янукович изначально поддерживал как соглашение с ЕС, так и кредит от МВФ. Но после того, как лидеры США начали усиленно связывать два этих вопроса в 2013 году, Москва предложила Киеву более привлекательный пакет помощи на сумму около 15 миллиардов долларов (и без обременительных мер жесткой экономии, которые требовала помощь Запада), который Янукович принял. Этот разворот украинского курса привел к протестам на Евромайдане и, в конечном итоге, к решению Януковича бежать из Киева. Хотя многое в этих событиях остается неясным, косвенные доказательства указывают на то, что Соединенные Штаты "полускрытно" содействовали смене режима, дестабилизировав Януковича. Запись разговора высокопоставленного представителя внешнеполитической службы США Виктории Нуланд с послом США на Украине свидетельствует о том, что они даже пытались манипулировать назначениями в украинский кабинет министров после переворота. (Бывший советник вице-президента Дика Чейни и давний антироссийский ястреб Виктория Нуланд в настоящее время является заместителем госсекретаря по политическим вопросам и ключевым архитектором политики Вашингтона по военному конфликту на Украине). Эти эпизоды грубого политического вмешательства в дела Украины ясно продемонстрировали России твердое намерение Вашингтона привести Киев в лагерь Запада.
В ответ на свержение Януковича, как и предупреждал Путин в Бухаресте, Россия аннексировала Крым и усилила поддержку Донбасса. Вашингтон, в свою очередь, активизировал усилия по затягиванию Киева на западную орбиту. В 2014 году НАТО начала ежегодно обучать по десять тысяч украинских военнослужащих, положив начало программе Вашингтона по вооружению, обучению и реформированию киевских вооруженных сил в рамках широких усилий по достижению, как записано в Хартии о стратегическом партнерстве США и Украины от 2021 года, "полной интеграции Украины в европейские и евроатлантические институты". Эта цель, согласно упомянутой Хартии, была связана с "непоколебимой приверженностью" Америки делу защиты Украины, а также с ее возможным членством в НАТО. Хартия также закрепляла претензии Киева на Крым и его территориальные воды.
К 2021 году вооруженные силы Украины и НАТО усилили свою координацию в совместных учениях, таких как Rapid Trident 21, которые проводились украинской армией с участием пятнадцати других стран и были объявлены украинским генералом, который руководил ими, важной мерой в повышении уровня оперативной совместимости частей и штабов ВСУ, США и партнеров по НАТО. Учитывая вооружение и подготовку украинских вооруженных сил, а также новые явные дипломатические, военные и идеологические обязательства Вашингтона и НАТО перед Киевом и, что наиболее важно, принимая во внимание весьма эффективную программу НАТО по интеграции украинских вооруженных сил со своими собственными, Украина теперь вполне оправданно может рассматриваться как фактический член альянса. Таким образом Вашингтон продемонстрировал свою готовность перейти то, что Уильям Бёрнс — нынешний директор ЦРУ в администрации Байдена — пятнадцать лет назад назвал "самой яркой из всех красных линий".
В начале 2021 года Россия ответила сосредоточением своих вооруженных сил на границе с Украиной с намерением — прямо и неоднократно заявляемым — приостановить ее интеграцию в НАТО. 17 декабря того же года МИД России передал в Вашингтон проект договора, отражающий давние цели Москвы в области безопасности. Ключевое положение проекта гласило: "Соединенные Штаты Америки обязуются предотвратить дальнейшее расширение Организации Североатлантического договора на восток и отказать в присоединении к организации государств бывшего Союза Советских Социалистических Республик". Другие положения предлагали запретить Вашингтону создавать военные базы на Украине и вести двустороннее военное сотрудничество с Киевом. Второй проект договора, представленный НАТО, призвал альянс вывести войска и технику, которые он перебрасывал в Восточную Европу с 1997 года.
Все демарши и требования Москвы во время подготовки ко входу на Украину были далеки от выражения каких-либо стремлений завоевать, оккупировать и аннексировать эту страну <…>. Все они ясно давали понять, что "залогом всего является гарантия того, что НАТО не будет расширяться на восток", как заявил министр иностранных дел Сергей Лавров на пресс-конференции 14 января 2022 года. "Мы категорически против вступления Украины в НАТО", — пояснил Путин за два дня до начала спецоперации на Украине, "потому что это представляет для нас угрозу, и у нас есть аргументы в поддержку этого. Я неоднократно говорил об этом".
Даже если принять заявления Москвы за чистую монету, действия России можно было осудить как агрессивные и нелегитимные. В лучшем случае они демонстрировали убежденность России в том, что она претендует на контроль за своими более мелкими суверенными соседями. То есть то, что Вашингтон и знатоки внешней политики осуждают как отталкивающую концепцию "сфер влияния".
Безусловно, любое государство, навязывающее свою сферу влияния, обязательно ведет себя агрессивно, пусть даже в неявной форме. Право определять территории за пределами своих границ и накладывать ограничения на суверенитет государств в пределах этой территории противоречат идеям президента Вильсона, которые Соединенные Штаты исповедуют с 1917 года. В одном из своих последних выступлений на посту вице-президента в 2017 году Байден осудил Россию за то, что она "использовала все доступные ей инструменты для… того, чтобы вернуться к политике, определяемой сферами влияния" и за "стремление вернуться к миру, где сильные навязывают свою волю… в то время как более слабые соседи подчиняются". С учетом приверженности Америки к "справедливому и моральному мировому порядку", настаивал Байден, цитируя свои слова с Мюнхенской конференции по безопасности в 2009 году, "мы не признаем ни одну страну, имеющую сферу влияния. Мы по-прежнему считаем, что суверенные государства имеют право принимать собственные решения и выбирать свои собственные союзы".
Однако эта прямолинейная позиция никак не признает исторически беспрецедентные по своему охвату сферы влияния, на которые претендуют сами Соединенные Штаты. С момента обнародования доктрины Монро два века назад они открыто присвоили себе сферу влияния, простирающуюся от канадской Арктики до Огненной Земли. Но опоясывающая земной шар сфера влияния Америки на самом деле простирается значительно дальше с востока на запад, от Эстонии до Австралии и вплоть до азиатского материка. Таким образом, в нынешнем бурном обсуждении военного конфликта Украине отсутствует очень важный аспект – какая-либо оценка того, как Соединенные Штаты отреагируют (и уже отреагировали) на вторжение иностранных держав в их собственные сферы влияния.
Какой была бы реакция Америки, если бы Мексика пригласила Китай разместить военные корабли в Акапулько, а бомбардировщики – в Гвадалахаре? В течение последних нескольких лет гражданский военный аналитик, работавший над вопросами международной безопасности в Пентагоне, задавал этот вопрос восходящим руководителям американских военных и разведывательных служб, которым он регулярно читает лекции. Их реакция, сказал он нам, варьируется от "разрыва экономических связей и оказания максимального внешнеполитического давления на Мексику, чтобы заставить ее изменить курс" до "нам нужно начать с этого, а затем, если необходимо, применить военную силу". Это демонстрирует то, что будущие американские руководящие военные и разведчики просто инстинктивно готовы защищать собственные сферы влияния Америки.
Характеризуя типичный эгоцентризм, которым руководствуются США в своих подходах к миру в целом и отношениям с Россией в частности, ни один из этих будущих руководителей вооруженных сил и разведки США даже в прошлом году не додумался связать то, что, по их мнению, было бы реакцией Вашингтона на гипотетическую ситуацию с китайцами в Мексике с реакцией Москвы на расширение НАТО и политику альянса в отношении Украины. Когда аналитик указал им на такую связь, военные и разведчики были ошеломлены, во многих случаях, как сообщает аналитик, признавая: "Черт, я никогда не думал, что мы делаем с Россией нечто подобное".
Решимость Америки сохранить свои сферы влияния гораздо более, чем гипотетична, как показал Кубинский кризис. Благодаря вводящему в заблуждение изложению событий, которое члены администрации Кеннеди передали доверчивой прессе и позже воспроизвели в своих мемуарах, большинство американцев рассматривают этот эпизод как пример оправданной решимости их страны перед лицом неспровоцированной и необоснованной военной угрозы. Но размещение Россией ракет на Кубе вряд ли можно назвать неспровоцированным. Вашингтон к тому времени уже разместил свои ракеты средней дальности в Великобритании, Италии и, что наиболее провокационно, на пороге России – в Турции. Последнее явилось шагом, против которого предостерегали даже американские военные эксперты и лидеры Конгресса. Более того, во время кризиса именно американские действия, а не российские или кубинские, по международному праву должны были считаться агрессивными и незаконными.
Между Украиной и Кубой существуют глубокие параллели. Точно так же, как Москва оправдывала свою СВО на Украине ответом на иностранную военную угрозу, исходящую из соседней страны, Вашингтон оправдывал свою воинственную и потенциально пагубную реакцию на советские ракеты на Кубе. Точно так же, как Украина еще до российской спецоперации имела полное право по международному праву получать военную помощь НАТО, так и Куба как суверенное государство имела полное право принять ракетное предложение Советского Союза. Это решение Гаваны само по себе было допустимым ответом на агрессию: Соединенные Штаты проводили незаконную кампанию по смене режима против Кубы, которая включала попытку вторжения, террористические акты, диверсии, военизированные нападения и целую серию покушений.
Соединенные Штаты могут считать страх России перед НАТО необоснованным и параноидальным и, следовательно, несравнимым с реакцией Вашингтона на размещение на Кубе ядерных ракет малой и средней дальности — вооружений, которые президент Джон Ф. Кеннеди публично объявил "наступательным оружием… представляющим явную угрозу миру и безопасности всего американского континента". Но, как признался Кеннеди своему специальному консультативному комитету по безопасности в первый день кризиса: "Не имеет значения, погибните ли вы от межконтинентальной баллистической ракеты, летевшей из Советского Союза, или русской ракеты, которая находилась в девяноста милях от вас. География не так уж много значит". Советник по национальной безопасности Макджордж Банди и министр обороны Роберт Макнамара также признали, что советские ракеты на Кубе никак не меняли ядерный баланс.
Союзники Америки, пояснил Банди, были потрясены тем, что Соединенные Штаты будут угрожать ядерной войной из-за стратегически незначительной причины — наличия ракет малой и средней дальности в соседней стране, с которыми эти союзники (и, если уж на то пошло, то и Советы) жили годами. Обобщая мнения большинства членов консультативного комитета, специальный советник Теодор Соренсен отметил:
"Мы пришли к общему мнению о том, что эти советские ракеты, даже будучи полностью боеспособными, существенно не меняют баланс сил, т. е. существенно не увеличивают потенциальный ядерный удар, который может быть нанесен по американской земле даже после внезапного американского ядерного удара".
Тем не менее Соединенные Штаты объявили стратегически незначительные ракеты неприемлемой советской провокацией, которая поставила под угрозу их репутацию "крутого парня" в отношениях с союзниками и противниками, не говоря уже о электоральном успехе администрации Кеннеди. Как признался Макнамара консультативному комитету в первый же день кризиса: "Буду откровенен. Я не думаю, что здесь есть военная проблема…. Это внутренняя, политическая проблема". Поэтому Вашингтон пошел на крайне рискованный шаг, чтобы добиться устранения этих ракет, выдвинув ультиматум ядерной сверхдержаве. Это поразительная провокация, которая немедленно создала кризис, легко способный привести к Апокалипсису.Кроме того, введя блокаду Кубы — решение, после которого, как мы теперь знаем, сверхдержавы оказались в шаге от ядерной конфронтации, администрация инициировала акт войны, противоречащий международному праву. Позже юрисконсульт госдепартамента вспоминал: "Нашаюридическая проблема заключалась в том, что их действия не были незаконными".
Вот вам все относительно заявления президента Байдена о том, что Соединенные Штаты основывают свою политику на убеждении, "что суверенные государства имеют право принимать свои собственные решения и выбирать свои собственные союзы". Короче говоря, во внешнеполитическом эпизоде, прославленном в США как акт "праведности и мудрости", они в пределах своей самоустановленной сферы влияния совершили несколько актов агрессии против своего соседа, суверенного государства, и чуть не совершили акт войны против своего глобального соперника, чтобы заставить оба государства подчиняться его воле. Они сделали это потому, что, оправданно или нет, считали неприемлемыми для себя внутренние договоренности своего соседа – Кубы – и ее военные отношения с иностранной великой державой. В процессе этого мир приблизился к Армагеддону больше, чем когда-либо в истории.
И дело здесь не в том, чтобы приводить аргументы о моральной эквивалентности. Скорее, учитывая то, что исторически Вашингтон весьма агрессивно реагировал на ситуации, подобные тем, в которую он поместил Россию сегодня, мотивом спецоперации на Украине, вероятно, является не экспансионистская мания величия, а именно то, что Москва и декларирует, — тревога по поводу экспансионистского военное влияние соперника на ближайшего и стратегически важного для России соседа. Признание этого — лишь первый шаг, который должны сделать официальные лица США, если они хотят отступить от пропасти взаимного ядерного уничтожения и вместо этого двигаться к урегулированию путем переговоров, основанному на внешнеполитическом реализме.
В какой степени Вашингтон вообще заинтересован в урегулировании военного конфликта на Украине путем переговоров? В конце концов, множество свидетельств говорит о том, что реальная (хотя и полупризнанная) цель американской администрации состоит в том, чтобы свергнуть российское правительство. Драконовские санкции, введенные Соединенными Штатами в отношении России, были направлены на то, чтобы обрушить ее экономику. Как сообщала The New York Times, эти санкции вызвали в Вашингтоне и европейских столицах вопросы о том, могут ли события в России привести к "смене режима" или краху правительства, о чем президент Байден и европейские лидеры стараются не упоминать.
Неоднократно называя Путина "военным преступником" и кровожадным диктатором, президент Байден (используя ту же лихорадочную риторику, которую его предшественники использовали против Норьеги, Милошевича, Каддафи и Саддама Хусейна) ограничил дипломатические возможности Вашингтона, сделав смену режима единственным приемлемым исходом конфликта. Дипломатия требует понимания интересов и мотивов противника и умения идти на разумные компромиссы. Но, если принять черно-белый манихейский взгляд на мировую политику, что стало уже рефлекторной позицией Вашингтона, "компромисс, эта добродетель старой дипломатии, становится сегодня заменой дипломатии новой", как выразился исследователь внешней политики Ганс Моргентау. "Поскольку взаимное примирение противоречивых требований теперь считается равносильным капитуляции, то ставкой в конфликте становятся уже исключительно сами моральные нормы".
Таким образом, Вашингтон не допустит прекращения конфликта до тех пор, пока Россия не потерпит решающего поражения. Вторя предыдущим заявлениям Байдена, министр обороны Ллойд Остин заявил в апреле 2022 года, что цель состоит в том, чтобы ослабить Россию в военном отношении. Госсекретарь Энтони Блинкен неоднократно отвергал идею переговоров, настаивая на том, что Москва несерьезно относится к миру. Со своей стороны, Киев дал понять, что не согласится ни на что иное, кроме как на возврат всей украинской территории, занятой Россией, включая Крым. Министр иностранных дел Украины Дмитрий Кулеба предложил стратегию применения такого военного давления на Россию, чтобы вызвать ее политический крах.
Конечно, тот же самый импульс, толкающий Вашингтон к войне в погоне за амбициозными целями, бросает Белый дом к ведению войны с использованием неограниченных средств. Это импульс, заключенный в формулу, к которой постоянно призывают вашингтонские политики: "чего бы это ни стоило и до тех пор, сколько потребуется". Пока Соединенные Штаты и их союзники по НАТО выбрасывают на поле боя все более совершенное оружие, Россия, скорее всего, будет вынуждена (по военной необходимости, хотя и под общественным давлением внутри страны) перекрыть логистические линии, по которым это оружие доставляется украинским вооруженным силам, что может привести к прямому столкновению с силами альянса. Что еще более важно, по мере неизбежного роста потерь в России будет усиливаться враждебность по отношению к Западу. Стратегия, основанная на принципе "чего бы это ни стоило, сколько потребуется", значительно увеличивает риск чрезвычайных происшествий и эскалации конфликта.
Опосредованная война, начатая сегодня Вашингтоном, была бы отвергнута Америкой времен холодной войны. И некоторые из тех самых заблуждений, которые способствовали началу этого конфликта, делают его гораздо более опасным, чем признает Вашингтон. Стратегия расширения НАТО и стремление Америки к ядерному превосходству вытекают из ее самопровозглашенной роли "незаменимой нации". Угроза, которую Россия видит для себя в этой роли США — и, следовательно, то, что она считает ставкой в этом конфликте, еще больше умножает опасность. Между тем ядерное сдерживание, которое требует тщательного, хладнокровного и согласованного наблюдения и корректировки между потенциальными противниками, стало шатким как из-за стратегии США, так и из-за враждебности и подозрительности, порожденных этой ожесточенной опосредованной войной. Редко бывает, чтобы то, что Моргентау восхвалял как достоинства старой дипломатии, было бы сейчас более необходимым. Редко бывает так, чтобы эти достоинства были бы в большей степени отвергнуты.
<…> Маловероятно, что Украина вернет себе всю свою территорию до линии 2014 года, которую уступила России. За исключением полного коллапса одной из сторон, конфликт может закончиться только компромиссом.
Достичь такого согласия крайне сложно. России нужно будет отказаться от завоеваний в Донбассе после начала СВО и внести значительный вклад в международный фонд восстановления Украины. Со своей стороны, Украина должна будет смириться с потерей части территории в Луганске и Донецке и подчиниться соглашению, возможно под контролем ОБСЕ, которое предоставит определенную культурную и местную политическую автономию новым русскоязычным районам Донбасса. Что еще более болезненно, Киеву придется уступить Москве свой суверенитет над Крымом, отдав при этом территорию сухопутного моста между полуостровом и Россией. Мирное урегулирование должно будет позволить Украине одновременно вести тесные экономические отношения с Евразийским экономическим союзом и с Европейским союзом (для этого Брюсселю необходимо будет скорректировать свои правила). Самое главное, учитывая, что призрак членства Украины в НАТО и стал главной причиной военного конфликта, Киев должен будет отказаться от членства в альянсе и принять постоянный нейтралитет.
Поддержка Америкой цели президента Украины Владимира Зеленского вернуть "всю территорию", занятую Россией с 2014 года, и ее обещание о членстве в НАТО, о котором она говорит уже 15 лет, – главные препятствия на пути к прекращению конфликта. Не заблуждайтесь, такое соглашение должно будет учитывать интересы безопасности России в том, что она давно называет своим "ближним зарубежьем" (то есть в сфере своего влияния), и таким образом потребовало бы введения ограничений свободы действий Киева в его внешней и оборонной политике (то есть в его суверенитете).
Такой компромисс, основанный на духе старой дипломатии, стал бы анафемой с точки зрения амбиций и декларируемых ценностей Вашингтона. Здесь снова применимы уроки Кубинского кризиса, реальные и другие. Чтобы укрепить репутацию жесткого человека, Кеннеди и его ближайшие советники распространили историю о том, что они заставили Москву отступить и в одностороннем порядке отозвать свои ракеты на фоне решимости Америки. На самом деле Кеннеди, потрясенный апокалиптическими перспективами кризиса, который он в значительной степени сам и спровоцировал, тайно согласился на предложение Москвы вывести свои ракеты с Кубы в обмен на вывод Вашингтоном ракет из Турции и Италии. Таким образом, кризис был урегулирован не стойкостью, а компромиссом.
Но поскольку эта операция "услуга за услугу" была успешно скрыта от поколения внешнеполитических деятелей и стратегов, от американской общественности и даже от Линдона Джонсона, вице-президента при Кеннеди, Джон Кеннеди и его команда укрепили опасное представление о том, что твердость перед лицом того, что Соединенные Штаты интерпретируют как агрессию, вместе с постепенной эскалацией военных угроз и определяет успех стратегии национальной безопасности. Эти ложные уроки Кубинского кризиса были одной из главных причин, по которой Джонсон был вынужден противостоять предполагаемой коммунистической агрессии во Вьетнаме, невзирая на все издержки и риски. С тех пор те же самые ложные уроки легли в основу множества интервенций Вашингтона и войн за смену режима. А теперь они помогают формулировать черно-белую картину "умиротворения" и "сопротивления", которая определяет подходы Вашингтона к конфликту на Украине. Те подходы, которые в духе вильсоновской агрессивности избегают компромиссов, основанных на реальном соотношении сил, интересах и обстоятельствах.
Еще более отвратительными для Вашингтона, который называет себя единственной сверхдержавой, будут условия, необходимые для достижения всеобъемлющего европейского урегулирования после окончания военного конфликта на Украине. Это урегулирование по правилам старой дипломатии должно было бы напоминать видение, которому помешал Вашингтон и которое Геншер, Миттеран и Горбачев стремились утвердить в конце холодной войны. Оно должно было бы напоминать горбачевское представление об "общем европейском доме" и представление Шарля де Голля о европейском сообществе "от Атлантики до Урала". И оно должно было бы признать НАТО тем, чем она и является (и тем, чем назвал альянс де Голль): инструментом, укрепляющим главенство сверхдержавы по ту сторону Атлантики.
Североатлантический договор сделал постоянным то, что Кеннан назвал в 1948 году "замораживанием Европы" по линии, созданной американо-российским противостоянием. После окончания холодной войны НАТО удалось раздвинуть границы своего "железного занавеса" "до границ России" (как выразился Кеннан уже в 1997 году). Вызывая тревогу у России, НАТО усилила напряженность, конфликтность и самые воинственные устремления Москвы, тем самым подвергнув Европу и Соединенные Штаты угрозе ядерной войны. В зависимости от точки зрения, членство в НАТО влекло за собой либо перспективу принесения Нью-Йорка в жертву Берлину (как считалось в начале холодной войны), либо перспективу "уничтожения без разбора" (как выразился де Голль). Поэтому на смену НАТО должна прийти новая структура европейской безопасности.
Эта новая система может охватывать идею создания европейского сообщества, но на самом деле могущественные государства будут иметь в ней огромное влияние (как они это делают в ЕС и ООН). Такая система в своих фундаментальных аспектах напоминала бы современный "Европейский концерт", в котором доминирующие государства ЕС – с одной стороны, и Россия – с другой, признают интересы безопасности друг друга, включая их соответствующие сферы влияния. На практике это означало бы, например, что страны Балтии и Польша будут пользоваться такой же большой, но в конечном счете ограниченной степенью суверенитета, как, скажем, и Канада. Это также означало бы, что, хотя Парижу и Берлину внутренняя политика Москвы и не нравится, они возобновят экономические и торговые отношения с ней и будут сотрудничать во множестве других областей, представляющих общий интерес.
Что касается будущей позиции таких государств, как Украина и Грузия, то подход Европы (и Вашингтона) должен быть аналогичен подходу, который дипломат Гельмут Зонненфельдт, работавший советником в государственном департаменте в 1976 году, отстаивал применительно к отношениям Советского Союза со своими сателлитами:
"Нам нужна политика, учитывающая явно просматривающиеся стремления Восточной Европы к более автономному существованию в условиях сильного советского геополитического влияния.
Такой подход снизил бы напряженность за счет признания стратегических интересов России в сфере ее влияния, тем самым побудив Москву осуществить свои претензии на контроль в этой сфере с максимальной умеренностью".
Конечно, какую бы стратегию европейцы ни выработали в отношении Москвы, определять ее они должны только сами. Вне всяких сомнений, стремление к новой европейской системе безопасности — и принятие старой дипломатии, которую она будет воплощать, — означало бы существенное уменьшение глобальной роли Вашингтона. Позволив "Концерту Европы" действовать независимо, Вашингтон фактически отказался бы от своих глобальных гегемонистских амбиций и убежденности в том, что его внешняя политика должна, по словам президента Клинтона, внести "особый вклад в марш человечества к прогрессу". Другими словами, Соединенные Штаты согласились бы с тем, что, как обещал президент Клинтон, они станут, "просто еще одной великой державой". Каждый президент после окончания холодной войны отказывался от этого. Однако более сдержанное и скромное представление о себе могло бы позволить Соединенным Штатам, наконец, установить более терпимые отношения с непокорным миром. "Зрелая великая держава должна взвешенно и ограниченно использовать свою мощь", — писал журналист и критик внешней политики Уолтер Липпман в апреле 1965 года, за три месяца до того, как Соединенные Штаты начали войну во Вьетнаме.
Такая держава будет сторониться теории "глобального универсального долга", который не только обязывает ее к бесконечным интервенционистским войнам, но и отравляет ее мышление иллюзией того, что она является борцом за праведность.
Политика, которую Вашингтон проводит в отношении Москвы и Киева, часто под лозунгом праведности и долга, создала условия, которые делают риск возникновения ядерной войны между Соединенными Штатами и Россией большим, чем когда-либо. Вместо того чтобы сделать мир безопаснее, наведя в нем порядок, мы сделали его еще более опасным.
Читайте первую часть тут
Авторы: Бенджамин Шварц (Benjamin Schwarz) – ранее был главным редактором The Atlantic и исполнительным редактором World Policy Journal.
Кристофер Лэйн (Christopher Layne) – почетный профессор и заведующий кафедрой национальной безопасности им. Роберта М. Гейтса в Техасском университете A&M.
