Генеральный секретарь ОДКБ Николай Бордюжа рассказал в интервью «Известиям» о проблемах с закупками российской техники и роли ОДКБ в освобождении летчиков
— После трехлетней ценовой войны между военными и оборонщиками Минобороны России отстранили от закупок оружия и военной техники. Как обстоят дела с этим в странах ОДКБ? Нет ли проблем с закупками российского оружия?
— Проблемы есть. Система принятия решения по продаже оружия для стран-союзников в России сейчас достаточно сложная и многоступенчатая. Государство очень жестко контролирует весь процесс по продаже оружия, имея в виду, что эта тема очень чувствительна и очень серьезно влияет на всю политику, в том числе на внешнеполитический фактор и деятельность государства. Поэтому решения принимаются на уровне правительства России, иногда по несколько месяцев. И это вызывает нарекания со стороны союзников, которым нужно как можно быстрее закупить вооружение на деньги, выделенные своим правительством.
Сейчас секретариат ОДКБ с Федеральной службой по военно-техническому сотрудничеству (ФСВТС) России работает над упрощением порядка закупок для стран ОДКБ. Соответствующие нормативные акты уже готовятся и проходят согласование.
— Сейчас в России создается отдельная структура, которая будет заниматься закупками вооружения для армии. Она сможет как-то упростить процедуру продажи техники странам ОДКБ?
— Эта структура, по моему мнению, прежде всего упорядочит систему закупок. Позволит в том числе защищать интересы российских производителей. Мало того, позволит оценивать качество тех или иных вооружений и целесообразность закупок за рубежом образцов вооружений, которые существуют в РФ и могут также продаваться нашим ВС. То есть повысит объективность, а самое главное, качество этих закупок.
— А кто определяет цены на российское оружие? Например, Минобороны России и производители оружия уже третий год не могут договориться по цене. Кто регулирует цену для стран ОДКБ?
— ОДКБ к формированию цены не имеет отношения, но государства — члены организации получают оружие по внутрироссийским ценам на основе соответствующего Соглашения о льготных поставках вооружения и специальной техники, без коммерческих надбавок. Окончательную цену определяют Рособоронэкспорт и ФСВТС, исходя из суммы, которую пишет завод. По некоторым системам, конечно, есть разногласия, особенно по наукоемким и сложным в технологическом плане. Но наши партнеры, как правило, закупают вооружение, которое длительное время продается, эксплуатируется, по которому стабильные цены и никаких вопросов не возникает.
Были случаи, когда заводы задирали цены, а после вмешательства Секретариата ОДКБ и ФСВТС эти цены приводились к норме. Продать подороже — естественное желание любого производителя, а купить подешевле — желание любого покупателя. Но есть постановление правительства, которое определяет, что для союзников должны применяться льготным внутрироссийские цены.
— Сейчас страны ОДКБ покупают больше западное вооружение или все-таки российское?
— Тенденция, судя по всему, везде одна: абсолютный прагматизм с точки зрения возможностей техники. Выбирают то, что лучше стреляет, ездит и летает. Некоторые системы вооружений действительно лучше за рубежом — например, очень ценятся английские снайперские винтовки у бойцов спецподразделений. Но в целом подход к закупкам вооружения изменить невозможно, поскольку на ситуацию воздействует три фактора.
Во-первых, у стран-союзников на вооружении стоят преимущественно российские системы — бронетехника, стрелковое оружие, крупные артиллерийские системы, зенитные комплексы и т.д., личный состав подготовлен к эксплуатации именно этого оружия, школа, система подготовки во всех странах практически одна и та же.
Во-вторых, им необходимо оружие, которое оперативно совместимо с вооружением других государств — членов ОДКБ, прежде всего российскими Вооруженными силами. Совместимость достигается только в том случае, если вооружение однотипно.
— Откуда тогда у союзнических стран нероссийское вооружение? Американские джипы в Казахстане, китайские реактивные системы залпового огня в Армении?
— Многие системы оружия им просто дарят по системе оказания военной помощи. Кстати, мы тоже оказываем военную помощь, достаточно существенную. Но по большому счету все государства ОДКБ ориентированы на закупку техники российского или белорусского производства.
— Вице-премьер России Дмитрий Рогозин, который теперь отвечает за закупку вооружения для армии, — катализатор этого процесса, или он его тормозит?
— Он не может тормозить, поэтому его и назначили на эту должность (кстати, очень хорошо, что назначили) — человека со свежим взглядом, с очень современным, на мой взгляд, подходом к деятельности государства. Он сейчас является катализатором изменений не только в системе продажи военной техники, но и вообще всех изменений в военно-промышленном комплексе России, в том числе и в отношениях со странами ОДКБ.
— Вы считаете, на должности постпреда России при НАТО Рогозин добился успехов? Ведь в договоре о сокращении ядерных запасов (СНВ-3) ликвидацию боеголовок так и не увязали с неразвертыванием системы ПРО в Европе, как того добивалась Россия.
— В любом случае благодаря переговорам мы вышли на тот паритет наступательного вооружения, который устраивает и Россию, и США. Теперь второй этап. Переговорный процесс идет. Приход к компромиссу — исключительно длительный по времени и очень сложный процесс.
— Нужен ли вообще институт спецпредставителя президента России при НАТО? У США же нет полпреда при ОДКБ.
— Этот институт нужен в первую очередь самой России, чтобы координировать работу огромного количества министерств и ведомств, которые вовлечены в отношения с НАТО. Эти полномочия человеку нужны для того, чтобы он внутри государства мог достаточно успешно вырабатывать единую позицию страны для ее реализации в отношениях с НАТО. Там ведь идет работа и по линии МЧС, и по линии Минобороны, и по линии МВД, ФСБ, по линии противодействия терроризму, по линии военно-промышленного комплекса.
По СНГ такая же ситуация: экономический блок, правоохранительный блок, военная структура, культура, гуманитарная сфера. Недаром Константин Косачев, бывший в Госдуме прошлого созыва председателем комитета по международным делам, назначен сейчас спецпредставителем президента по странам СНГ и руководителем Россотрудничества. Практически весь спектр деятельности государства имеет отношение к взаимоотношениям со странами СНГ.
— Давайте поговорим о совместных оборонных проектах в формате ОДКБ. Сейчас Россия и Белоруссия развивают региональную систему ПВО, которая может потом трансформироваться в ПРО, если поставят новые системы С-400 «Триумф». Можно ли это считать каким-то симметричным ответом на ЕвроПРО или это наш независимый проект?
— Ну я бы не стал говорить, что это в чистом виде ответ ОДКБ на ЕвроПРО. Это плановая работа в рамках ОДКБ и Союзного государства Белоруссии и России. Хотя такая же система создается и в Армении — уже есть соответствующие нормативные документы по ее реализации. Ведутся переговоры по созданию российско-казахстанской региональной системы ПВО в Центрально-Азиатском регионе с дальнейшим присоединением к ней и участием Таджикистана и Киргизии.
— А можно будет их впоследствии объединить в своеобразную систему ПВО ОДКБ?
— Мы сейчас по такому пути и идем: сначала создадим региональные системы, а потом замкнем их в общую.
— Кто будет этой системой ПВО управлять?
— Центр, который станет регулировать их деятельность по единому замыслу.
— Этот центр будет в России?
— Как договорятся президенты.
— А техника какая будет использоваться? Та, что у них уже есть, или новая, которую России придется туда поставить?
— Я так понимаю, что часть этого вооружения будет закупаться или уже существует — ну вот, например, Казахстан закупает российские системы ПВО. А часть будет поставляться, может быть, в случае принятия такого решения, в качестве военной помощи. Второй этап создания такой системы — это появление единого центра контроля и вообще организация боевого дежурства всех этих региональных систем.
— В какие сроки эта система появится и заработает?
— Пока есть готовность этих стран, согласие на участие. Есть сложности в согласовании подходов, в участии, в подготовке нормативных документов — например, где разместить центр контроля или центр управления. Но я надеюсь, что в ближайший год мы создадим нормативную основу для этой системы ПВО, а к концу 2012 – началу 2013 года завершим формирование трех региональных систем.
— Какие-то другие страны впоследствии смогут к этой системе присоединиться? Например, Иран? Он вроде бы вообще даже собирался присоединиться к Договору о коллективной безопасности.
— Действительно, были такие неофициальные заявления иранской стороны, что рассматривается вопрос о возможности участия в работе ОДКБ, но дальнейших шагов со стороны Ирана не было.
— Возможность вступления Ирана в ОДКБ на каком-нибудь уровне обсуждалась?
— Нет, а зачем? Ведь Иран не инициировал этот вопрос. Мы с таким же успехом можем обсуждать присоединение к ОДКБ США — а вдруг захотят? (Смеется.)
Если бы Иран обратился официально с просьбой вступить в ОДКБ, это заявление было бы рассмотрено в соответствии с установленной процедурой, и если бы было принято консенсусное положительное решение — после, естественно, изучения всех положительных аспектов, — он стал бы наблюдателем или членом организации.
— А как вероятный противник Иран рассматривается? Сейчас вовсю обсуждается, нападет на него НАТО, то есть США, или нет.
— Я бы не стал сейчас говорить о сценариях в отношении Ирана, это слишком чувствительная тема. Я знаю одно и говорил много раз: всё мировое сообщество не должно допустить удара по Ирану.
Вспомним Ливию. Вместо того чтобы обеспечить контроль над воздушным пространством, некоторые страны в обход резолюции Совбеза ООН фактически встали на сторону одной из противоборствующих сил — разгромили режим Каддафи. Потом ушли оттуда. А что дальше? Кто будет отвечать за то, что там происходит сегодня?
— В какую сторону ОДКБ будет развиваться?
— Военное сотрудничество. Работа по борьбе с террористическими и экстремистскими организациями, незаконной миграцией и торговлей людьми, развитие направления коллективного реагирования на чрезвычайные ситуации — у нас есть желание сделать его одним из приоритетных направлений, такое общее МЧС с единым информационным полем, системой контроля и прогнозирования обстановки, единой технической политикой, льготной системой закупок российского спасательного оборудования.
— А кроме Коллективных сил оперативного реагирования, общего МЧС, единой системы ПВО какие системы еще могут возникнуть? Ну, например, по линии наркоконтроля?
— Уже есть. По линии борьбы с наркотрафиком — Координационный совет компетентных органов по противодействию незаконному обороту наркотиков (КСОПН). По линии незаконной миграции — Координационный совет по борьбе с незаконной миграцией, есть структуры по линии информационной безопасности, по линии борьбы с экстремистскими организациями.
— Почему тогда, когда двух летчиков ваших арестовали в Таджикистане, потом здесь выпустили какого-то якобы родственника президента, который сидел в России за 9 кг героина? ОДКБ как-то участвовала в этом вопросе?
— О том, что в России какого-то наркодилера отпустили в обмен на освобождение летчиков, впервые слышу. Но я принимал участие в решении вопроса об освобождении пилотов, встречался с президентом Таджикистана Эмомали Рахмоном. И именно президент принял решение снивелировать все эти проблемы и передать летчиков в Российскую Федерацию, исходя из союзнических отношений c Россией. Президент Таджикистана Эмомали Рахмон сразу заявил: «Мне это не нужно, Россия — наш союзник, мы сделаем всё, чтобы этот вопрос вообще не возникал. Другое дело, что мы должны завершить юридическую процедуру, предусмотренную законодательством Таджикистана». Но потом началась эта вакханалия в прессе. Некоторые, вместо того чтобы помочь в решении проблемы, просто пиарились. Но тем не менее были соблюдены все процедуры по таджикскому законодательству и летчиков передали России. Проблема закрыта.
Денис Тельманов