Как американцы перестраивают свои военно-доктринальные концепции
Анализируя ход специальной военной операции России на Украине, а также итоги недавней российско-китайской встречи в верхах, политики, дипломаты и военные Соединенных Штатов пытаются найти ответ на жизненно важный для их страны вопрос. Как переложить на других часть бремени глобальной ответственности в условиях внутренних американских неурядиц, общего ослабления государства, формирования нового многополярного миропорядка, трансформации войн и военной политики государств, распада существующих и формирования новых союзов?
Военная политика любого государства конкретизируется в его военных доктринах, в его военной стратегии, в практике военного строительства. И опирается на оценку своих сил и сил вероятных противников, ресурсов, составляющих военную мощь государства, и факторов, решающих ход и исход войны.
Важное место в военной политике занимают проблемы создания, укрепления и совершенствования военной организации государства, технического оснащения вооруженных сил, определения перспектив развития военной техники, мобилизационных возможностей государства, подготовки военно-обученных резервов, а в случае необходимости – их мобилизационного развертывания.
Сегодня в формирующемся многополярном мире, при наличии тенденции к повышению частоты межгосударственных военных конфликтов, вопросы взаимодействия политики и военной стратегии продолжают оставаться чрезвычайно актуальными как с научной, так и с практической точки зрения.
Это относится и к внешней политике, которая в значительной мере должна опираться на военную мощь государства, в том числе на возможности использования этой мощи в той или иной конфликтной или кризисной ситуации.
СБАЛАНСИРОВАННОЕ СООТНОШЕНИЕ СИЛ
Миропорядок представляет собой сбалансированное соотношение политических, военных, экономических, идеологических и т.п. сил, существующих в мире. Такое соотношение сил не является итогом естественной эволюции в мире. Оно создается в результате целенаправленной деятельности государств и их коалиций, организаций обеспечения международной безопасности.
Сегодня на процессы становления нового миропорядка влияют следующие основные факторы.
Во-первых, это снижение значимости базовых геополитических характеристик государств и регионов – то есть географического местоположения, величины территории, ландшафтов, количества населения. При этом возрастает роль таких факторов силы, как военный фактор, экономический, научно-технический, информационный, фактор единства и прочности союзнических связей.
Во-вторых, это информационная революция. За последние десятилетия возникло мировое коммуникационное сообщество, оперирующее всеми системами новейшей связи и распространения информации. Недостаточная включенность в глобальное информационное пространство или выпадение из него чреваты непоправимым отставанием или даже полной утратой возможностей оказывать какое-либо информационное воздействие на мировое сообщество.
В-третьих, это научный и научно-технический потенциал государства, который по своей значимости опережает значение производящего сектора государства или объем природных ресурсов. Прикладная общественная наука способна обеспечить эффективное стратегическое планирование и выработку рационального геополитического поведения. Россия по такому показателю, как расходы на НИОКР, пока отстает от развитых государств.
Под перспективными военными технологиями следует понимать искусственный интеллект (ИИ) и роботизацию, новое поколение полупроводников и компьютеров, гиперзвуковое оружие и оружие прямого поражения, новые материалы и альтернативные источники энергии, квантовые технологии и биотехнологии.
Например, по данным Австралийского института стратегической политики Китай вышел на первое место по количеству научных разработок во многих ключевых технологических сферах и лидирует в 37 из 44 исследованных областей: от создания наноматериалов и робототехники до передовых радиочастотных коммуникаций, оборонных и космических технологий. На втором месте находятся США.
Не вызывает сомнений лидирующее место России в таких технологиях, как гиперзвук и автономные аппараты стратегического предназначения, в разработке современных взрывчатых веществ и энергетических материалов и в ряде других направлений научно-технического развития. Но этого недостаточно, чтобы на равных противостоять ведущим державам на некоторых других ключевых научно-технических треках, определяющих место страны в мировых рейтингах.
В-четвертых, это военная сила государства. Новыми тенденциями являются интернационализация военных операций, дальнейшая глобализация средств обнаружения и удаленного подавления, развитие межконтинентальных средств переброски войск, обостряющееся соперничество государств в создании высокотехнологичных видов оружия, которые по причиняемому урону сопоставимы с оружием массового уничтожения.
И наконец, интеграционная группа факторов, включающих качество населения государства (его культурно-образовательный уровень, физическое состояние), эффективность власти и ее способность адекватно реагировать на вызовы современности, а также единство общества.
ВОЕННЫE МЕТОДЫ
В наши дни действие ядерного фактора является константой, которая более 70 лет удерживает государства от военных акций, способных вызвать ядерное столкновение между крупными державами.
Каждая мировая война, опосредующая смену мирохозяйственных укладов и способствующая новому витку в формировании миропорядка, идущему на смену предыдущему, имеет свои особенности.
Наполеоновские войны велись за контроль над территорией, приносящей земельную ренту. Первая мировая война – за контроль над пространством воспроизводства капитала. Вторая мировая война – за контроль над жизненным пространством воспроизводства наций. Сегодня война идет за контроль над общественным сознанием и воспроизводством человеческого потенциала.
Ядерное оружие как инструмент стратегического ядерного сдерживания оказывает определяющее влияние на современную политику США, которые развязывают новую мировую гибридную войну (МГВ), отличающуюся от предыдущих мировых войн отсутствием фронтовых военно-силовых столкновений. Она ведется на основе использования современных информационно-когнитивных и валютно-финансовых технологий. Расчет делается на дестабилизацию внутреннего состояния страны-жертвы посредством поражения ее общественного сознания подрывными идеями, ухудшения социально-экономического положения, выращивания разнообразных оппозиционных сил, подкупа продуктивной элиты с целью ослабления институтов государственной власти и свержения легитимного руководства с последующей передачей власти марионеточному правительству.
США используют МГВ в качестве катализатора для перехода своей экономики на новый технологический уклад. Достичь необходимых для такого перехода условий планируется за счет ослабления и развала России с целью получения доступа к ее ресурсам. Одновременно намечено максимально ослабить конкурентные преимущества Китая и Европейского союза.
Для ослабления геополитических конкурентов – России, Китая и некоторых других государств – используются инструменты МГВ: информационно-психологическая война, прокси-война, цветная революция.
Развертываемая Соединенными Штатами МГВ ведется с широким применением разработок четвертого технологического уклада, являясь одновременно инструментом его становления в американской экономике.
К новому технологическому укладу в военном деле относятся информационно-коммуникационные технологии и основанные на их применении системы комплексного управления военными действиями, высокоточное роботизированное оружие, обеспечивающее американским военным системное превосходство в управлении боевыми действиями и минимизацию потерь.
Их дополняет широкое применение когнитивных технологий, которые превращают СМИ в высокоэффективное психотропное оружие массового поражения сознания властвующей элиты и населения стран-жертв американской агрессии, а дипломатию – в инструмент поражения политической воли их руководителей.
Кризис существующей модели капитализма становится особенно очевидным на фоне обострения военно-политической ситуации в мире и фактической легализации военно-силовых средств ведения межгосударственного противоборства. География противоборства обширна и охватывает многие государства и целые регионы планеты.
Суть этого противоборства – в крахе однополярного мира и системы международных отношений, основанной на праве самого сильного, то есть США, разрушать другие государства, чтобы предотвратить малейшую возможность их превращения в альтернативные центры силы. Именно эти цели преследовались в Югославии, Афганистане, Ираке, Ливии, Сирии. Именно на это направлены усилия Запада по втягиванию в орбиту своего влияния Украины.
В результате политика Вашингтона подвергается глубоким трансформациям и переходит к более сложным формам обеспечения национальных интересов, включающим разнообразные гибридные способы воздействия на противников, а также на союзников и партнеров. В числе этих способов – уже неоднократно рассмотренное в работах по теории гибридной войны сочетание прямого политического и экономического давления, угрозы военно-силового воздействия, а также ведение подрывной информационно-психологической войны.
Недостаточная координация системы глобального управления, на стратегическом высшем уровне которой пытаются закрепиться США, уже сегодня привела к серьезному дисбалансу отношений, к очевидному социоидеологическому кризису, включающему и кризис модели социального развития, к межцивилизационному кризису и в конечном счете – к неуправляемой хаотизации мирового развития.
Одно из следствий дальнейшей хаотизации выражается в том, что в условиях сложности и взаимозависимости современного мира рациональными представляются стратегии, позволяющие осуществить его функционально значимые трансформации в эволюционном режиме. Что требует тщательной координации многовекторного процесса таких трансформаций.
США В ПОИСКЕ НОВЫХ ВОЕННО-СИЛОВЫХ РЕШЕНИЙ
Правящие элиты США сегодня вновь задаются сакраментальным вопросом: что можно считать достаточным для обеспечения национальной безопасности?
Во время холодной войны ответ был довольно прямолинейным. У Соединенных Штатов был один противник – Советский Союз, которого им нужно было сдерживать и при необходимости победить. Однако последние три десятилетия внесли существенные коррективы в попытки ответить на этот обманчиво простой вопрос.
В течение многих лет американская наступательная военная стратегия отстаивала «концепцию двух войн», в соответствии с которой Соединенные Штаты должны обладать достаточным военным потенциалом для ведения двух войн одновременно на разных театрах военных действий (ТВД) против крупных региональных держав, таких как Иран и Северная Корея, и доведение этих войн до победы. Однако за последнее десятилетие, когда американские вооруженные силы сократились в размерах, а противники США стали более боеспособными, для Вашингтона прозвучал сигнал, требующий отказа от стремлений быть одинаково сильными на разных ТВД.
Сегодня внешняя политика Вашингтона развивается по двум траекториям, задаваемым военно-политическими реалиями современности. С одной стороны, осуществляется характерное для Запада провоцирование военных конфликтов чужими руками в различных удаленных странах и регионах. С другой стороны, развитие некоторых конфликтов выходит из-под контроля и начинает представлять прямую угрозу национальной безопасности США.
В подобной ситуации Америке приходится вмешиваться самой и привлекать своих союзников для перевода конфликта в запрограммированное русло. В этом контексте в Стратегиях национальной безопасности, принятых администрациями Дональда Трампа и Джозефа Байдена, утверждается, что Соединенные Штаты сталкиваются с «ускоряющимся вызовом» в Китае, с «острой угрозой» в России и с множеством меньших проблем (Иран, Северная Корея, развитие обстановки на Украине, угрозы интересам США в Сирии и на Балканах). А также с традиционной борьбой с терроризмом, которая нередко служит прикрытием для разного рода нечистоплотных действий Вашингтона и Брюсселя.
КАКИМ МОЖЕТ БЫТЬ ОТВЕТ СЛАБЕЮЩЕЙ СВЕРХДЕРЖАВЫ
Одним из последствий осознания сути происходящих в мире процессов правящими элитами США является понимание ограниченности своих реальных возможностей, не позволяющих сохранить ставшее привычным положение.
Именно это осознание придает поведению США агрессивный характер. Что проявляется в своеобразном понижении действовавших долгое время ставок на использование «мягкой силы» в качестве важного инструмента внешней политики для решения политических и экономических задач.
Внутренние экономические неурядицы делают проблематичными развертывание производства и покупку достаточного количества оружия и военной техники, чтобы обеспечить армии США надежное преимущество для победы над всеми или даже двумя из упомянутых противников одновременно.
Решение этой проблемы опять-таки проблематично. С одной стороны, попытка волевым путем решить комплексную социально-экономическую и военно-политическую проблему с огромным напряжением сил страны, вероятно, обошлась бы непомерно дорого. С другой стороны, сосредоточение внимания только на одном противнике, исключая других, может подтолкнуть враждебную державу предпринять попытку достичь своих целей, воспользовавшись мнимыми и реальными слабостями Вашингтона.
Такая дилемма стоит перед США, например, в назревающем конфликте с Пекином из-за Тайваня или в возможном военном противостоянии между Китаем и Японией из-за архипелага Сенкаку (китайское название Дяоюйдао). Восемь небольших островов, общая площадь которых едва превышает 6 кв. км, на протяжении десятилетий остаются главными камнями преткновения в отношениях между Китаем и Японией. Уступать не собирается ни одна из сторон.
Решение проблемы спорных районов осложняется наличием вокруг них богатых рыбных ресурсов и потенциальных залежей природных ископаемых. По данным Администрации энергетической информации США, на шельфе в Восточно-Китайском море залегает от 28 до 57 млрд куб. м углеводородов. Китайские расчеты превышают эти показатели в сотни раз. Соединенные Штаты недавно дали понять, что в возможном вооруженном конфликте поддержат Японию.
Вместе с тем прямое военное вмешательство США в вооруженные конфликты за рубежом тормозится многими сдерживающими факторами. Среди них возможные потери среди своих военнослужащих и существенные материальные расходы.
Весьма показательной в этом контексте была война во Вьетнаме. Она считается локальным вооруженным конфликтом, однако затраты на нее оказались колоссальными даже для богатых держав. Так, по грубым подсчетам, помощь СССР вьетнамцам оценивается в 8–15 млрд долл., помощь Китая – в 14–21 млрд. Финансовые издержки США за период участия в войне (1965–1973) превысили триллион долларов.
При этом США за весь период войны потеряли около 60 тыс. военнослужащих. Южный Вьетнам как союзник США лишился более 250 тыс. человек. Потери южновьетнамских повстанцев и Северного Вьетнама составили свыше 1 млн человеческих жизней. А число гражданских лиц, ставших жертвами кровопролития, превысило 3 млн.
В Соединенных Штатах эта война породила «вьетнамский синдром»: общественное отвращение к американским военным действиям за границей. Этот синдром в значительной степени определял действия США на внутренней и внешней аренах на протяжении 1970-х годов.
Память о национальном позоре оказалась весьма живучей в общественном мнении США и послужила важным сдерживающим фактором при планировании Вашингтоном военных авантюр в Ираке и Афганистане.
ЧТО ИДЕТ НА СМЕНУ КОНЦЕПЦИИ «ДВУХ ВОЙН»
Сегодня на фоне снижения военных возможностей США по поддержке устремлений к глобальному доминированию Пентагон и Госдепартамент ведут поиск новых стратегий, позволяющих минимизировать издержки от прямого военного вмешательства за рубежом.
Под влиянием нарушения баланса в соотношении политических, военных, экономических и т.п. сил, существующих в мире, уходит в прошлое концепция «двух войн», которая в течение последних десятилетий была основой американского военного планирования. Напомним, согласно концепции, Вооруженные силы США готовились вести одновременно две войны в различных частях света – например, против России в Европе и против Китая в Азии. И до недавнего времени финансовые и технические возможности США действительно позволяли это, особенно в условиях отсутствия военного противника, равного по силе Советскому Союзу.
Однако сегодня сомнения постепенно перешли в уверенность. Чему сильно способствовало позорное бегство американцев из Афганистана, зафиксировавшее окончательный конец эпохи их военного всемогущества. Россия и Китай существенно укрепились в военном отношении.
Специальная военная операция России на Украине и углубление российско-китайских отношений всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия послужили мощными катализаторами глобальных мирополитических изменений. Стало очевидно, что возможности пошатнувшейся супердержавы стали ограниченными, и она не сможет больше вести войны там, где захочет.
Следовательно, и доктрина «двух войн» уходит в прошлое из-за ее несоответствия реальностям современного мира. Попутно заметим, что пополз вниз и рейтинг обязательств США по предоставлению гарантий безопасности своим союзникам в Европе и Азии.
На этом фоне в правящих элитах Соединенных Штатов крепнет убежденность в необходимости провести неотложные мероприятия по укреплению военного и военно-технического потенциала страны, наращиванию численности своих вооруженных сил, чтобы придать им способность выиграть хотя бы одну войну против одной крупной державы.
Одновременно считается необходимым увеличить американскую военно-промышленную базу так, чтобы все-таки обеспечить средства для победы в двух войнах одновременно – в случае если США ведут одну войну напрямую, а другую через прокси-посредников. Такая трансформация взглядов связана с признанием факта снижения потенциала США в качестве глобальной доминирующей силы, ранее способной вести две крупные войны на разных ТВД.
Пентагон, который, судя по всему, выступил «застрельщиком» радикального пересмотра стратегий, проводит планомерный отход от концепции, позволяющей участвовать в двух войнах. Теперь расширяется ставка на прокси-войны, способные обеспечить интересы США при минимальных потерях собственных войск, а также наращивается военный потенциал США в Азиатско-Тихоокеанском и Индо-Тихоокеанском регионах.
В качестве средства балансирования в мире при минимизации собственных людских и материальных потерь американский подход к Украине остается наилучшим из доступных США подходов к решению задач защиты национальных интересов во многих ключевых регионах. К тому же опыт массированных поставок Киеву оружия и боеприпасов позволяет провести своеобразную санацию американских и натовских военных арсеналов, избавиться от устаревших вооружений и военной техники, создать серьезный источник доходов для ВПК США на многие десятилетия вперед.
Новая концепция одной крупной региональной войны в сочетании с прокси-войной, направленной на ослабление другого важного противника, сегодня представляется Вашингтону своеобразной палочкой-выручалочкой, которая предоставит возможность сражаться и выиграть крупную войну самостоятельно и защитить свои интересы в одиночку, если это необходимо.
При этом США уже сейчас начинают осознавать, что далеко не всегда у них будут такие же легко манипулируемые союзники и партнеры, каким оказалась Украина, готовая пожертвовать страной и жизнями сотен тысяч, а то и миллионов ее граждан в погоне за иллюзорной «морковкой» в виде обещанного членства в ЕС и НАТО.
Особенно осторожно предстоит действовать США, когда речь идет о Китае, угроза со стороны которого настолько велика, что любой объем военной помощи прокси-агенту (например, Тайваню, Японии, Республике Корея) при отсутствии прямого американского военного участия может оказаться недостаточным. Эти страны в отличие от Украины, безжалостной к судьбам своего народа, не пойдут на самоуничтожение в пожаре прокси-войны в интересах США. Одновременная война с Россией и Китаем закончится для США катастрофой. Тем более что далеко не все нынешние союзники Вашингтона, включая некоторых благоразумных натовцев, примут в ней участие.
Таким образом, в США укрепляются позиции тех, кто утверждает, что война на Украине предлагает достаточно жизнеспособную концептуальную модель того, как Соединенные Штаты могли бы справиться с двумя крупными конфликтами одновременно. Особенно если один из этих конфликтов в виде прокси-войны будет направлен против одного из второстепенных противников Америки – России, Ирана и Северной Кореи.
Именно такой подход скорее всего будет положен в основу потенциальной модели будущей военной стратегии США как способа застраховаться от проблемы одновременного ведения войны на два фронта.
ВЫВОДЫ ДЛЯ РОССИИ
Радикальные изменения в военных доктринах США и НАТО, их ставка на когнитивные и прокси-войны как средство ослабления и развала держав, обладающих ядерным оружием, требуют реагирования со стороны России, ее союзников и партнеров, приведения в соответствие угрозе целей и ресурсов.
В условиях становления нового миропорядка угрожающая реальность использования прокси-войны как фактора трансформации военной и внешней политики страны – жертвы агрессии США и НАТО требуют принятия неотложных мер по подготовке России и ее Вооруженных сил к военным конфликтам XXI века. Включая наращивание классического военного потенциала как основы сдерживания, способность противоборствовать на «фронтах мировой гибридной войны», внесение изменений в систему подготовки кадров к действиям в качественно иной операционной обстановке. Одновременно следует укреплять территориальную оборону, Росгвардию, погранвойска, разведку и контрразведку, вести борьбу с «пятой колонной» и агентами влияния.
Сотрудничество с Пекином в сфере противоборства западным стратегиям прокси-войн, представляющим реальную угрозу для обеих стран, должно стать одним из важных направлений реализации подписанного лидерами России и Китая в марте 2023 года Документа о всеобъемлющем партнерстве и стратегическом взаимодействии. Этот документ ознаменовал крах расчетов США на глобальное доминирование и крушение дорогой им идеи однополярного мира.
В условиях растущей конфронтации в мире при существенном вкладе в нее военно-технических направлений противоборства правительство РФ должно взять на себя полную ответственность за развитие фундаментальных наук, безусловную поддержку РАН, НИИ, исследовательских центров университетов и военных академий как важных инструментов обеспечения национальной безопасности, технологического и военно-технического прогресса.
Следует поддерживать инициативы, направленные на проведение прикладных научно-технических исследований по созданию технологий двойного назначения, в том числе по государственным контрактам. В целом курс на поддержку ученых и инженеров как генераторов научно-технических инноваций представляет собой важнейшее условие обеспечения технологического суверенитета, безопасности и стабильного развития России в формирующемся новом миропорядке.
Важно уже сейчас внести соответствующие концептуальные коррективы в ключевые доктринальные документы РФ: Закон об обороне, Стратегию национальной безопасности, Военную доктрину, Концепцию внешней политики.
В упомянутых и некоторых других документах следует отразить радикальные изменения в международной обстановке. Начертать перспективы развития нового миропорядка. Согласовать понятийный аппарат с учетом выхода на внешнеполитическую арену МГВ как нового вида межгосударственного противоборства. Дать установку на создание межведомственных аналитических структур, способных прогнозировать развитие обстановки и предлагать руководству рекомендации и варианты действий. Развернуть подготовку специалистов по разработке наступательных и оборонительных стратегий современных войн.
Следует внести в повестку организаций обеспечения международной безопасности предложение включить новые понятия, связанные с МГВ и ее инструментами.
Такие шаги создадут основу для целенаправленного развития страны в условиях новых военно-политических реалий, придадут импульс череде управленческих и технологических решений, которые должны следовать за концептуальными.
Александр Бартош
Александр Александрович Бартош – член-корреспондент Академии военных наук, эксперт Лиги военных дипломатов.
