Бывший замминистра обороны резко критикует систему утилизации снарядов, приводящую к жертвам среди солдат
«Сейчас идет прямое уничтожение: взрывы, взрывы, взрывы. Да мало того, этим еще занимаются необученные ребята. Профессионалов-офицеров практически не осталось. Поэтому все, что наплодили, они теперь пожинают», – заявил газете ВЗГЛЯД бывший начальник вооружения Вооруженных сил России, бывший замминистра обороны генерал-полковник Анатолий Ситнов.
Очередной взрыв при утилизации боеприпасов, произошедший в Нижегородской области, унесший жизни шести солдат и покалечивший, по последним данным, четверых (в четверг был госпитализирован еще один военнослужащий), не оставляет сомнений, что речь идет о каких-то системных проблемах. По крайней мере об этом в один голос заявляют эксперты. Между тем существуют технологии, позволяющие утилизировать снаряды, не взрывая их. Однако Минобороны не объясняет, почему утилизацией занимаются военнослужащие по призыву, почему это происходит старым дедовским способом и почему при этом постоянно гибнут солдаты. С этими вопросами газета ВЗГЛЯД обратилась к начальнику вооружения Вооруженных сил России с 1994-го по 2000 год, бывшему замминистра обороны генерал-полковнику Анатолию Ситнову.
ВЗГЛЯД: Анатолий Петрович, сообщения о гибели военнослужащих при утилизации боеприпасов приходят с пугающей регулярностью. Неужели нет никакой возможности проводить эти мероприятия с использованием менее опасных технологий, нежели взрывать на полигонах?
Анатолий Ситнов: Мы разрабатывали эти технологии, они существуют. В Красноармейске есть институт, там работает академик Бронислав Вячеславович Мацеевич, который разработал методику утилизации, есть установки по утилизации.
ВЗГЛЯД: О каких методиках идет речь?
А. С.: Способов полно. Есть способ замораживания жидким азотом до –160...–200 градусов, после чего снаряд разбирается. Есть водная резка боеприпасов под высоким давлением. Все это делается на специальных станках. У нас есть специальные арсенальные цеха, у которых свободные крыши, в случае взрыва энергия уходит наверх. Там, где разбирается, люди не присутствуют и т. д.
Но тут все зависит от организации. В Минобороны было главное ракетно-артиллерийское управление. Его разогнали. Сейчас в ГРАУ остались 30 человек. А раньше был научно-технический комитет, были научные управления, управления заказов и поставок, управление эксплуатации, управление боеприпасов, управление вооружения. Были специалисты, были арсеналы. А сейчас арсеналы вывели в гражданское ведомство «Оборонсервис».
ВЗГЛЯД: Но утилизацией почему-то занимаются военнослужащие...
А. С.: За утилизацию отвечает Министерство промышленности. Но кто исполняет? Министерство обороны передало право Минпромторгу, но то развело руками, и Минобороны само занимается этим делом.
В 90-е годы в связи с тем, что у нас было много устаревших боеприпасов, мы ставили вопрос о том, чтобы наладить утилизацию, и было принято решение: все это должны были утилизировать заводы, должен был быть возврат взрывчатых веществ, возврат редких металлов. Ничего не терялось, была программа утилизации.
А сейчас идет прямое уничтожение: взрывы, взрывы, взрывы. Да мало того, этим еще занимаются необученные ребята. Профессионалов-офицеров практически не осталось, потому что арсеналы поделили на гражданские и военные, военных специалистов всех сократили. Поэтому все, что наплодили, они теперь пожинают. Что хотели, то и получили.
Нельзя взрывать, надо утилизировать.
ВЗГЛЯД: Обратите внимание: все погибшие и пострадавшие – призывники. То есть, судя по всему, они занимались этими работами без руководства и контроля офицера. Как это понимать?
А. С.: Организация работ так не проводится. Ну что такое заставить этим заниматься пацана, который еле ходит? Там ящик 70 килограммов, его надо поднимать.
Есть понятие «боеприпасы повышенной опасности». Это те, которые приведены в окончательно снаряженный вид, и те, которые прошли длительные сроки хранения. Например, противотанковые управляемые ракеты прошли длительные сроки хранения, их в открытом виде возить нельзя, только в ящиках.
Эту конкретную ситуацию комментировать сейчас трудно, надо разбираться, что там произошло. Но то, что там были нарушены все принципы безопасности и организации работ, давно известно. Это было известно и по Ульяновску, и по арсеналу под Ижевском. Везде, где это было, – везде сплошные нарушения. Когда нарушена система, где ни ищи, обязательно что-нибудь найдешь.
ВЗГЛЯД: Как соотносится тот факт, что выгрузкой боеприпасов занимались срочники без присмотра офицера, с нормативными документами?
А. С.: Документы не позволяют это делать. Издается приказ о проведении этих работ. Определяется штатный состав команд. Должны быть проведены инструкторско-методические занятия: как обращаться, что носить, как определять боеприпасы. Определять должен специалист: этот боеприпас имеет окончательно снаряженный вид или нет и т. д.
Дело в том, что мы все боеприпасы испытываем на бросок на бетонную плиту с высоты 3 метра. И он сам по себе не должен взрываться. Либо там его начинают откручивать, либо ударили взрывателем о твердую поверхность. Это все надо смотреть, разбираться там на месте. Сейчас уже никто из них не расскажет, что случилось, если только тот, кто остался раненым. Но если ранен, то он был черт-те где, метрах в 20 от эпицентра взрыва, тоже не видел, что произошло.
ВЗГЛЯД: Вы упомянули, что во время вашей службы была разработана программа утилизации. Что с ней потом стало?
А. С.: Я тоже хочу задать этот вопрос. Куда дели программу взрывопожарной безопасности складов, программу утилизации, применения машинных методов утилизации? Должны работать профессионалы, рабочие, которые допущены к этому делу.
Нынешняя система – «быстренько все взорвем и от этого избавимся» – создает ряд проблем. Во-первых, она уничтожает народные запасы: металл, взрывчатые вещества и т. д. Во-вторых, если взрывать на одном месте до 500 килограммов взрывчатого вещества, идет оседание пород, складывается местность, там, где были реки и подземные ручьи, начинается подтопление. Это же все надо знать.
Роман Крецул