Влияние ПРО на потенциал российских СЯС
На встрече Владимира Путина с экспертами в городе Сарове генеральный конструктор Московского института теплотехники Юрий Соломонов обратил внимание на проблему, оказывающую в настоящее время существенное влияние на российско-американские отношения. По его мнению, разговоры относительно угрозы со стороны европейской ПРО нашему стратегическому потенциалу в подавляющем большинстве случаев являются надуманными. Отметив, что слабый уровень знаний чиновников в специальных вопросах вполне естественен, Соломонов предложил поддержать предложения о создании аналитического центра, где «люди с профессиональным образованием, независимые ученые-эксперты высказывали бы свою позицию по ряду вопросов. Пусть это будет и полемика, что очень полезно, на мой взгляд, в подобного рода сложных вопросах, но тем не менее выносилось бы взвешенное решение относительно принятия того, как и куда наступать».
Владимир Путин положительно прореагировал на предложения генерального конструктора Московского института теплотехники. Отметив, что такую структуру можно было бы создать при президенте.
По всей видимости, после вступления в должность вновь избранного президента такая аналитическая структура появится.
Организационный фундамент для этого есть. Конституцией предусмотрен для этого Совет безопасности Российской Федерации в качестве совещательного органа, осуществляющего подготовку решений президента Российской Федерации. Помимо аппарата Совета безопасности его работу обеспечивают межведомственные комиссии и научный совет. Вопрос лишь в проявлении воли президента и ее реализации аппаратом Совета безопасности.
Планы и возможности
Встреча экспертов с Владимиром Путиным уже стимулировала активность, проявляемую в средствах массовой информации. Среди последних публикаций особо хотелось бы выделить статью Виктора Есина и Евгения Савостьянова «ЕвроПРО без мифов и политики» («НВО», №12, 2012). В ней аргументированно и убедительно показано, что развертывание ЕвроПРО в соответствии с существующими планами не может представлять угрозы российскому потенциалу стратегических ядерных сил. И это при том, что планы по развертыванию европейского сегмента американской системы ПРО, вероятнее всего, будут скорректированы из-за финансово-экономических проблем. Фактически эта статья в открытой версии аргументации подтвердила утверждения генерального конструктора Московского института теплотехники, в стенах которого разрабатывались все советские и российские комплексы твердотопливных ракет («Пионер», «Тополь», «Тополь-М», «Ярс», «Булава» – лишь некоторые из них).
Как справедливо отмечают авторы статьи, оценки приведены применительно к существующим планам создания системы противоракетной обороны. Пока планы могут меняться лишь в сторону увеличения сроков их реализации. Но ситуация может и измениться. Теоретически может быть создана противоракета с более высокими скоростными характеристиками. Ее можно будет без труда разместить в наземном варианте на территории Польши и при замене пусковых контейнеров – в морском варианте. В этом случае с базы ПРО в Редзиково на территории Польши можно будет рассчитывать на осуществление перехвата нескольких единиц российских ракет. Несколько единиц смогут перехватить противоракеты морского базирования в случае захода кораблей США в моря, прилегающие к территории России.
Сам факт возможного перехвата определенного количества российских стратегических ракет требует проведения дополнительных оценок. Очевидно, что элементы территориальной системы ПРО США вправе обладать возможностью перехвата ракет с любых направлений и независимо от их государственной принадлежности. Несанкционированный пуск ракеты нельзя исключать со стороны любого государства, в том числе и союзного государства. С учетом существующих планов развития и исходя из используемого принципа перехвата средства ПРО США на национальной территории не дают оснований для беспокойства со стороны России.
Дополнительный анализ потребуется для вариантов дальнейшего развития региональных сегментов противоракетной обороны США после реализации существующих планов.
Наиболее вероятно, что это могут быть средства морского базирования на кораблях с модернизированной системой «Иджис». Не останавливаясь на вопросе возможного количества противоракет, привлекаемых для перехвата российских ракет, хотелось бы предупредить о некоторых уже звучавших заблуждений. Объективные ограничения имеют и возможное количество кораблей, и количество противоракет, предназначенных для поражения стратегических ракет. Не может противоракетный потенциал корабля исключить возможность поражения других классов ракет, ракет, вероятность применения которых вполне реальна в современных военных конфликтах. Учитывая, что для поражения стратегических ракет потребуется установка отдельных пусковых контейнеров, количество противоракет подобного класса будет ограничено единицами на каждом корабле, а суммарное количество – десятками, а не тысячами, как пугают некоторые «специалисты».
Внимание хотелось бы сосредоточить на другом аспекте.
В плену у логики холодной войны
Очевидно, что главная угроза со стороны американской ПРО состоит в получении такого превосходства, которое позволит его использовать для политического давления на Россию. Такая возможность может появиться лишь в том случае, если потенциал противоракетной обороны будет способен нарушить стратегическую стабильность. В соответствии с официально согласованным еще СССР и США пониманием термина «стратегическая стабильность» это означает, что ни одна из сторон не способна нанести безнаказанный ядерный удар другой стороне.
Россия не СССР, и холодной войны давно нет, но в данном случае необходима логика, оторванная от политических реальностей. Как ни парадоксально, но это связано с тем, что ядерное оружие в российско-американских отношениях играет роль политического инструмента и не является реальным средством ведения войны. Слишком очевидна полная бессмысленность его применения, ведущая к гибели не только двух наших государств, но и всей цивилизации на земле. Парадокс состоит и в том, что политической необходимости в использовании механизма взаимного ядерного сдерживания между Россией и США нет. Но сам факт, что Россия и США имеют стратегическое ядерное оружие и вынуждены его держать в постоянной готовности к применению друг против друга (в ином состоянии они не могут быть по организационно-техническим причинам), что взаимное ядерное сдерживание остается, влияет на политические отношения двух стран, поддерживает его в качестве политического инструмента. Однако роль политического инструмента ядерное оружие может играть лишь в том случае, если его рассматривать в качестве реального средства ведения войны. Замкнутый круг логики парадоксов еще долго будет поддерживать живучесть логики холодной войны.
Оставаясь в рамках этой логики, необходимо напомнить, что действия стороны, подвергшейся нападению, могут быть в форме ответно-встречного (до начала ядерного воздействия) или ответного (после ядерного воздействия) ударов. Противоракетная оборона способна нарушить стратегическую стабильность в том случае, если она будет способна отразить любой из этих ударов. Очевидно, что ответный удар отразить легче. Количество сохранившихся после ядерного воздействия ракет наземного базирования будет примерно равно количеству мобильных комплексов МБР, находящихся в это время в рассредоточенном состоянии в скрытых местах. Морская компонента обладает большей живучестью, но ракетные подводные крейсера стратегического назначения смогут выполнить пуски в том случае, если получат приказ на пуск раньше, чем их уничтожит противник. Как известно, доведение приказов до подводных лодок на глубине – задача непростая и требует времени. В связи с этим потенциал ответного удара существенно ниже, чем ответно-встречного. Но может ли потенциальный противник считать, что он способен обеспечить безнаказанность своего ядерного нападения, если его система противоракетной обороны будет нацелена лишь на отражение ответного удара? В принципе да, может, но лишь при гарантированной уверенности, что противоположная сторона будет не способна провести ответно-встречный удар. Но это уже сфера, выходящая за пределы количественных и качественных характеристик ракет и противоракет системы ПРО.
Три сценария ответно-встречного удара
Оценивать влияние противоракетной обороны на стратегическую стабильность без учета факторов, связанных с системами боевого управления, процедурами принятия решений на применение ядерного оружия и очевидными сценариями гипотетических ядерных конфликтов по меньшей мере некорректно. Это та сфера, где недостаточно квалифицированного мнения конструкторов ракет, специалистов по баллистике и противоракетной обороне.
Что предполагает способность каждой из сторон к ответно-встречному удару?
Во-первых, своевременное обнаружение пусков стратегических ракет противником и доведение информации до президента страны.
Во-вторых, своевременное принятие решения президентом страны на санкционирование ответных действий с применением ядерного оружия.
В-третьих, своевременная передача о доведении приказов до носителей ядерного оружия (наземных МБР, подводных лодок и самолетов стратегической авиации). В данном случае критично доведение приказов до наземных МБР. Именно они составляют основной потенциал ответно-встречного удара. Приказ на их пуск должен быть доведен примерно за пять минут до подлета боевых блоков ракет противника.
Рассмотрим, есть ли основания предполагать, что своевременно не состоится одно из перечисленных действий.
Прежде всего необходимо учесть, что ядерная война не может возникнуть внезапно, как и невозможен внезапный ядерный удар. Даже в разгар холодной войны такой сценарий не относился к числу вероятных сценариев. Без сомнений, ядерной войне будет предшествовать период крайнего обострения политической конфронтации, выполнения мероприятий по повышению готовности войск, создания группировок на угрожаемых направлениях, частичного или полного выполнения мобилизационных мероприятий и т.д. С высокой вероятностью ядерному конфликту будет предшествовать военный конфликт с применением только обычного оружия. Отсюда следует, что военно-политическое руководство каждой из сторон будет в готовности к своевременному реагированию на факт ядерного нападения. Тем более не вызывает сомнения готовность боевых расчетов на всех пунктах управления и готовность самой системы боевого управления. Подводные лодки со стратегическим оружием будут находиться на патрулировании, автономные пусковые установки рассредоточены, самолеты стратегической авиации в готовности ко взлету или частично в режиме дежурства в воздухе.
Ключевой момент – своевременное обнаружение пуска ракет противником. Теоретически можно предположить, что противник может полностью или частично вывести из строя объекты системы предупреждения о ракетном нападении. Но в реальности противник будет заинтересован в их сохранности. «Ослеплять» противоположную сторону крайне рискованно, так можно спровоцировать по себе упреждающий ядерный удар. Из доктринальных документов следует, как будет каждая из сторон оценивать нападения на объекты системы предупреждения о ракетном нападении и системы управления ядерным оружием в целом. Кроме того, необходимо учитывать, что система управления (пункты управления, системы связи и автоматизированные системы управления) каждая из сторон создавала для условий функционирования в любых условиях обстановки, в том числе после ядерного воздействия. И Россия, и США имеют для этого основные и резервные системы управления. Поэтому все предположения о возможности нанесения так называемого обезглавливающего удара, в том числе с применением перспективных, разрабатываемых на данный момент неядерных носителей высокой точности и глобальной дальности, не имеют под собой достаточных оснований.
Можно предположить, что своевременное принятие решения может быть затруднено проведением пуска ракет с подводных лодок, патрулирующих в максимальной близости к территории противостоящей стороны. Действительно, время на проведение так называемой конференц-связи с должностными лицами, принимающими участие в принятии решения на применение ядерного оружия, может сократиться почти в два раза. Но в условиях готовности к упреждающему удару противника любая из сторон способна принять своевременное решение и в этих временных рамках.
В целом можно уверенно утверждать, что ни у одной из сторон нет оснований предполагать, что в ответ на ядерное нападение не последуют ответные действия именно в форме ответно-встречного удара.
Может ли в обозримой перспективе быть создана система противоракетной обороны, способная гарантированно отразить ответно-встречный удар? Достаточно привести такой пример: для обеспечения надежного перехвата лишь одной российской МБР типа «Ярс» с учетом комплекса средств преодоления ПРО потребуется израсходовать как минимум половину противоракет GBI, размещенных на территории США.
Отражение ответно-встречного удара при существующих уровнях стратегических ядерных сил сторон возможно лишь с использование оружия массового поражения боевых блоков, а не перехватом по принципу «пуля в пулю». Но такого оружия массового поражения не существует. Ядерный перехват, используемый в системе ПРО Московского района, такого эффекта не дает. Ударной волны на высотах поражения быть не может, а остальных факторов недостаточно. Более того, высотные ядерные взрывы могут иметь разрушительные последствия для собственных средств связи и управления. Существуют полуфантастические предположения об истинном назначении американской программы исследований полярных сияний высокочастотным воздействием (HARP). Высказываются мнения о том, что истинное предназначение этого комплекса на Аляске может быть связано с климатическим оружием и с экспериментами по массовому поражению боевых блоков ракет. Но такие предположения не могут ложиться в основу реальных оценок.
Приведенная аргументация вовсе не говорит о том, что по отношению к американской системе ПРО нет оснований для беспокойства. Вопрос лишь в содержании опасений и разумной реакции.
Предложение России осталось лишь хорошей идеей
Сам факт возможного перехвата ядерных боеголовок Ирана или Северной Кореи над территорией России несет угрозу с трудно предсказуемыми последствиями. Такой перехват может привести и к заражению местности, и, возможно, к подрыву ядерного боеприпаса с воздушным или наземным ядерным взрывом. Можно ли в принципе допускать такие действия над своей территорией и какие согласованные варианты отражения ракетной угрозы могут быть?
Очевидно, что неопределенность перспективного потенциала ПРО США делает проблематичным дальнейшее сокращение ядерных вооружений и тем более реализацию поддержанной президентами России и США инициативы по продвижению к полному уничтожению ядерного оружия.
Реагируя на развертывание европейского сегмента ПРО, Россия попыталась взять инициативу в свои руки, предложив секторальный подход, но положительным в этом предложении был сам факт инициативы, а не ее содержание. Страны НАТО не могли согласиться с тем, что их безопасность будет зависеть от российского сегмента ПРО, тем более что Россия таким потенциалом пока и не обладает.
Хорошая инициатива была озвучена президентом Путиным в 2007 году на американо-российском саммите в Кеннебанкпорте. Он предложил включить в общую систему строящуюся РЛС в Армавире и создать совместные центры раннего предупреждения в Москве и Брюсселе. Но она не получила дальнейшего развития. Внимание средств массовой информации оказалось сосредоточенным на РЛС в Армавире, а главный момент – открытие совместных центров в Москве и Брюсселе – остался в тени. США на эту часть предложений сознательно не отреагировали. Их испугало намерение России участвовать в частичном управлении создаваемой системы. Джордж Буш ограничился характеристикой предложений как «смелых и стратегических». Но и российская сторона не дала разъяснений сути своих предложений по совместным центрам и не продолжила их развитие. В то же время эти предложения не стали менее актуальными.
К сожалению, у некоторых официальных лиц, имеющих отношение к проблеме ПРО, отрицательное отношение к этим центрам. Проблема, по всей видимости, в опасениях тем, что открытие центров позволит американцам на этом остановиться и считать вопрос решенным. Для таких опасений основания есть. Все зависит от тех функций, которые будут закреплены за этими совместными центрами. Это действительно непростая задача.
Представляется, что было бы целесообразным не рассматривать совместный центр в Москве в качестве элемента системы противоракетной обороны. Был бы смысл взять за основу идеи, заложенные в нереализованный российско-американский Меморандум о договоренности между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки о создании совместного центра обмена данными от систем раннего предупреждения и уведомлениями о пусках ракет, подписанный президентами Владимиром Путиным и Биллом Клинтоном 4 июня 2004 года. Его функции, предусмотренные меморандумом, стали еще в большей степени актуальны за прошедший период. Стоит напомнить, что он предусматривал «создание условий для подготовки и обслуживания единой базы данных по многостороннему режиму обмена уведомлениями о пусках баллистических ракет и космических ракет-носителей». А это уже основа к переходу от двустороннего формата контроля ядерных вооружений к многостороннему.
К сожалению, большую актуальность приобрел и обмен информацией «по пускам баллистических ракет третьих государств, которые могли бы представлять прямую угрозу сторонам или могли бы создать неясную ситуацию и привести к возможному неправильному толкованию; по пускам космических ракет-носителей». Фактически предусмотренный меморандумом обмен информацией создает основу для оценки и прогнозирования ракетных угроз. Но для этого необходимо дополнение ранее предусмотренных меморандумом функций и введение в состав центра некоей аналитической структуры, которая бы анализировала информацию из различных источников с целью прогнозирования и оценки текущих ракетных угроз с выдачей рекомендаций по реагированию на эту угрозу. Эти совместно подготовленные рекомендации могли бы предусматривать такое реагирование, которое бы снимало озабоченности от дополнительно развертываемых средств ПРО.
Возможно, что на данный центр есть смысл возложить задачу совместного мониторинга обстановки в космосе. С одной стороны, совместный мониторинг в космосе необходим для обеспечения безопасности космических группировок, а с другой – он может быть полезен в ходе отражения ракетной угрозы. Но это уже отдельная тема, которую, может быть, целесообразно будет рассмотреть в рамках той аналитической структуры, которая должна появиться.
В заключение хотелось бы обратить внимание на то, что в своей статье «Россия и меняющийся мир» Владимир Путин напомнил: «Я еще президенту Дж. Бушу на встрече в Кеннебанкпорте в 2007 году предлагал решение проблемы ПРО, которое – будь оно принято – изменило бы привычный характер российско-американских отношений, перевело бы ситуацию в позитивное русло. Более того, если бы тогда удалось добиться прорыва по ПРО, то в буквальном смысле открылись бы шлюзы для выстраивания качественно новой, близкой к союзнической модели сотрудничества и во многих других чувствительных областях. Не получилось. Было бы, наверное, полезно поднять запись переговоров в Кеннебанкпорте».
И вновь возвращаясь к выступлению Юрия Соломонова в Сарове, приведу выдержку из его выступления, касающегося практики принимаемых решений по ПРО: «Мне кажется, нужно положить этому конец, и на эту аналитическую группу в том числе возложить обязанность выработки таких упреждающих предложений и инициатив... Они были бы инициированы нашей стороной, и они бы повели Запад за собой. Во-первых, это бы дало помимо собственного авторитета российской стороны преимущественное положение с точки зрения взаимодействия по тем или иным направлениям, но, самое главное, это позволило бы проводить и нашу выработанную нами на основании того анализа, который в этом случае тоже необходим, позитивную систему взаимодействия».
Нам для гармоничного развития страны внешний враг не нужен, и если есть возможность без ущерба безопасности сосредоточить усилия на современных функциях государства, то ее необходимо использовать в полной мере.
Павел Семенович Золотарев - заместитель директора Института США и Канады РАН
