Инвентаризация отношений должна быть жесткой и прагматичной
Вообще говоря, удар в спину нанести легко. Но небезопасно. Вступление Финляндии и Швеции в НАТО серьезно влияет на расклад сил на севере Европы. Но Швеция – дальше, а 1300 км границы с Финляндией пока охранялись нами на основе минимальной достаточности, почти доверительности.
Доверие кончилось. Не по нашей вине. Скажите, что угрожало финскому нейтралитету на протяжении 75 лет? И отдают ли в Хельсинки себе отчет в том, что фактическое обнуление двух основополагающих договоров (мирного 1947 года и «Об основах отношений» 1992 года) ставит вопрос о соблюдении Россией и других договоренностей, начиная с декабря 1917 года?
НЕЙТРАЛИТЕТ К РОССИИ ЗАДОМ
На память приходит недавний снос в Турку памятника вождю мирового пролетариата. Тому самому, кто впервые в истории Финляндии «освятил» ее независимость (пожелав финским посланцам добрососедства на немецком языке). Правда, финны уверены, что обрели независимость без оглядки на Петроград и Ленина.
Ну а надуманная проблема безопасности Финляндии – пусть и со ссылками на волеизъявление большинства – ничуть не мешает нам озаботиться тем же вопросом, причем гораздо жестче. С соблюдением таких же демократических процедур.
Показательно дипломатичное пояснение финнов: мы, дескать, исходим из своих интересов, а чье-либо мнение нас не интересует. По-видимому, случайно финское мнение совпало с общенатовским. А Россия оказалась для Хельсинки слишком мелкой сошкой, чтобы ее замечать. Причем едва ли не в самый сложный период новейшей российской истории. Думаете, это забудется?
Рассмотрим расхожее мнение о том, что если бы не спецоперация на Украине, финны не озаботились бы своей безопасностью. Вообще-то десятки финско-натовских учений, не говоря о едва ли не демонстративных военных контактах Хельсинки с НАТО, к повышению нашей боеготовности никогда не приводили. Зато приглашение в далеком 1974 году к совместным советско-финским учениям по сей день воспринимается Финляндией как покушение на ее нейтралитет.
ТЕМНЫЕ СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
Хвалить себя у нас повода нет. Но историческая память – она о двух сторонах. Финны помнят о зимней кампании 1939–1940 годов, полагая, что в 1941-м для них эта война продолжилась.
Но нам тоже есть что вспомнить. События после декабря 1917-го назовем на финский манер: «обретением свободы с преодолением национальной разобщенности». Не об этом ли напоминает выборгская резня 1918 года? Когда, по Википедии, «в подавляющем большинстве были убиты русские, не имеющие никакого отношения к красному движению».
Число жертв этой резни (подсчитанных, разумеется, финнами) варьируется от 500 до 5 тыс. На протяжении многих десятилетий мы этот «эксцесс» оставляли историкам без какого-либо политического педалирования. А финские исследователи запутали все что могли: дескать, расстрелом руководил не финн, а швед, при этом никто не уточнял национальности жертв и т.п.
В течение многих послевоенных десятилетий мы не акцентировали внимание на том, что с сентября 1941-го по начало 1944 года Ленинград был весьма жестко блокирован финнами с севера. Вместо подсчета, скольких жертв это стоило ленинградцам, мы в повседневной периодике нередко наталкивались на умилительные сцены одновременной стирки портянок красноармейцами и финскими солдатами – чуть ли не братания с перебрасыванием махорки через десятиметровую речку Сестру. Во всяком случае, ответственность финнов за последствия блокады воспринималась нами на порядок мягче, чем ответственность немцев. Но финны предпочитали этого не замечать, и даже шутили, что «пакт Молотова–Риббентропа действовал в отношении Финляндии до конца войны».
Или такой малоизвестный факт: Финляндия наряду с Румынией и (теоретически) Японией претендовала на советские территории. При том, что даже Германия рассчитывала создать на территории России только свои протектораты.
Не у нас, а в парижском военном музее плакатный список гитлеровских союзников выглядит так: Финляндия, Италия, Болгария, Венгрия и Румыния.
И еще: в далеком 1944-м, когда решалась судьба финнов, Сталин якобы произнес загадочные слова: «Они хотели вести против нас химическую войну. Но мы их пожалеем». Сталин вообще-то не блефовал.
ХУДОЙ МИР «ВО ИЗБЕЖАНИЕ»
Уже в начале нынешнего века в Финляндии собрали 100 тыс. подписей за возвращение Карелии. Обещали собрать еще 500 тыс., недостающих для более «легитимного» обращения к Москве. Доводы – те же, что и в начале 1940-х: русские плохо владеют своей частью «Карьялы», которую там считают своей исторической территорией и чуть ли не прародиной.
Примечательны те давние планы: «В исторической Финляндии останется не больше 100–200 тыс. русских интегрантов». До истечения переходного периода им «нельзя будет участвовать в выборах и перемещаться по территории остальной Финляндии, за исключением своего региона».
При этом более изуверского обхождения с оккупированным населением советской Карелии – в процентном выражении – пожалуй, не допускала даже гитлеровская Германия. Из 50 тыс. узников финских концлагерей было уничтожено более 14 тыс., включая 2 тыс. детей.
Подобные эпизоды в Советском Союзе и в России до поры почти не вспоминали. Даже реплики соседей в смысле победы Финляндии по итогам Второй мировой (финны ее называют «победой отражением») мы трактовали в пользу послевоенного добрососедства – так сказать, с чистого листа.
Возможно, мы переоценивали и значение финляндского моста между Востоком и Западом, символом которого стало Хельсинкское совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 года. А на рубеже веков мы с пониманием относились к почти обязательному посещению финнами (включая официальные делегации) остатков укреплений и могил на линии Маннергейма. Правда, со временем стало казаться, что другого смысла в приграничном обмене соседи не видят.
Финские военнослужащие на страже нейтралитета. Фото Reuters
ПРЯМАЯ И ЯВНАЯ УГРОЗА
Но теперь нам не до истории. Последствия расширения НАТО за счет финнов и шведов заключаются в превращении Балтийского моря в Североатлантический бассейн, причем без подтверждаемого доступа России к Калининграду. Тем более что морская блокада – один из самых характерных поводов для войны.
О «ракетно-подлетном» времени до Санкт-Петербурга – ведущего военно-промышленного центра страны и места базирования главного штаба ВМФ (не говоря о штабах Балтийского и Северного флотов) все уже сказано с точностью до минут.
А протяженность нашей границы с НАТО после вступления в нее Финляндии увеличится более чем в два раза. Ныне она составляет 1280 км, притом что более 500 км этой границы (с Литвой и Польшей) приходится на калининградский эксклав.
Что делать? Прежде всего – обновить и оптимизировать перечень военно-технических, политико-дипломатических, геоэкономических, правовых, информационных и, скажем обтекаемо, иных мер – по степени их неотложности и эффективности.
НЕОТЛОЖНЫЕ МЕРЫ
Военно-технические вопросы оставлю тем, кто явственнее ощущают расстояние до «красной линии», совпавшей с границей Финляндии. Повторю лишь аксиому: безопасность Финляндии не может и не должна быть защищена надежнее, чем наша. А мирной жизнью дорожат не только сытые и благополучные. Тем более что враг начинается не с выстрела, а с прицеливания.
Об остальных мерах скажу с позиции политолога, до некоторой степени знакомого с регионом. Рассчитывать на турецкое или иное вето на вступление Финляндии в НАТО, на мой взгляд, поздно. Хотя у турок не отнять умения торговаться.
Важнее другое: даже сиюминутный и тактический отказ Анкары поддержать финнов и шведов вызвал угрозы в ее адрес. А если уже вступившие в блок с чем-то не согласятся? Что им тогда ждать – «миротворческую операцию»? Понимают ли это финны?
А нам еще предстоит оговорить с ними недопустимость такого участия в натовских планах, которое в России сочтут подготовкой к нанесению по ней удара.
Отдельного осмысления заслуживает подтверждение нейтрального (внеблокового) статуса Балтийского моря за пределами национальных вод. Без всякого дипломатического кокетства. И с участием не столько Брюсселя, сколько Вашингтона. Без него с Хельсинки можно обсуждать разве что будущее Сайменского канала или варианты использования поездов «Аллегро».
Весь экономический блок заслуживает не менее жесткого препарирования по принципу: что когда и насколько необходимо нам? И в чем мы сотрудничали в рамках мирового бизнес-обмена, пусть и небесполезного, но не критичного для нас? А к экономическим, и прежде всего энергетическим интересам Финляндии следует отнестись на основе правовой регламентации.
Во всяком случае, статус «страны тысячи озер» как плацдарма для потенциального нападения на Россию требует практического учета. В этом видится и вектор информационных усилий и дипломатической «озабоченности». Безо всяких намеков достоин «пристального прищура» и не самый благополучный этнический состав Финляндии. Из 5,5 млн более 60 тыс. – мусульмане, почти 90 тыс. – русскоязычные. И те и другие – с разными взглядами на свое место в мире.
Другое дело, что с Финляндией связаны судьбы и интересы, по финским данным, 140 тыс. наших соотечественников – по большей части из Петербурга, Ленобласти, Карелии. Бизнес, образование, наличие недвижимости, туризм, шопинг, лечение. Многие из них пребывают в подвешенном состоянии между «может, рассосется» и «Россия сама виновата». Чувства их понятны. Но понятно и то, что они составляют менее 0,1% населения страны.
А сердиться не надо. Надо сосредоточиться.
Мне жаль своих давних финских собеседников. Они считали, что со второй половины ХХ века их соотечественники получили все, что мог даровать им господь. Теперь финны добровольно от этого отказываются.
И напоследок – совет одного из самым известных финских политиков, многолетнего президента Урхо Калева Кекконена. Еще в 1943 году, выступая на конференции в нейтральном Стокгольме, он сказал: «Не в интересах Финляндии быть форпостом Запада».
Борис Подопригора
Борис Александрович Подопригора – социальный психолог, полковник в отставке, заслуженный военный специалист РФ.