Боеприпасам нужен настоящий хозяин
На военно-техническом информационном поле для неравнодушного обывателя в явные лидеры выбилась тема утилизации боеприпасов. Она оставила позади даже горячую тему ЕвроПРО, что вполне объяснимо: ПРО для подавляющего большинства умозрительна и абстрактна, а взрывы на арсеналах и полигонах – вот они, за окном!
Катастрофы в арсеналах, человеческие жертвы среди занятых в подрывах специалистов и всплеск протестных выступлений населения, требующего оградить людей от рукотворных землетрясений, породили волну компетентных и обоснованных выступлений и публикаций, проливающих свет на положение дел и предлагающих различные пути решения проблемы. Ситуация, казалось, начала меняться к лучшему, правительство вот-вот должно было принять программу «Промышленная утилизация вооружения и военной техники на 2011–2015 годы и на период до 2020 года», призванную дать ответ на все вопросы. Наконец в ноябре 2011 долгожданная программа была утверждена – и ничего не изменилось по сути. Хотя польза от дискуссии все же была: втянутые в разговор военные вынуждены были раскрыть ранее тщательно хранимые цифры и планы. Ни те ни другие не порадовали.
Министерство обороны продолжает оставаться не только главным заказчиком, но и главным исполнителем работ по утилизации.
Призванные успокоить общественность оптимистичные сообщения, что идет работа по превращению арсеналов в «безупречно управляемую, предсказуемую, целостную систему хранения и утилизации боеприпасов», наоборот, порождают еще больше беспокойства.
Причин беспокойства несколько, и все они крепко взаимосвязаны.
Первая – все бравурные заявления подтверждают, что утилизацией занимается не промышленность, которая, «чем эти боеприпасы породила, тем и должна их утилизировать», а сами военные.
Вторая – утилизация продолжает производиться единственным доступным военным методом – открытым подрывом, который отравляет экологию и заставляет беспрестанно подпрыгивать население сел и городов.
Третья – за благозвучным словом «утилизация» скрывают примитивное уничтожение. То есть выбрасывают добро на свалку с той разницей, что в роли свалки – это наш воздух и земля на полигонах.
Военное ведомство или промышленность?
Правильная утилизация – наукоемкий, технологичный и экологически минимально вредный процесс. Практически всегда для его реализации необходимы специальные производства, контрольные процессы и технологии. Все это абсолютно не характерно для структуры оборонного ведомства.
Почему же Министерство обороны приватизировало утилизационные работы оборонки? Причина одна – наделение военного ведомства коммерческими функциями. Кому-то в голову пришла «светлая мысль» – поручить Министерству обороны «содержать само себя». Так, во главе ведомства в конечном итоге стал человек, абсолютно не смыслящий в военном деле, зато вполне поднаторевший в торговле. В «Арбатском военном округе» как грибы быстро разрослись «женские» коммерческие главки – и стали продавать земли и объекты, экономить на закупках отечественных вооружений и при этом широким жестом бросать бюджет на покупку иностранного.
Совершенно очевидно, что передача военному ведомству всех средств на обеспечение жизнедеятельности и полномочий по их расходованию сняла головную боль у правительства, но одновременно, с другой стороны, это создало весьма опасный феномен государства в государстве. Сегодня Минобороны имеет теперь свой минфин, минторг и даже свою промышленность – ОАО «Рособоронсервис», созданный в соответствии с уставными документами «для получения прибыли» и «оказания услуг, в том числе и иностранным организациям».
Финансовые и материальные средства, выделенные этому «государству», его пределы более не покидают, рассасываясь по «территории» военного ведомства. Министр обороны единолично решает, что и как закупать, кому давать контракты и какие цены устанавливать. И наверное, впервые за всю историю существования ведомства на прямые распоряжения главы правительства может ответить: «Считаю нецелесообразным».
«Экономия» на утилизации «за счет внутренних ресурсов» – из того же ряда. При этом приватизация утилизации боеприпасов их временным пользователем – Министерством обороны – наносит прямой ущерб нашей оборонной промышленности, а круговорот бюджетных средств внутри военного ведомства стремительно подтачивает саму основу существования профильных промышленных предприятий. Об этом говорил и вице-премьер Дмитрий Рогозин.
Оборонная промышленность по определению существует для того, чтобы обеспечивать оборонные нужды страны, причем не только в мирное, но в первую очередь – в военное время. По этой причине предприятия вынуждены содержать мощности, порой значительно превосходящие их текущие потребности, так называемый мобилизационный резерв. Мобрезерв поедает ресурсы на содержание, облагается налогом и огромной гирей висит на себестоимости продукции, снижая ее рыночную конкурентоспособность». Но это наши мощности, которые мы содержим на черный день. Эти мощности мы просто обязаны содержать, и примитивный базарный подход «куплю, где дешевле» здесь абсолютно неприемлем!
Министерство же обороны ведет себя так, будто существует в другой стране и наращивание техники и вооружений в угрожаемый период или уже в ходе войны стране будут обеспечивать впавшие в неожиданную военно-коммерческую милость французы, итальянцы или немцы. Все более яркое проявления этого мы уже наблюдаем – «Мистрали», «Ивеко», немецкие каски, уступающие нашим по защите, но зато с такой приятненькой пластмассовой накладочкой на подбородок!
Военные предприятия существуют для производства изделия, то есть для начала жизненного цикла, и утилизации. Если склады военного имущества затоварены и производство надо сократить – значит, конкретного производителя все равно надо обеспечить работой по утилизации ВВТ. Иначе предприятию придет конец. Отнимая у оборонных предприятий еще и утилизацию, Министерство обороны отнимает у них средства на существование и развитие в интересах нашей страны.
Пока военные уничтожали боеприпасы, в Стерлитамаке без работы погибал крупнейший в стране профильный завод «Авангард», рассчитанный, между прочим, на утилизацию 120 тыс. снарядов в месяц. В его модернизацию наше государство вложило огромные деньги. Правительство декабрьским постановлением определило его единственным исполнителем по утилизации снарядов (хотя, наверное, только в нашей стране может быть семь «единственных» исполнителей), а ему опять предлагают целых 140 тыс. снарядов на 2012 год, то есть загрузку всего лишь на 35 дней работы. При этом МО планирует взорвать почти полтора миллиона тонн боеприпасов. Фактически одна госструктура, Минобороны, гробит другую госструктуру – казенное предприятие. Это коммерция, переходящая в саботаж. Что государству выгоднее: чтобы военные якобы сэкономили на утилизации или сохранить оборонный завод?
В пылу споров остался в стороне еще один нюанс военной утилизации. Одним из главных достижений преобразований в Вооруженных силах преподносится передача вспомогательных функций подрядчикам, сокращение личного состава до минимума, необходимого для выполнения задач обороны. Дескать, военные теперь сосредоточатся только на боеготовности и боевой подготовке, что даст возможность повысить уровень и сократить численность. Теперь уборкой территории в воинских частях занимаются не солдаты, а подрядчики, они же кормят, поят, одевают и обувают личный состав. Прекрасно! Но почему целая дивизия целый год занимается не отработкой боевых действий, а подрывом боеприпасов, отнимая хлеб у гражданских специалистов? Цифры озвучил замминистра обороны генерал армии Дмитрий Булгаков: в 2012 году в подрывах будут участвовать 13 200 военнослужащих и 3200 единиц техники.
Взрывать и не дышать
Если вопрос, кому утилизировать, еще и можно с натяжкой назвать поводом для дискуссии, то во вредном воздействии открытого подрыва боеприпасов на экологию сомневаться не приходится.
В молодые годы я сам косвенно приложил руку к подрыву наших ракет в Капустином Яру. Зрелище потрясающее, особенно в пасмурный зимний день: взрыв связки из восьми «Пионеров» пробивал огромную дыру в тяжелых низких тучах, и можно было нежиться целый час под лучами яркого солнца. На этом, однако, все прелести заканчивались.
Я не эколог, поэтому положусь на труд четырех докторов наук, академиков, лауреатов государственных премий: «За пять месяцев 1988 года (август–декабрь) на полигоне Капустин Яр уничтожено методом подрыва 29 ракет РСД-10. По оценке специалистов, при подрыве в атмосферу было выброшено около 918 т токсичных веществ. Исследования состояния окружающей среды в период проведения подрыва ракет было осуществлено Институтом биофизики Минздрава СССР и НПО «Тайфун» Госкомгидромета СССР. Испытания, проведенные в НПО «Алтай», показали, что производительность у смесевых ракетных твердых топлив (СРТТ) на выброс при подрыве на поверхности составляет 0,07 куб. м/кг, у тротила – до 0,04 куб. м/кг. Иными словами, при подрыве боеприпасов в воздух поднимается огромная туча пыли, пропитанная отравой.
В 1991 году по результатам исследований Межведомственный координационный научный совет принял решение считать неприемлемым в эколого-гигиеническом плане уничтожение СРТТ методом подрыва, и с тех пор утилизация стратегических ракет является практически единственным фрагментом утилизации, полностью переданным военными промышленности и ведущимся под строгим экологическим контролем и экологически наименее вредными методами. Лет десять лет назад Научно-исследовательский институт полимерных материалов (Пермь), эксплуатирующий объект утилизации СРТТ, три раза судился с активизировавшимися тогда «зелеными» – и успешно выиграл все процессы. В этой связи мой прямой вопрос г-же Голиковой и г-ну Онищенко: а что, содержимое менее масштабных боеприпасов, которых за последние два года навзрывали столько, сколько за предыдущие 19 лет, при подрыве оказалось абсолютно безвредно для экологии и с практически ничтожной производительностью на выброс?
Проводится ли экологический мониторинг утилизационных подрывов военными сегодня (материала для наблюдений было только в прошедшем году целых 1 341 200 т)? И если проводится – неужели он не дает оснований сделать вывод о том, что необходимо «считать неприемлемым в эколого-гигиеническом плане» уничтожение боеприпасов методом открытого подрыва вообще и сделать обязательной утилизацию только экологически приемлемыми промышленными методами?
Упомянутое исследование 20-летней давности, кстати, никак не затрагивало другой аспект подрывов, который сегодня является главным источником конфликтов военных с населением, – акустическое воздействие. А между тем, по мнению ученых, оно имеет не меньшее, если не большее влияние на людей. Несколько лет назад я был на презентации в штате Юта испытания подрыва крупноразмерных зарядов ракетного топлива в различной конфигурации. Тогда меня просто поразило, какие гигантские усилия были затрачены на достижение минимального уровня акустической волны. Причина проста – по американским законам, уровень акустического воздействия полигона на ближайший населенный пункт жестко регламентируется и контролируется. А у нас нет соответствующих законов? Или у нас некому контролировать их выполнение?
Деньги на ветер
Используемый сегодня в обсуждениях термин «утилизация» – фиговый листок, стыдливо прикрывающий неприглядный факт: боеприпасы, обладающие остаточным ценностным потенциалом, не просто превращаются в ничто без какой-либо пользы, они выбрасываются в атмосферу в виде токсичной смеси. На этот процесс затрачиваются огромные средства. Да и инициирующие средства тоже чего-то стоят. Добавьте к этому затраты на рекультивацию полигонных земель, по некоторым данным составляющую более 2 млн. руб. за 1 га. Это просто отложенные расходы. Сегодня загадим, но отрапортуем, а через десять лет будем проводить с помпой кампанию по восстановлению этих земель. Примерно так же, как с затоплением реакторов АПЛ в Карском море. Вчера затопили, а сегодня ломаем голову, как поднять, чтобы очистить море от продуктов полураспада.
Ущерб экологии от открытых подрывов на полигонах вообще не поддается приведению к финансовому выражению – он непомерен. Между тем все, что взлетает на воздух и превращает грунт в отравленную массу на полигонах, является ценным сырьем. Хрестоматийные цифры возвратного потенциала зафиксированы черным по белому в программе утилизации в качестве одной из главных задач ее выполнения: «...вовлечь в хозяйственный оборот более 3,5 миллионов тонн черных металлов, около 520 тысяч тонн цветных, 35 тонн драгметаллов, 114 тысяч тонн взрывчатых веществ и порохов».
Хочу поинтересоваться, с помощью какой – черной, белой или, может, «зеленой» – магии Министерство обороны будет возвращать в вещественное состояние эти предписанные и ожидаемые металлы и пороха после того, как они взлетят на воздух?
И для завершения картины: по генералу Булгакову, в 2011–2013 годах подорвано или планируется к подрыву 4,8 млн. т боеприпасов. Специалисты утверждают, что по весу в их составе ВВ и металл распределяются примерно 50 на 50. Соответственно на полях подрыва и прилегающих местностях через два года будет рассеяно около 2,4 млн. т металла. При стоимости тонны смешанного металлолома около 5 тыс. руб. объем потерь составит 12 млрд. руб. Эта равно объему финансирования из федерального бюджета всей программы утилизации в течение трех лет. Почему же при всей вопиющей очевидности бесхозяйственности и вреда ничего не меняется?
Военные, как заклинание, повторяют, на их взгляд, железный аргумент: якобы возможности промышленности позволяют утилизировать необходимое количество 6,5 млн. т только за 20 лет, что, по их мнению, является неприемлемо большим сроком. Надо немедленно снизить количество хранимых боеприпасов до 3 млн. т, что обеспечит их «100-процентную взрывопожаробезопасность». Поэтому надо все сверх указанного количества взорвать ударными темпами, доложить и 1 января 2015 года проснуться уже с «отлаженной системой логистических центров».
Вся эта аргументация хороша только для тех, кто ее придумал, и построена с серьезными передержками.
Во-первых, озвучивший ее генерал Булгаков в своих арифметических расчетах принимал во внимание только утилизационные возможности промышленности, существующие на сегодняшний день. При наличии объемов работ и гарантий того, что выигранный тендер военные в нарушение всех законов не отнимут (как это случалось ранее), предприятия без проблем нарастят мощности на основе самых передовых технологий, дайте им только стабильную перспективу. Соответственно речь уже не будет идти о 20-х годах, а о более приемлемом отрезке времени.
Во-вторых, генерал говорил о низкой производительности утилизации при использовании самого экстенсивного метода – через разборку. Но ни для кого не секрет, что во всем мире широко используют для утилизации и контролируемый подрыв с очисткой образующихся газов и со сбором осколков. Он обеспечивает утилизацию гораздо быстрее, при этом без экологической катастрофы, без непомерного акустического воздействия и со сбором утилизируемого металла.
В-третьих, предположим, лавинообразная ликвидация решает проблему избыточных боеприпасов до 1 января 2015 года. Но и те, что останутся в «суперарсеналах будущего», когда-то выслужат сроки и перейдут в категорию утилизируемых. Что с ними делать?
В-четвертых, при меньшем количестве боеприпасов и более организованном их хранении риск взрывов уменьшается. Но он никогда не будет равен нулю. «Стопроцентная взрывопожаробезопасность» – утопия. Оправдывать этой ложной целью гонку подрывов означает преднамеренно вводить в заблуждение общественность и руководство страны
В-пятых, кто сказал, что 20 лет – непомерно долгий срок и что проблему хранения избыточных боеприпасов необходимо решить непременно к 1 января 2015 года? Для снижения риска нужно передать места хранения подлежащих утилизации боеприпасов Минпрому или вновь созданной дирекции по образу и подобию структуры, занимающейся уничтожением химоружия. Тогда у Минобороны сразу отпадут все проблемы. Промышленность же полученные боеприпасы рассредоточит на арсеналах и полигонах для более длительного хранения и там же их разберет или тоже подорвет, но цивилизованными, экологически менее вредными и научно просчитанными методами. Тогда и «Оборонсервис» не будет в нарушение закона о госзакупках монопольно кормиться, а для получения прибыли встанет в один ряд с другими предприятиями.
Русский вопрос: что делать?
При почти полном отсутствии востребованности настоящей промышленной утилизации боеприпасов со стороны головного заказчика – Министерства обороны – профильная наука и техника в нашей стране живы и продолжают развиваться. Достойно сожаления, что в стране продолжаются параллельные процессы. С одной стороны, военное ведомство взрывает на полигонах «все, что плохо лежит», с другой – думающие люди в госаппарате продолжают закладывать ежегодно в ГОЗ деньги на разработку утилизационных технологий.
А перебивающиеся на голодном пайке предприятия все равно продолжают выделять деньги из весьма скудной прибыли на разработку собственных технологий «на перспективу». Именно благодаря заботе последних и было наработано то, что включил Минпромторг в изданный для узкого круга «Каталог технологического оборудования утилизации боеприпасов». Представленные в нем более 80 технологий и изделий покрывают весь цикл утилизации.
Вообще наши разработчики и изготовители утилизационного оборудования оказались практически загнанными в угол. Отсутствие спроса на технику не дает возможности продавать ее на внутреннем рынке, а рынок внешний практически закрыт. Для того чтобы просто распространить информацию о самом примитивном изделии, надо получить равное ему по весу количество бумаг с согласованиями. Если же зарубежный покупатель проявит интерес, процесс ценообразования, подписания контракта и поставки перейдет в совершенно иные, «надежно лицензированные» руки, и тогда процесс либо заглохнет, либо до предприятия дойдут только копейки.
По некоторым сведениям, вице-премьер Рогозин, эксплуатируя свои свежие натовские связи, инициировал в марте начало соответствующего диалога в Брюсселе, в ходе которого западным партнерам были успешно представлены более 20 российских технологий.
Что же сделать для того, чтобы промышленная утилизация боеприпасов стала востребованной? Было бы некорректно и нехарактерно для русского человека не пытаться ответить на этот вопрос.
В октябре прошлого года на специализированной конференции специалисты единодушно отметили, что проблемы в сфере утилизации в нашей стране сегодня существенно изменились. На начальных этапах проблемы заключались в недостаточном финансировании. С приходом финансирования остро встала проблема кадров, решили и ее. Осталась главная проблема – организационная. В Министерстве обороны, несмотря на обилие желающих порулить контрактами, реально вопросами утилизации занимается очень ограниченная группа большей частью заштатных, почти случайных людей.
Фактически нет настоящего хозяина. А между тем необходимо всего-навсего создать дирекцию федеральной программы. Вся требуемая для этого законодательная база давно существует, в стране успешно действует уже несколько дирекций федеральных программ. Нет проблем и с кадрами – в самом аппарате правительства есть люди, которые не первый год с переменным успехом пытаются поставить интересы государства выше чьих-то ведомственных амбиций.
Создание такой дирекции, подчиненной правительству, одним движением расставило бы все на свои места и дало возможность заниматься каждому своим делом: Министерству обороны – Родину защищать, промышленности – подносить патроны и утилизировать неиспользованные. Безусловно, кроме создания дирекции программы утилизации можно и нужно сделать еще многое.
Для удобства понимания необходимые действия можно представить на традиционных трех уровнях.
На тактическом уровне в ближайшей перспективе:
– распоряжением правительства запретить утилизацию боеприпасов методом открытого подрыва за исключением дефектных, требующих уничтожения именно таким способом;
– передать вопросы утилизации боеприпасов и военной техники из ведения МО созданной дирекции – с конкретным указанием об обязательном использовании только экологически безопасных методов;
– использовать опробованную площадку выставки «Интерполитех» для последовательного расширения объема ежегодной международной конференции по утилизации в целях накопления информации по соответствующим вопросам, взяв ее под патронаж правительственного аппарата.
На оперативном уровне в среднесрочной перспективе:
– создать систему совмещенных арсеналов МО и утилизационных предприятий дирекции и Минпрома для обеспечения единой системы жизненного цикла военного имущества (примером может служить арсенал РВСН Пибаньшур, на котором расположен объект утилизации, эксплуатируется акционерным обществом).
– обеспечить всестороннюю поддержку обмена научно-технической информацией по технологиям утилизации как внутри страны, так и с привлечением зарубежных ресурсов, для чего обязать государственные ведомства и корпорации, причастные к работе с боеприпасами, поддерживать этот обмен на финансовом и организационном уровнях с целью отбора наиболее передовых технологий;
– создать самоокупаемую систему экономического поощрения утилизации с применением технологий, максимально обеспечивающих повторное использование компонентов;
– вывести из состава МО все созданные для коммерческой деятельности структуры – Рособоронконтракт, Рособоронпоставка, Федеральную службу по военно-техническому сотрудничеству, департамент ценовой политики и другие организации – и передать их в прямое подчинение аппарату правительства.
На стратегическом уровне в долгосрочной перспективе:
– создать на базе ВПК штатную структуру во главе с вице-премьером, которая объединит выведенные из МО непрофильные организации, будет выступать в качестве государственного заказчика по всем оборонным контрактам и обладать реальной директивной властью как в отношении пользователей военного имущества, так и его производителей-утилизаторов – Роскосмос, Росатом, Минпромторг, госкорпорации. Это позволит сосредоточить в одних руках проведение ценовой политики и разом положить конец бесконечной войне Минобороны с промышленностью.
– принять закон об обязательной преимущественной закупке национальной продукции для нужд обороны и госаппарата. Решение по второй части в отношении автотехники правительством уже принято – необходимо его расширить и поднять до уровня федерального закона;
– внести в Налоговый кодекс изменения, предусматривающие освобождение от налогообложения мобилизационные мощности и реализацию контрактов для оборонных и государственных нужд, это позволит избежать ненужного выведения из полезного оборота до 25% средств, якобы затрачиваемых сегодня на эти цели, а на самом деле – бессмысленно двигающихся на холостом ходу по замкнутому кругу «бюджет – предприятие – налоговая служба – бюджет» и теряющих в весе за счет прилипания к «стенкам труб», прокачивающих эти деньги банков.
Таким образом, сделать можно много без капитальных затрат и с ощутимой отдачей. Надо только реально стремиться к лучшему, объективно смотреть на положение дел, не бояться вытаскивать ситуацию на свет, обсуждать и исправлять или вообще выбрасывать то, что вредно, бесполезно, висит балластом и не работает на благо всей страны.
Олег Валентинович Шульга - эксперт по вопросам разоружения
