Космонавт рассказал о затоплении станции «Мир», судьбе не полетевших коллег и причинах последних неудач в космосе
«Когда мы дали заключительный тормозной импульс, все замолчали. Атмосфера была, как будто провожаем в последний путь близкого товарища... Очень у многих моих коллег в глазах стояли слезы», – рассказал газете ВЗГЛЯД космонавт-испытатель Андрей Борисенко, руководивший затоплением станции «Мир».
Предваряя праздник 12 апреля, в Санкт-Петербурге прошла пресс-конференция под названием «Что ждет российскую космонавтику?» На ней представители отрасли с ностальгией вспоминали, каким ореолом романтики была окутана эта тема для советских людей, и констатировали, что интерес к ней сошел на нет в последние десятилетия. Затем спикерам пришлось отвечать на не самые приятные для себя вопросы о необходимости полетов в космос в принципе, об огромных средствах, которые вкладываются в него.
Впрочем, по словам выступавших, денег на это уходит не так уж и много. Расходы на все космические исследования в мире сопоставимы с тратами на шампунь и шоколад. А по подсчетам англичан, их можно сравнить с затратами на производство дорогого телесериала. Если же говорить о практической пользе от космических полетов, то спасибо им должна сказать каждая домохозяйка, к примеру, за сковородки с антипригарным покрытием – это тоже продукт космических исследований.
В целом, как отметили участники дискуссии, нужно не «нагнетать», а оставаться оптимистами, тем более что поводы для этого есть. За последние несколько лет в отрасль стали вкладываться серьезные средства, готовится космическая стратегия до 2030 года, в вузы по космическим специальностям приходят учиться молодые заинтересованные люди, пусть их и меньше, чем десятилетия назад, но недавно в России был объявлен первый за многие годы открытый набор в отряд космонавтов и на начало апреля заявления подали уже 225 человек.
По окончании пресс-конференции поделиться своим мнением о состоянии российской космической отрасли газета ВЗГЛЯД попросила космонавта-испытателя Андрея Борисенко.
ВЗГЛЯД: Андрей Иванович, как вы оцениваете космическую политику России? Как бы вы расставили приоритеты, если бы решение зависело от вас? К примеру, на полет к Марсу выделили бы больше денег, а на Луну, где люди уже были, меньше?
Андрей Борисенко: Мне сложно так расставлять акценты. Все-таки я космонавт, и мое мнение, наверное, будет однобоким, субъективным. Есть и другие специалисты. Единственное, мне хотелось бы надеяться, что в той программе по развитию космической отрасли до 2030 года, которая в скором времени будет принята, все эти направления будут сбалансированы, не будет каких-то крайностей.
Что касается Луны, того, что она – пройденный этап, так это с какой стороны посмотреть. Безусловно, чтобы куда-то лететь, сначала нужно понять, зачем. Эти задачи, на мой взгляд, должны быть сформулированы ученым сообществом, РАН. А уже под них можно создавать тот или иной комплекс, пилотируемый или автоматический.
ВЗГЛЯД: Вы довольны той поддержкой, какую государство сейчас оказывает отрасли?
А.Б.: Любому профессионалу в любой отрасли кажется, что его работа недооценивается. Исключений, наверное, не бывает... Но если взять динамику тех же пилотируемых полетов, то есть ощущение, что возможностей стало больше, чем даже пять лет назад. Поэтому, говоря медицинским языком, динамика положительная.
ВЗГЛЯД: Даже перед праздниками невозможно обойти тему неудач в космосе, которые в последнее время происходят достаточно часто. С чем вы их связываете?
А.Б.: Говорить, наверное, нужно не только о неудачах в космосе, но и об определенных проблемах, которые есть во всех отраслях промышленности. Корни их, на мой взгляд, лежат в одной плоскости. Первое – это провал по кадрам. Вспомните: ребята, которые заканчивали школы и поступали в вузы в 1990-е, выбирали совершенно не те профессии, которые сейчас так нужны. Тогда в ходу были юристы, менеджеры, банковские служащие. В общем, выбирали те отрасли, где можно было быстро заработать денег, чтобы нормально жить. И сейчас мы, безусловно, пожинаем плоды этого. Кадровый состав многих предприятий, к сожалению, отличается от того, каким должен быть, чтобы предприятие работало без сбоев. Это первая причина.
Вторая причина – износ основных фондов производства, зачастую многие изделия у нас делают на достаточно старом оборудовании.
Третья причина – разрыв старых технологических связей. В свое время большое количество предприятий выпало из производственной цепочки. Огромное количество заводов остались в других республиках или вообще исчезли с лица земли, другие перепрофилировались. В советское время многие предприятия при всем диапазоне своей продукции выпускали для пилотируемой космонавтики только одну или две номенклатуры чего-либо. Выпускали хорошо, качественно. Но когда пришла рыночная экономика, выяснилось, что содержание этой технологической цепочки экономически просто невыгодно, зачастую оно тянуло предприятие на дно. И сейчас многие вещи приходится начинать выпускать заново, проходить тот путь, который наша пилотируемая космонавтика проходила полвека назад, наступая на те же грабли, и т.д.
ВЗГЛЯД: То есть изменить ситуацию прямо сейчас, поменяв, к примеру, каких-то руководителей, невозможно?
А.Б.: Думаю, невозможно ликвидировать эти причины, не только проведя какие-то кадровые изменения, но также и просто вбросив в отрасль большое количество денег. Срочного, быстрого результата не получится. Я думаю, что деньги, которые вкладываются сейчас в наше производство, обязательно дадут эффект. Но через год, где-то через два, а где-то и через пять лет.
ВЗГЛЯД: Месяц назад стало известно, что при президенте России будет сформирован совет по космосу. Насколько необходима эта структура?
А.Б.: Хочется надеяться, что подобный орган не превратится в какую-то формальность и действительно будет полезен. Для этого в нем должны быть не только люди, которые занимаются политикой, но, в первую очередь, специалисты, которые строят ракеты, готовят космонавтов, выполняют полеты. К сожалению, у нас не очень востребованы люди, имеющие опыт космических полетов. Могу сказать, что в NASA огромное количество руководящих должностей занимают астронавты. Руководствуясь своим опытом, они способны принимать правильные, взвешенные решения. Будем надеяться, что такая же практика будет и у нас. Пока же космонавтов, которые работали бы в российском космическом агентстве на каких-то административных должностях, я, например, практически не знаю.
ВЗГЛЯД: Куда же они уходят?
А.Б.: В разные сферы деятельности. Кто-то в бизнес, кто-то – еще куда-то, и с космосом эти отрасли связаны очень опосредованно, а зачастую не связаны вообще.
ВЗГЛЯД: А много ли таких, кто много лет усиленно готовился, но по каким-то причинам не полетел в космос? Как складывается их судьба?
А.Б.: После того как космонавт заканчивает общекосмическую подготовку, он получает удостоверение о присвоении квалификации космонавта-испытателя. У меня это удостоверение за номером 194. А полетное удостоверение, то есть то, что вручается уже на Байконуре непосредственно перед пуском, у меня имеет номер 110. Разница между этими цифрами – это те, кто закончил общекосмическую подготовку, но так и не смог полететь. По разным причинам. Кого-то подвело здоровье, кого-то – другие обстоятельства, кто-то сам ушел из профессии, решив, что ошибся с выбором, были и такие случаи. И судьбы их складывались по-разному. Кто-то нашел себя в новой профессии, кому-то это не очень удалось. Но для всех без исключения, наверное, это был очень тяжелый психологический удар.
ВЗГЛЯД: Вы руководили операцией по затоплению станции «Мир». Что вы чувствовали тогда?
А.Б.: У меня было два чувства. С одной стороны, как профессионалу мне было понятно, что эта операция необходима. Если бы мы ее не затопили, дальше было бы только хуже – мы получили бы неуправляемое падение неуправляемого объекта с непрогнозируемыми последствиями.
А по-человечески, конечно, было безумно жаль. Когда мы дали заключительный тормозной импульс, а в зале управления присутствовало огромное количество людей, все замолчали. Атмосфера была, как будто провожаем в последний путь близкого товарища... Очень у многих моих коллег в глазах стояли слезы.
Иван Чернов
