Spiked: Запал обманул Россию с расширением НАТО, и она отказалась от сотрудничества
Россия не всегда была обречена так ожесточенно противостоять Западу, подчеркивает Мэри Дежевски в своей статье в Spiked. К сожалению, Запад не воспользовался открывшимися возможностями после распада СССР. А Москва увидела явную угрозу в расширяющейся НАТО.
Мэри Дежевски
В наши дни Россия вызывает мало сочувствия — и поделом. Она опрометчиво развязала боевые действия, которые уже разрушили множество украинских городов и унесли десятки тысяч украинских жизней.
Россия тоже за это поплатилась — хотя, возможно, цена для нее пока не столь высока, как наверняка надеется Украина и ее западные союзники. Но по-своему она понесла еще бóльшие жертвы. Она лишилась самой образованной молодежи, выбравшей изгнание, а ее имперские амбиции беспощадно рухнули. Но у российской трагедии есть и другое измерение — хотя пока оно не столь очевидно, но со временем может проявиться яснее.
Есть мнение, которого придерживаются как русские, так и иностранцы, что Россия уникальна не только своей культурой, но и своим сопротивлением якобы декадентскому Западу. Нам приводят исторические, географические и религиозные аргументы, почему никогда Россия не была одной из нас и никогда ею не станет. Но верить в это — значит забывать недавнюю историю. Потому что до недавнего времени многое говорило о том, что Россия, быть может, не такая уж и чуждая.
Я бываю в России уже 40 лет. Я прожила там год еще по британо-советскому обмену студентами в эпоху брежневского "застоя". И еще три года, вплоть до распада СССР, проработала московским корреспондентом The Times. Я объездила ее вдоль и поперек.
В начале лета 1991 года я съездила из Москвы в Ростов и увидела возрождение этой плодородной глубинки. Купола церквей золотили заново. Коровы лоснились, как нигде в России, а гуси жирели. Местные жители крыли деревянные дома блестящими металлическими крышами, а на окнах резали новые ажурные ставни.
Обновление российских городов началось гораздо позже. Последовал распад СССР, а за ним — экономический и общественный хаос 1990-х. За вычетом черноземья сельская Россия пришла в упадок, из которого, наверное, уже не выберется.
Но при всех трудностях и странностях я никогда не считала, что Россия не сможет стать "такой, как мы", или что ей не суждено стать "нормальной страной", как иногда говорят с тоской сами русские. Демократические протесты последних советских лет, когда Россия вслед за европейскими соседями сбросила коммунизм, показали, что и русские тоже желают представительной демократии. Их вера в свободный рынок, даже после того, как в 1990-х их ограбили олигархи, доказала, что русские во многом хотят того же, что и мы: достойного жилья, заполненных полок в супермаркетах и магазинах, красивых и безопасных городов, удобного транспорта, включая личное авто, а время от времени заслуженного отпуска.
Но в те годы повседневной жизни простых людей внимания уделялось мало, в отличие от международной политики, и к тому же эти темы редко оказывались в одном кадре. Запад возлагал большие надежды на демократические порывы Бориса Ельцина, но горько разочаровался. Его склонность к выпивке и балагану оказалась не только прискорбной, но и опасной.
Хотя тогда мы этого еще не знали, Европа снова раскололась. Западные лидеры увидели в постсоветской России нечто сродни возврату дореволюционных порядков и даже посылали советников по ядерному оружию и платили ученым-ядерщикам, чтобы те хранили свои секреты. В 1994 году с государственным визитом там побывала королева Елизавета II, и на какое-то время в России даже заговорили о возвращении монархии. Тем временем государства Восточной и Центральной Европы разворачивались на Запад, а немцы воссоединялись.
Можно сказать, что неприятности начали назревать, когда страны бывшего СССР и Варшавского договора оторвались от внутренних забот и увидели, что старый враг на востоке никуда не делся. В ЕС и особенно в НАТО они увидели гарантов своей защиты и поруку, что они по-прежнему часть Запада. Польша, Чехия и Венгрия вошли в НАТО в 1999 году. В 2004 году за ними последовали Прибалтика, Болгария, Румыния, Словакия и Словения.
Мое личное мнение состоит в том, что НАТО следовало распустить, когда распался Советский Союз, поскольку она потеряла всякий смысл своего существования. Вслед за другими внешнеполитическими реалистами считаю сохранение НАТО исторической ошибкой.
Если бы НАТО распустилась или эта перспектива, по крайней мере, обсуждалась, могло бы возникнуть дипломатическое пространство для переговоров о новых механизмах безопасности для всей Европы, включая Россию. Это остается российским требованием и поныне, причем последний раз она изложила их в проекте соглашений, которые представила США и НАТО в декабре прошлого года, всего за несколько недель до начала боевых действий на Украине.
То, что НАТО выжила, объясняется бахвальством США, что они "выиграли" холодную войну, скоростью, с которой рухнул коммунизм, и стержневой, как тогда казалось, роли "германского вопроса". Можно даже утверждать, что повседневные перемены и насущные потребности стояли настолько остро, что власть имущим было не до международного уровня и не до долгосрочной перспективы.
Что же касается вопроса, получили ли Горбачев или Ельцин официальное обещание Запада, что НАТО не будет расширяться на восток, то ответ на него потерялся в суматохе времени. Согласно книге Мэри Элиз Саротт от 2022 года "Ни единого дюйма: Америка, Россия и тупик после холодной войны", одного из авторитетнейших мнений на данный момент, и да, и нет. Россия же свято убеждена, что да — и едва ли нужно объяснять, что вера может быть ничуть не слабее истины.
С приходом в Кремль в 2000 году Владимира Путина западные лидеры почуяли шанс начать все сначала. Если Запад и ощущал исходящую от России угрозу, то опасался не столько трансграничной агрессии, сколько внутренних беспорядков от нищеты и бандитизма, а также сепаратизма в Чечне — а, возможно, и в других регионах.
Популярность Путина в России по сей день держится на успехе, с которым он восстановил хоть какое-то подобие порядка — причем, не гнушаясь жестких методов. Чечню покорили, олигархов обуздали, заводы заработали заново, пенсии начали выплачивать. У путинского проекта был и внешнеполитический аспект — он добивался лучших отношений с Западом и стремился восстановить достоинство России на мировой арене.
Первой ласточкой стала быстрота, с которой Путин выразил США соболезнования и предложил помощь после терактов 11 сентября, и ее заметили. Но шок от 11 сентября в США оказался настолько велик, что Вашингтон, казалось, забыл вежливо ответить. Затем США ввязались в две войны за границей — в Афганистане и в Ираке. К 2007 году Путин потерял терпение и совершил на Мюнхенской конференции по безопасности печально известный демарш — осудил расширение НАТО, заявил о национальных интересах России и, казалось, отказался от улучшения отношений.
Но это был еще не конец. Саммит НАТО в Бухаресте в следующем году привел к резкому расколу между Францией и Германией и остальными насчет того, следует ли принимать в альянс страны непосредственно у российских рубежей. Дельфийское решение убедило Молдавию, Грузию и Украину (и их сторонников), что дверь открыта, хотя другие понимали, что в действительности она по-прежнему захлопнута.
Решимость сторон прошла пробу лишь несколько месяцев спустя, когда в августе 2008 года Россия вторглась в Грузию в ответ на нападения Тбилиси на пророссийские анклавы. В какой-то момент российские войска и ВМС США находились в нескольких метрах друг от друга у побережья Грузии, но США отступили, и русские отошли на позиции, о которых договорились при посредничестве Франции.
Всего за несколько месяцев до войны президентский пост занял Дмитрий Медведев, а Путин стал премьер-министром. Медведев попытался задать отношениям более дружелюбный тон. Два года спустя он предпринял новую попытку привлечь интерес к общеевропейскому плану безопасности. Но и он получил отпор. Путин вернулся на пост президента в 2012 году с более жестким подходом к НАТО, видя в альянсе крепнущую угрозу. Победа Дональда Трампа в 2016 году ненадолго породила надежды на долгожданную сделку по безопасности, но они быстро развеялись: у того не оказалось поддержки в Вашингтоне.
Тем временем на повестке дня обеих сторон неожиданно оказалась Украина. Десять лет назад Россия закрыла глаза на прозападную Оранжевую революцию 2004–2005 годов. В 2013 году попытки ЕС заключить с Украиной экономическое соглашение потерпели крах, поскольку под давлением России президент Украины отказался его подписывать. В 2014 году молодая и проевропейская элита Украины свергла избранного президента в ходе уличной революции, после чего Россия захватила полуостров Крым — отчасти для того, чтобы обеспечить безопасность своей военно-морской базы в Севастополе. Кроме того, она направила помощь лидерам сепаратистов на востоке Украины, которые боялись, что новое правительство в Киеве разорвет связи региона с Россией.
Так были посеяны семена конфликта, вспыхнувшего 24 февраля этого года. За прошедшие восемь лет Запад и НАТО все глубже внедрялись в безопасность Украины. Москва же видела в этом риск, что Украина не только безвозвратно переметнется в западный лагерь, но и станет следующей военной площадкой для НАТО.
Однако взлеты и падения в отношениях Москвы и Запада заслонили процессы внутри самой России. Запущенность усугублялась тем, что западные экономисты и аналитики почти полностью сосредоточились на том, что важно для международных рынков: иными словами, на энергоносителях и других товарах.
Верно, что уровень жизни россиян в первые годы правления Путина вырос из-за ценового бума на энергоносители. Но этому сопутствовал и другой процесс — постепенно ускоряющееся сближение России с развитым миром как по качеству жизни, так и по мировоззрению.
В авангарде перемен, разумеется, шла Москва. Ее процветание началось еще в хаосе 1990-х. Удивительно, но возрождение Петербурга началось лишь в ходе подготовки к 300-летию города в 2003 году, непосредственный интерес к которому проявил сам Путин. Сегодня Санкт-Петербург стал судебной столицей, и люди переезжают туда, видя в нем более уютную, зеленую и дешевую альтернативу Москве.
Для российских же городов второго и третьего порядка восстановление от позднесоветского периода настало еще позже. Студенткой я провела год по обмену в Воронеже — промышленном городе-миллионнике на полпути между Москвой и Черным морем.
В начале 2000-х я побывала в Воронеже во время выборов — как и в советское время, город считался консервативной глубинкой и надежным отражением общественных тенденций. Внешне перемены оказались весьма скромными. Появились новые кафе и рестораны, рынок стал чище и ухоженнее, а очередь из конных повозок вокруг него рассосалась.
Однако после 2010 и особенно 2015 года перемены произошли кардинальные. Появились гостиницы, построили новые дороги, университет расширился. Усадьбы бывших аристократов восстановили, как и церкви, причем крупнейшие из них фактически отстроены заново. Ленин со своего постамента никуда не делся, но главной улице вернули прежнее название — Дворянская. Вернулась историческая планировка, вдоль берега реки пролегла приятная дорожка, а сам Воронеж превратился в родину российского флота — городом, где свои первые корабли построил Петр Великий. В прежние времена город называли "последним фронтом перед Сталинградом" и "городом-героем, полностью разрушенным войной" (так в оригинале, в действительности Воронеж получил статус Города воинской славы в 2008 году, – Прим. ИноСМИ).
Все вокруг словно стало "нормальным". Вокруг выросло приличное жилье, а по новым дорогам поехали новые автомобили. Появились досуговые и культурные объекты и отличные супермаркеты с широким ассортиментом свежих продуктов — причем, судя по корзинам покупателей, вполне доступных. Появились европейские брендовые магазины.
Но, пожалуй, заметнее всего оказались демографические перемены. На улицы высыпала молодежь с мобильными телефонами и планшетами, болтая о свиданиях или отдыхе за границей — словно сверстники из других стран Европы. Появились и молодые пенсионеры — люди в возрасте от 60 до 70 лет, явно наслаждающиеся жизнью. Раньше до этого возраста мало кто доживал, не говоря уже о том, чтобы сохранить здоровье. В город устремились молодые специалисты с семьями, хотя раньше он не считался лучшим местом для жизни.
Воронеж воплотил в себе тенденции, наметившиеся по всей России — в Перми, Новосибирске, Екатеринбурге, Томске и Ярославле. Появился средний класс с конкретными запросами, люди снова увлеклись культурой и начали заботиться об окружающей среде. Появилось ощущение, что благодаря мобильным телефонам, интернету и спутниковому телевидению они подключились к окружающему миру. Пожалуй, неслучайно, что в некоторых из них поддержали заключенного в тюрьму антикоррупционного блогера и оппозиционера Алексея Навального: появился кворум молодых, социально сознательных граждан.
Вы возразите, что все эти перемены больше касаются внешней формы, чем содержания. Но я так не считаю. Это слияние проявилось и в разговорах со студентами, учеными и специалистами среднего звена — они понимают контекст и делают те же отсылки, что и мы. Я убеждена, что даже когда Кремль готовился ввести на Украину войска, простые россияне продолжали жить с европейцами в одном мире, чего не было со времен большевистской революции.
Увы, это сближение оказалось разочаровывающе коротким. Еще неизвестно, как на российских потребителях скажется массовый исход западных компаний, когда одним на смену (например, "Макдональдс") придут российские копии, а другие (например, продавец модной одежды Zara) попросту исчезнут. Санкции Запада в 2014 году даже придали толчок развитию российского сельского хозяйства, особенно овощеводства, когда городские супермаркеты наводнила отечественная продукция. Может ли то же самое произойти с промышленностью?
Другое дело — мировоззрение и мышление. Просто поразительно, как быстро и легко те из специалистов, что не покинули страну (а их подавляющее большинство), вернулись к прежним привычкам родителей, бабушек и дедушек: научились разделять общественное и частное, говорят эвфемизмами или вовсе отмалчиваются, чтобы обойти новые преграды в публичной дискуссии.
В этом и заключается менее очевидная трагедия России. Казалось, что практически все три десятилетия после распада Советского Союза Россия постепенно движется к тому, чтобы занять свое место в мире как европейская держава — причем не только географически, но и стратегически, и философски. Путь оказался тернист. Запад не воспользовался открывшимися возможностями. А Россия снова ощерилась. Но таково было магистральное направление. Пусть сегодня это сближение откладывается, но я все равно не могу присоединиться к тем, кто в очередной раз настаивает на том, что якобы уникальная "инаковость" России означает, что этого вообще не может произойти.
Мэри Дежевски — писательница и телеведущая. С 1988 по 1992 год работала корреспондентом The Times в Москве. Также работала корреспондентом в Париже, Вашингтоне и Китае.
