Россию и Китай нельзя назвать союзниками в привычном понимании этого термина, но их слаженные действия способны существенно пошатнуть глобальное влияние США, пишет автор статьи Bloomberg. Пентагону не хватит средств, чтобы справиться с непредвиденными обстоятельствами на нескольких театрах военных действий.
Хал Брэндс
Представьте, что через год-другой в мире будет зверствовать война на всей территории от Европы до Тихого океана. Эта мысль не так абсурдна, как может показаться. США давно не сталкивались с подобными перспективами краткосрочной военной конфронтации на нескольких фронтах.
Специальная военная операция президента России Владимира Путина на Украине спровоцировала крупнейший за несколько десятилетий конфликт в Европе и опосредованную борьбу великих держав. Растет вероятность войны в Восточной Азии, о чем свидетельствует напряженность после августовской поездки на Тайвань спикера Палаты представителей Нэнси Пелоси. Что касается Ближнего Востока, перед США может встать выбор: вступить в войну с Ираном или признать его околоядерным государством.
В совокупности эти кризисы чреваты пожарищем в масштабах всей Евразии.
Катастрофические сценарии материализуются редко, и США, вполне вероятно, избегут войны на всех трех фронтах, а наиболее вероятные сроки конфликта зависят от конкретного региона. Но сама мысль об этом говорит об опасности крупной войны и напоминает, что связь нынешних кризисов куда глубже, чем кажется.
Оппоненты Америки хоть и не являются формальными союзниками, их объединяет несколько ключевых моментов. США не могут реагировать на одну проблему, не считаясь с ее влиянием на способность справляться с другими. Требования к американскому государственному подходу будут серьезными, поскольку перед Вашингтоном стоит целый ряд проблем, от которых не так просто избавиться, и, конечно же, он не может позволить им усугубиться одновременно.
В некотором смысле положение Америки напоминает период перед началом Второй мировой войны. Основные закономерности геополитики выглядят до боли знакомыми.
Тогда, как и сейчас, международная система подвергалась ударам со многих сторон. Япония стремилась к господству на Дальнем Востоке. Гитлеровская Германия претендовала на главенство в Европе и за ее пределами. Италия Муссолини предпринимала кровавые попытки создать империю в Средиземноморье и Африке. Советский Союз должен был покончить с Гитлером, предварительно дав ему расчленить Восточную Европу.
Дружеских отношений между этими ревизионистскими государствами почти не было. Различные расистские идеологии, которыми руководствовались нацистская Германия и имперская Япония, были принципиально несовместимы. Берлин, Рим и Токио хоть и подписали Тройственный пакт в 1940 году, из-за недоверия друг к другу превратили его в не более чем расплывчатое соглашение о подрыве существующего порядка и создании на его обломках отдельных империй.
И все же, между программами радикальной экспансии, которые проводили державы Оси, существовало глубокое, разрушительное взаимодействие.
Диктаторы поддерживали друг друга в критические моменты: поддержка Муссолини помогла Гитлеру без потерь завоевать Австрию и Судетскую область в 1938 году. Успехи одной фашистской державы придали смелости другим: успехи Германии в Западной Европе в 1940 году (победа над Францией, отчаяние Великобритании и растерянность Америки) помогли убедить Японию продвинуться в Юго-Восточную Азию и Тихоокеанский регион.
Тогда, как и сейчас, столкнувшись с множеством проблем одновременно, демократические державы изо всех сил пытались действовать решительно. В конце 1930-х Британия не решалась на жесткую политику в отношении Германии из-за одновременных угроз со стороны Италии и Японии. США столкнулись с аналогичными проблемами на фоне обострения кризисов в Европе и Азии. “У меня просто недостаточно военно-морских сил для того, чтобы действовать на обоих направлениях”, — говорил в 1941 году президент Франклин Рузвельт.
Даже военная мобилизация не смогла полностью устранить проблему. От начала и до конца борьба с несколькими оппонентами вынуждала союзников идти на мучительные компромиссы. Тоталитарным государствам не потребовался даже полностью интегрированный альянс, чтобы вывести демократии из равновесия и породить крупнейший кризис глобальной безопасности за всю историю.
В 1930-х западные лидеры изо всех сил пытались предсказать, как быстро региональные кризисы приведут к глобальному краху. А после окончания холодной войны большинство политиков не задумывались о том, что однополярный мир во главе с США закончится вот так. Ни для кого не новость, что автократические державы наращивают войска и запугивают соседей силой. Новое здесь то, что все эти проблемы угрожают обостриться.
В Восточной Европе неспокойно из-за спецоперации Путина на Украине, которая стала кульминацией многолетней кампании по восстановлению российского господства на территории от Центральной Азии до Балтийского моря. Успешный блицкриг в феврале мог обеспечить России главенствующее положение в Восточной Европе и оказать еще большее давление на страны НАТО. Этого сценария удалось избежать. Но даже ослабленная Россия будет иметь достаточно возможностей для создания проблем, а конфликт на Украине далек от завершения.
Амбициозные цели преследуют как Украина, так и Россия. Киев стремится вернуть территории, включая Крым, а Москва — превратить Украину в зависимое государство. Вашингтон с союзниками предоставляют Украине оружие, деньги и разведданные, чтобы обескровить армию Путина, параллельно нанося ущерб российской экономике посредством санкций. Москва использует энергетическое принуждение, чтобы сделать конфликт еще болезненнее для Европы, и угрожает ядерной эскалацией в надежде ограничить как собственные потери на поле боя, так и западную поддержку Украины.
Путин, похоже, верит, что может заставить врагов уйти, а США действуют так, будто могут удерживать Москву от эскалации столько, сколько Украине потребуется. В результате возникает неустойчивое равновесие, которое не может сохраняться вечно, поскольку стороны преследуют исключительно антагонистические цели.
Между тем, в любой момент может вспыхнуть конфликт в Тайваньском проливе. Пекин использовал визит Пелоси на Тайвань в качестве предлога для агрессивных военных учений, ставших предвестником роста региональной напряженности. Китайские официальные лица, безусловно, предпочтут достичь целей по контролю острова и нивелированию влияния США в западной части Тихого океана без крупной войны. Вполне возможно, что действия Путина на Украине заставили президента Китая Си Цзиньпина относиться к применению силы осторожнее. Тем не менее, он наращивал военную мощь на протяжении 30 лет и, если захочет, может без особых усилий подчинить себе Тайвань.
Вообще, для достижения цели Си скорее всего придется применить силу: шансы Тайбэя на мирное подчинение неототалитарному Китаю уменьшаются год от года, а США с союзниками, похоже, все сильнее хотят лишить Пекин амбиций регионального господства. Советник президента Джо Байдена по национальной безопасности Джейк Салливан недавно заявил, что что США находятся в начале "решающего десятилетия", когда будут установлены условия соперничества с КНР.
В Вашингтоне не стихают споры о том, когда именно угроза китайской агрессии станет наиболее острой; даже самые тревожные наблюдатели считают, что до развязки еще года два-три минимум. Тем не менее, риск войны возрастает по мере усиления желания оппонентов Китая поддерживать баланс сил в Восточной Азии.
Затем идет легковоспламеняющийся Ближневосточный регион, который американцы с удовольствием стали бы игнорировать. Периодически обостряющееся соперничество между Вашингтоном и Тегераном едва не сдетонировало в 2019 – начале 2020 года после череды событий, начиная с выхода США из ядерного соглашения 2015 года и заканчивая убийством генерала Касема Сулеймани в результате удара беспилотника.
Сообщается, что достижения Ирана в области обогащения урана дали ему возможность в короткие сроки создать ядерное оружие. Поэтому США и Израиль должны рассмотреть целесообразность дополнительных методов принуждения, чтобы помешать Ирану перейти черту. В случае окончательного провала переговоров по возобновлению ядерного соглашения кризис может наступить всего через несколько месяцев.
Если переговоры затянутся на неопределенный срок, он будет развиваться медленнее. Даже в случае достижения какого-либо соглашения США все равно могут столкнуться с рядом проблем: Иран имеет куда более развитую, чем в 2015 году, ядерную инфраструктуру; он обзавелся дополнительными денежными средствами благодаря частичному смягчению санкций и может активнее бороться за первенство на территориях от Персидского залива до Леванта.
Войны США с соперниками можно избежать в любом из вышеозначенных театров военных действий. Но во всех случаях она вполне реальна.
Здоровье региональных систем зависит от здоровья глобальных. Когда одновременно вспыхивают несколько регионов, глобальный порядок может рухнуть. Европа, Персидский залив и Восточная Азия в совокупности образуют стратегическое ядро более крупного театра военных действий — Евразии, — который стал центром современной глобальной политики. Сея беспорядки в регионах, ревизионисты расшатывают сразу несколько столпов системы.
Более того, одно лишь преследование ими собственных целей создает возможности для других. Лихорадочная напряженность в отношениях с Китаем и Россией вынуждает Вашингтон осторожничать с Ираном. А на фоне непростых отношений с Путиным администрация Байдена должна остерегаться провокаций в адрес Си Цзиньпина.
Путин, в свою очередь, ошибся, сделав ставку на то, что акцент Америки на Китае не позволит ей дать сильный ответ на спецоперацию. Тем не менее, опасность обострения конкуренции между США и Китаем все еще может давать Путину надежду дождаться победы.
Безусловно, соперники Америки между собой не очень-то и дружат. Си Цзиньпин не вытащил Путина из украинской трясины, но сумел вытеснить США из Евразии. Китай, Россия и Иран могут перессориться между собой. Ни один из них не может достичь обозначенных целей без успешного противостояния сверхдержаве, и это их главный стимул к объединению.
Американцы не считают китайско-российские отношения союзническими лишь потому, что они не имеют четких гарантий взаимной обороны, которые характеризовали все союзы США со времен Второй мировой войны. Тем не менее, соответствующих признаков в этих отношениях предостаточно:
- продажа оружия и военные учения;
- расширение связей в области оборонных технологий;
- сотрудничество для поддержания автократической стабильности в Центральной Азии.
Также сюда входит негласный пакт о ненападении, который позволяет Пекину и Москве фокусироваться на США, а не беспокоиться друг о друге. Важнейшая причина возрастания риска войны по обе стороны Евразии заключается в том, что два великодержавных противника Америки получили возможность сражаться “спина к спине”.
Иран хоть и не входит в одну с Россией и Китаем весовую категорию, но является частью этой шаткой ревизионистской оси. Россия и Иран вместе боролись за спасение режима Башара Асада в Сирии, а Китай помогал решать вопросы в СБ ООН. Китай и Россия периодически защищали Тегеран от давления США, откладывая или ослабляя санкции и продавая Ирану оружие.
Это сотрудничество становится все более целенаправленным. После того, как в 2019 году резко возросла напряженность в его отношениях с Вашингтоном, Тегеран провел трехсторонние военно-морские учения с Москвой и Пекином, в 2021 году подписал 25-летнее стратегическое партнерство с Китаем, а сейчас предоставил России сотни военных беспилотников для использования на Украине.
Помощь Тегерана России обращает внимание на весьма важный момент: если один из ревизионистов потерпит решительное поражение, остальным придется столкнутся со сверхдержавой, которая еще агрессивнее нацелится на оставшихся врагов. Китай, возможно, не захочет вмешиваться в украинский вопрос. Тем не менее, если Си почувствует, что в России может наступить политический коллапс, то может передумать насчет непредоставления ей экономической и военной помощи, несмотря на перспективу вызвать гнев Америки.
Ни Россия, ни Иран, ни Китай не пойдут на самоубийственные шаги ради других, но и судьба друг друга будет им небезразлична.
Правительство США часто не способно прилагать большие усилия для преодоления более чем одного кризиса за раз, потому что внимание высокопоставленных политиков ограничено. Более того, в настоящее время у Америки меньше возможностей справляться с многочисленными военными вызовами, чем когда-либо со времен холодной войны. Значительные сокращения расходов на оборону в начале 2010-х в сочетании с ростом количества угроз вынудили США принять оборонную стратегию “одной войны”, а не двух, как было в 1990-х и 2000-х.
Этот сдвиг отразил запоздалое осознание того, что крупная война с могущественным соперником (особенно с Китаем) приведет к максимальным нагрузкам на вооруженные силы США. При этом Пентагону очевидно не хватает средств, чтобы справиться с непредвиденными обстоятельствами на двух, не говоря уже о трех театрах военных действий.
Принято считать, что, имея больше обязательств, чем возможностей, страна должна либо сократить первое, либо увеличить второе. Это разумный долгосрочный совет, но сейчас он не особенно актуален.
Сторонники так называемой азиатской стратегии утверждают, что США должны разрядить конфронтацию и даже отказаться от обязательств на Ближнем Востоке и в Европе, сместив акцент на Китай. Соответствующий импульс может вызвать гнев обеих партий, связанный с недавним решением Саудовской Аравии сократить добычу нефти.
Но переход к такой внешней политике неразумен. Немедленная деэскалация на Украине позволит Путину обеспечить себе какую-никакую, а победу и продемонстрировать эффективность неядерного конфликта вкупе с ядерным шантажом. Значительное отступление с Ближнего Востока на фоне "околоядерности" Тегерана приведет либо к иранской гегемонии, либо к региональной анархии. Сокращения расходов трудно добиться даже в идеальных условиях, не говоря уже о том, что соперники развиваются.
Увы, может не сработать и другой традиционный ответ — тратить больше денег. Как показал конфликт на Украине и множество беспристрастных аналитических отчетов, США отчаянно нуждаются в увеличении военных затрат, чтобы развернуть потенциал, увеличить запас боеприпасов и укрепить промышленную базу, необходимую для победы хотя бы в одной войне, не говоря уже о двух или трех. Вашингтон не может допустить, чтобы краткосрочная проблема — недостаток средств относительно целей — превратилась в хроническое, геополитически изнуряющее состояние. На крупное наращивание военной мощи уйдут годы, а менять что-то нужно будет быстро, если неприятности случатся в ближайшее время.
Остается только стратегия секвенирования (пошаговой последовательности), направленная на то, чтобы справиться с несколькими нестабильными проблемами, не отступая ни от одной и не давая им развиваться. Стратегия основана на том, что в одном регионе в распоряжении Вашингтона может оказаться больше времени, чем в другом: на Украине решающий момент может наступить через недели или месяцы, а максимальная опасность со стороны Китая — только через несколько лет.
Пошаговая последовательность нужна для того, чтобы быстро решать определенные вопросы и одновременно откладывать конфронтацию в других местах. Не факт, правда, что это сработает только благодаря отсутствию альтернатив.
Сначала потребуется прекращение конфликта, в котором США уже участвуют, пусть и опосредованно. Ситуация на Украине, может, и помогла глобальному положению США, приведя к расширению НАТО. Однако в итоге затянувшаяся борьба может навредить Вашингтону, который отвлекается от китайской угрозы, растрачивает деньги и оружие, необходимые Пентагону для сдерживания, а при необходимости и борьбы в рамках других конфликтов.
Пути закончить конфликт на Украине неочевидны. Путин не проявил желания вести переговоры о тех условиях, которые Украина может или должна принять. Сдерживание Украины сейчас создаст ужасный прецедент и даст Москве шанс возобновить боевые действия позже.
Существует некоторая не поддающаяся количественному определению опасность того, что попытка выдавить российские силы со всей территории Украины, включая Крым, может привести к тому, что Путин выполнит ядерные угрозы. Конфликт на Украине может уподобиться корейскому (1950 г.), когда каждый шаг к победе фактически приближает катастрофу.
Из этой дилеммы нет легких путей выхода, а те, кто утверждает обратное — что Путин только бахвалится, — демонстрируют поразительную степень аналитической самоуверенности. Но тот факт, что до сих пор Путин угрожал ядерной эскалацией лишь на словах, не предпринимая каких-либо очевидных перемещений ядерных сил, указывает на возможную попытку ограничиться угрозами и не тратиться на ядерную войну. Возможно, в ближайшей перспективе стóит пойти на несколько более высокий риск расширения конфликта, чтобы снизить опасность затяжного конфликта.
Это означает значительное наращивание поставок оружия и другой поддержки Киеву в течение следующих нескольких месяцев. А, может, и подтолкнуть Путина или его преемника к более серьезным переговорам.
Также это может означать давление на Украину, чтобы заставить ее смягчить, если это оправдано, некоторые из наиболее амбициозных военных целей, проявить гибкость в отношении принадлежности Крыма и выдвинуть дипломатическую инициативу.
Последнее может даже пойти на пользу первому: европейские союзники, те же Франция и Германия, могут изъявить готовность отправить Украине больше денег и оружия, если почувствуют, что Киев реагирует на их опасения по поводу эскалации.
Такой подход потребует гарантий и сдерживания — четкого информирования Путина о том, что США не стремятся к масштабной войне с Россией, но в случае применения ядерного оружия ее будет не избежать. Это необходимый компонент любой стратегии, которая позволит Украине одержать победу, даже при отсутствии ясности относительно того, пойдет ли на подобное американский президент.
Думайте об этом как о повороте Америки к печально известной стратегии России “от эскалации к деэскалации”: она может помочь Украине достичь мира на выгодных условиях. Но не обольщайтесь: такой подход рискован, и даже если он увенчается успехом, Украина получит меньше, чем заслуживает.
Время для того, чтобы стратегия “от эскалации к деэскалации” сработала на Украине, еще есть, если Пентагон прав и Китай не станет нападать на Тайвань как минимум в ближайшие пару лет. Таким образом, в Восточной Азии правильную политику можно бы назвать “спокойной необходимостью” — отсрочкой конфронтации при одновременном укреплении обороноспособности США.
С минимальным шумом Вашингтон должен ускорить оснащение тайваньских вооруженных сил средствами ограничения и воспрещения доступа и маневра и подтолкнуть Тайбэй к принятию той самой асимметричной защиты всего общества, которая сослужила добрую службу Украине.
Вашингтону следует усилить взаимодействие с Австралией, Японией и Сингапуром, чтобы определить, на какую военную помощь он может рассчитывать в случае кризиса, и с более широким кругом демократических стран — чтобы заранее спланировать всеобъемлющие санкции на случай применения Китаем силы. Не в последнюю очередь, США необходимо разместить в регионе дополнительные корабли и самолеты и ускорить массовое производство средств для затруднения китайского вторжения, включая морские мины, беспилотные летательные и подводные аппараты, противокорабельные ракеты и другие виды высокоточного ударного оружия большой дальности. Главное — использовать вызванное ситуацией на Украине чувство тревоги для подготовки к военным действиям в другом месте.
Однако, вопреки нынешним настроениям в Вашингтоне, такой подход требует отказа от символических шагов, которые не помогают Тайваню, но дают Пекину повод для ответных действий. Показные визиты лидеров Конгресса и провокационные изменения в названии неофициальной тайваньской миссии в Вашингтоне — плохие идеи. Признание Тайваня независимой страной, как предложил бывший госсекретарь Майк Помпео, — еще хуже. Пока США не будут готовы защитить Тайвань, они не должны позволять себе необдуманных высказываний, одновременно с этим продолжая наращивать мощь.
Таким образом, остается Ближний Восток, где выбор, как всегда, невелик, и лучшим вариантом было бы просто ограничить ущерб. Слабая переговорная позиция США обусловлена уверенностью Ирана в том, что Вашингтон отчаянно пытается избежать серьезного кризиса. Тем не менее, большинство вариантов усиления влияния США, таких как реальная угроза нападения на иранские ядерные объекты, кажутся неоправданно рискованными на фоне напряженности в отношениях с двумя могущественными ядерными державами.
Стратегия секвенирования предполагает игру на время и отсрочку выбора между конфронтацией и капитуляцией. Даже глубоко несовершенная дипломатическая сделка по иранскому ядерному проекту отсрочит военно-политическое противостояние лишь до тех пор, пока иранский режим не канет в Лету, не сумев справиться с серьезными внутренними вызовами.
Если рассуждать здраво, неуступчивость Ирана наряду с политическим водоворотом в Вашингтоне делают этот вариант неосуществимым. В этом случае США и Израиль могут прибегнуть к созидательному принуждению: усилению секретных операций, кибератакам, расширению экономических санкций и даже продаже Израилю усовершенствованных бомб для уничтожения бункеров, которые позволили бы ему реально угрожать односторонним нападением.
“Успехом” на Ближнем Востоке станут продолжающиеся напряженные отношения с Ираном, в распоряжении которого имеется существенная ядерная инфраструктура. Но все может запросто пойти насмарку. Даже если США будут тянуть время, терпение Израиля может не выдержать. Принуждение, едва не равносильное войне, спровоцирует военный ответ со стороны Ирана. Или Иран усилит давление на США, чтобы получить преимущество.
Америка может оказаться просто не в состоянии контролировать место и время возникновения кризисов во все менее стабильной системе. Ее оппонентам не обязательно следовать тому же сценарию. Китай может сделать ставку на то, что лучше напасть на Тайвань до разрешения конфликта на Украине. А Россия может отказаться от урегулирования в надежде, что китайская агрессия отвлечет внимание на себя.
В течение следующих лет США могут не столкнуться ни с одной войной, не говоря уже о двух или трех. Даже матерые автократы не настолько легкомысленны, чтобы нарываться на конфликт со сверхдержавой. Для этого потребуется хорошая стратегия и совершенно точно — удача.
Хал Брэндс — американский историк. Профессор по вопросам мировой политики Школы международных исследований при Университете Джона Хопкинса, старший научный сотрудник Центра стратегических и бюджетных оценок и Института исследований внешней политики. Является также автором нескольких книг: "Латиноамериканская холодная война" (Latin America's Cold War, 2010), "Создание однополярного момента силы: внешняя политика США и повышение роли порядка после холодной войны" (Making the Unipolar Moment: U.S. Foreign Policy and the Rise of the Post-Cold War Order, 2016), "Американская высшая стратегия в эпоху Трампа" (American Grand Strategy in the Age of Trump, 2018). Окончил Стэнфордский университет, получил степень доктора исторических наук в Йельском университете.
