Корректировка курса в направлении дипломатии в украинском кризисе. Часть 1
С самого начала украинского конфликта США раздували исходящую от России угрозу, пишет автор статьи в TNI. Он отмечает, что западный нарратив о "завоевательных амбициях" Кремля обманом заставил общественность поддержать рискованную прокси-войну против России.
Рамзи Мардини
Вашингтон должен смириться со своей ролью в провокации — а теперь и затягивании — конфликта
По мере того, как США принимают все более активное участие в украинском конфликте, политики продолжают утверждать, что растущие риски и жертвы того стоят. "Столько, сколько потребуется, — подчеркнул президент Джо Байден во время июльского саммита НАТО в Мадриде, — чтобы Россия не смогла победить Украину и двинуться дальше, за ее пределы". Такой эскалационный подход зиждется на двойном тезисе, согласно которому российский президент Владимир Путин прибегнул к "неспровоцированной" военной операции на Украине для достижения "максимальных" целей в своих завоеваниях.
Предлагаемые утверждения ошибочны.
Тем не менее, в западном дискурсе, касающемся этого конфликта, их неустанно продвигают. Цель формируемого нарратива проста. Искажение и раздувание угрозы служит для того, чтобы сподвигнуть западные правительства — и позволить им — проводить жесткий политический курс, чтобы лишить Россию победы на Украине.
В самом начале, когда на Западе буйствовала предвзятость, истерический и однобокий взгляд СМИ на конфликт также "уреза́л" достоверность происходящего на местах. Медиа по умолчанию всецело полагались на данные, предоставляемые только одной из сторон. Это дало Вашингтону (а также Киеву) почти неограниченный доступ к формированию своей интерпретации конфликта и его событий для западной аудитории, не подвергаясь при этом особому контролю, если таковой вообще был.
В сущности, американскую публику обманом вынудили поддержать дорогостоящую и рискованную прокси-войну против России. Затем людей заставили поверить, что Украина одерживает победу, несмотря на вышедшие позже доклады, из которых стало понятно, что у разведсообщества США с начальной стадии конфликта не было в распоряжении точной картины происходящего на полях сражений.
Как инструмент внешней политики, раздувание угроз подразумевает согласованные и преднамеренные действия по искажению информации и манипулированию общественным восприятием, чтобы вызвать чрезмерно раздутый страх и возмущение. Это, в свою очередь, оправдывает дорогостоящий и рискованный курс, который в противном случае не получил бы такой политической и общественной поддержки. Такие усилия не только преумножают угрозу, исходящую от противника, но и характеризуют причину агрессии как неотъемлемое качество его руководства. Так обесценивается вера в то, что действия противника могут быть реакцией на твою собственную политику или же продиктованы обстоятельствами. Таким образом, желаемый курс позиционируется в общественном мнении как единственный разумный путь вперед.
Надо ли говорить, что путинская операция незаконна и не оправдана. Тем не менее, корректировка курса в сторону дипломатического решения требует отказа именно от западного нарратива о войне.
Взять, к примеру, не подвергающийся на Западе сомнению тезис о том, что российская армия собирается завоевать густонаселенную и глубоко националистическую страну размером примерно с Техас — и с самого начала намеревалась сделать это за считанные дни, не больше. Это убеждение совершенно ни на чем не основано. В сущности, даже армия США неспособна справиться с такой сложной задачей в такой короткий срок. И тем не менее, эта ложь, которая сформировала западное восприятие намерений России, не стихает. То же самое касается и неустанных попыток Вашингтона уйти от любой ответственности за провоцирование военной операции, несмотря на его всестороннее участие в эскалации кризиса.
Сегодня нарратив о "неспровоцированной войне" с "максимальными" целями сохраняется и превалирует в общественном дискурсе на Западе. Несомненно, это укрепило общественную и политическую поддержку этого "благого дела". Такой взгляд не только способствует "наказанию" России за "агрессию", но и помогает Украине защитить себя. Общая сумма помощи Киеву с 24 февраля превысила 53 миллиарда долларов, и этот серьезный шаг направлен на то, чтобы удержать Украину в борьбе на длительную перспективу. А это, в свою очередь, растягивает во времени усилия по обескровливанию и приведению в упадок российской армии в надежде выдавить ее с Украины и вынудить отступить.
Однако компромисс сохранения искаженной реальности мешает добросовестным суждениям о том, как привести этот конфликт к разумному завершению. В самом деле, несмотря на стратегические и моральные цели, которых призван достичь этот нарратив, его распространение препятствует дипломатии, выводит последствия конфликта за пределы Украины и ожесточает средства разрушения внутри страны. Что еще более тревожно, нанесение ответного удара становится все более сложной задачей. Поскольку подход Запада основан на ошибочных предположениях, продолжать "отвечать" со временем будет все сложнее и все сильнее это будет связано с рисками военной эскалации и все более негативными последствиями для мировой экономики.
Отрицание через посредника
В конце 2021 года, когда пессимизм вокруг украинского кризиса усилился, Байден пообещать собрать "наиболее всеобъемлющий и значимый ряд инициатив", чтобы Путину было "очень и очень сложно сделать то, что, как многие опасаются, он может сделать". Эти меры подразумевают сдерживание как через наказание, так и через отрицание. Сдерживание наказанием включало в себя целый спектр жестоких санкций, накладываемых на российскую экономику, в случае начала военных действий на территории соседнего государства. Сдерживание отрицанием было направлено на манипуляцию расчетами Путина — чтобы исключить возможность такой операции путем сведения к минимуму ее успеха. Также эта концепция подразумевала обременение и снижение шансов России на быструю и экономичную победу, если дело дойдет до вооруженного конфликта.
Однако проблемы со стратегией США сохранялись. С одной стороны — нерешительность в Европе, зависимой от экспорта энергоресурсов из России. Это обстоятельство делало сомнительной надежность сдерживания наказанием. Введение санкций в отношении Москвы создавало риски аналогичных ответных мер. С другой стороны, сдерживание отрицанием через прямое военное вмешательство было нереализуемо. В конечном счете, ядерный арсенал Кремля исключал возможность того, что США или НАТО могут отправить на Украину солдат, поскольку эскалация такого масштаба поставила бы всех на грань ядерной войны. Угрозы прямого столкновения в Москве посчитали бы блефом, и сдержать Россию с их помощью бы не удалось.
Таким образом, чтобы заполнить брешь в принуждении, укрепить и продемонстрировать решимость, Вашингтон прибегнул к искусственному раздуванию угрозы. Это было сделано для того, чтобы подкрепить текущие угрозы санкциями и сформировать стратегию сдерживания при непрямом военном участии — иными словами, задействовать "отрицание через посредника". Поскольку Вашингтон не в состоянии напрямую помешать России достичь своих целей на Украине, он может, активизировав западную поддержку, попытаться создать избыточную нагрузку на стратегию, ресурсы и тактику Кремля — повышая таким образом цену потенциальной операции и сводя к минимуму вероятность ее успеха. Без раздувания угрозы, которое обеспечит политическое и общественное согласие, обязательство защищать Украину было бы невозможно и завязло бы на уровне символических жестов, либо постепенно иссякло по мере роста рисков.
Движущая логика состоит в создании нарратива, поскольку именно он позволяет задействовать непрямую форму сдерживания отрицанием. Российские военные могут в какой-то мере добиться результата или даже победы на поле боя. Однако удар по Западу — и либеральному миропорядку, который Запад так отстаивает — будет смягчен, если такая победа обойдется Москве слишком дорого, причем настолько, что в рамках нарратива этот конфликт станет промахом Путина.
Несомненно, перспектива очередной внешнеполитической катастрофы сильно тяготила Белый дом. Фиаско с выводом войск из Афганистана в 2021 году — которое привело к непредвиденному и стремительному захвату власти талибами* — сильно подпортило "послетрамповский" имидж Байдена, его надежность и компетентность на мировой арене. Внутри страны полностью реабилитироваться он так и смог. Военная победа России на Украине стала бы для Запада, а особенно для США, еще более значительным по своим последствиям и унизительным поражением. Некоторые опасались, что идущие один за другим провалы за рубежом могут ослабить сдерживание в отношении Тайваня, что укрепит Китай в его усилиях по контролю за островами. Соответственно, с точки зрения разведки, политики и стратегии, Вашингтон столкнулся с колоссальными давлением, вынуждающим его идти на крайние меры, чтобы исправить свое положение с помощью украинского кризиса.
Поэтому администрация Байдена сделала все возможное, чтобы лишить Россию даже подобия быстрой победы — будь то стремительный военный триумф или политическая капитуляция Киева. Вначале США стремились устранить раскол между своими союзниками по НАТО. Чтобы создать условия для более убедительной реализации угрозы сдерживания, на двухдневной конференции в Риге в ноябре – декабре 2021 года они раскрыли разведданные о том, что Россия наращивает военное присутствие. Но решимость Путина, видимо, только укрепилась. В начале 2022-го стало очевидно, что сдерживание наказанием неспособно снизить градус эскалации кризиса. И тогда Штаты активизировали усилия по сдерживанию отрицанием.
В январе 2022 года администрация Байдена сделала шаг вперед, чтобы предвосхитить военную операцию, которая еще не началась — но которой, тем не менее, она должна была быть готова противостоять. На активизацию США указывали три ключевых факта. Во-первых, американские чиновники стали публично прогнозировать вероятность военных действий как растущую. "Мое предположение — Путин введет войска, — заявил Байден 19 января. — Он должен что-то сделать". Изменение позиции было налицо. Прежде звучали заявления о том, что намерения Путина неизвестны или неоднозначны. Во-вторых, чтобы пресечь или подавить вероятность быстрой победы России в случае начала военных действий, США "включили" планы, основанные на отрицании. Наконец, стали появляться явные признаки раздувания угрозы в публичных обсуждениях, в которых умышленно преувеличивалось значение российской угрозы для Запада.
Эти изменения произошли, поскольку в том же месяце США готовились официально отклонить российскую дипломатическую инициативу. Россия, обозначая свое беспокойство ролью НАТО и продвижением блока на восток, представила в декабре 2021 года проект восстановления соглашения по безопасности с Западом, заключенного после окончания холодной войны. Однако в ответном письме предложение было объявлено, предельно откровенно, неудачным. "Изменений нет и не будет", — заявил 26 января госсекретарь Блинкен, коснувшись вопроса поддержки Штатами политики открытых дверей НАТО для потенциальных членов альянса, включая Украину.
"Слепое пятно" в американской разведке
Американское разведсообщество оказалось "на высоте" в медийном пространстве, предсказав начало операции. Но такая точка зрения в лучшем случае вводит в заблуждение, а в худшем — просто опасна. Это позволяло политикам цитировать руководителей разведки и, не опасаясь возражений, озвучивать данные и предупреждения. Более детальный взгляд на риторику администрации Байдена в преддверии конфликта может поставить под вопрос качество этой информации. Безусловно, отсутствие данных о готовящихся решениях в Кремле приводило к недостаточному пониманию намерений России. Таким образом, уверенность, выражаемая американскими лидерами, когда они стремятся максимизировать военные цели России, не обоснована и является превышением полномочий.
Необходима здоровая доза скептицизма по поводу правдивости и глубины данных американской разведки — или, по крайней мере, того, как политические элиты преподносят их общественности. Во-первых, учитывая действия Вашингтона и его риторику в течение кризиса, нет достоверных признаков того, что разведсообществу США действительно удавалось получить доступ к обсуждению целей, стратегии и намерений Москвы. Во-вторых, одиннадцатичасовой всплеск паники со стороны официальных лиц Вашингтона также был связан с усиленной информационной кампанией, целью которой было упредить и раздуть российскую угрозу, чтобы сдержать ее. Важно отметить, что свидетельства раздувания угрозы появились задолго до того момента, когда начали заявлять о неизбежности военной операции. Это затрудняет определение того, явился ли алармизм следствием новых данных разведки или проистекал из политических решений по усилению сдерживания путем отрицания. И, наконец, у американских политиков (и разведсообщества) были глубокие политические стимулы перестраховаться. После афганского фиаско неопределенность и недоступность Кремля, вероятно, могли быть стимулом к расширению разведывательных данных или политических деклараций, для придания некоторого правдоподобия худшему возможному сценарию. Таким образом, нет сомнений, что стремление не быть во второй раз застигнутым врасплох, привело к чрезмерности усилий.
Вопреки распространенным стереотипам, американское предупреждение об операции на Украине не обязательно было следствием того, что разведке были известны цели и намерения Кремля, и она выступила с предсказанием. В действительности только на последней неделе года, в течение которого нарастала эскалация, американские должностные лица начали высказывать некоторую умеренную определенность в том, что операция неизбежна, — продолжая при этом поиск дипломатических решений. Предостережения о неминуемости венного конфликта участились, когда кризис очевидно дошел до точки кипения. В Вашингтоне тревога усилилась после тяжелого сигнала Москвы, обнародовавшей ультиматум 17 декабря 2021 года — отказ принять условия последнего мог создать предлог для начала военных действий. Некоторые полагают, что простое выдвижение Кремлем требований указывало на уже принятое им решение о начале операции.
В публичных оценках Вашингтон стремился подстраховываться в анализе угрозы. Заявлялось о нарастающей вероятности военных действий, раздувался масштаб угрозы с целью поддержать текущие усилия по сдерживанию, и в то же время эти предостережения облекались в рассуждения о неопределенности планов и намерений Путина. Риторическое балансирование было призвано сохранить общественное восприятие американской надежности и достоверности — и неважно, как при этом развивались бы события. Если начинаются военные действия — воздается должное американской разведке за точность и достоверность информации и своевременные приготовления для противостояния угрозе. Если они не начинаются — хвала американской стратегии сдерживания и неусыпной бдительности по поводу намерений России.
До последних дней должностные лица в США раз за разом отмечали, что разведке не удается понять и раскрыть планы Путина. В течение кризиса, не говоря о годах, предшествовавших ему, разведсообщество США оказалось заложником критического "слепого пятна" по поводу намерений России. Оно признавалось в неспособности адекватно понять процесс принятия решений в недрах Кремля — это требовало доступа к Путину и внутреннему кругу лиц, обсуждавших и принимавших решения. Неопределенность вынуждала разведку США в значительной степени полагаться на расшифровку видимых военных шагов России и маневров российских ВС вдоль границы с Украиной. В действительности многие бывшие чины американской разведки выражали сомнение в том, что когда-либо вообще существовал доступ в недра Кремля, и полагали, что ее оценки основывались лишь на визуальных материалах и сигналах разведки о военных развертываниях, особенно в момент, когда окончательные приказы поступали вниз по цепочке командования.
На самом деле поверхностный взгляд на риторику американских лидеров перед военным конфликтом указывал на общий и неточный характер информации. В начале 2022 года Белый дом спрогнозировал начало военных действий в промежутке между серединой января и средними числами февраля. 11 февраля помощник президента по нацбезопасности Джейк Салливан заявлял, что американская разведка "твердо уверена" в "твердой возможности" того, что военная операция начнется до закрытия пекинских Олимпийских Игр, то есть до 20 февраля. Но он также добавил, что "мы не говорим о том, что…окончательное решение Путиным принято". Тем временем Байден в своем часовом звонке европейским лидерам заявил, что начало операции ожидается 16 февраля. И это, естественно, оказалось неточной информацией. "Путин выбрал вариант, когда можно действовать в предельно сжатый временной промежуток, — заявил в этот же день Блинкен, — ему остается только нажать на курок. Он может это сделать сегодня, может завтра, или через неделю". 17 февраля Байден заявил, что "есть все признаки" того, что Россия приготовилась "атаковать Украину в ближайшие несколько дней". "Я думаю, это случится", — добавил он. На следующий день он расширил временные рамки до "следующей недели", "следующих нескольких дней", но еще раз отметил, что еще не поздно и время дипломатии еще не ушло окончательно.
Эта скользкая конструкция прогнозов и предсказаний указывает на то, что оценки разведки грешили однообразием источников, на которые приходится полагаться. Говоря аналитическим языком, восприятие намерений Кремля основывалось исключительно на данных разведки, поскольку США не обладали доступом к процессам принятия решений внутри Кремля. Так, даже 17 февраля генсек НАТО Йенс Столтенберг посетовал на отсутствие доступа к внутреннему кругу Путина, заявив, что "мы знаем об их возможностях, но, конечно, не знаем точно их намерений, и поэтому остается только смотреть, что они собираются предпринять". Этого могло быть достаточно для оценки общих результатов и обеспечения системы раннего предупреждения о последних наземных приготовлениях к началу военной операции. Однако отсутствие прямого доступа к намерениям Москвы подрывало усилия по определению важнейших деталей — таких, как стратегия, военные планы и, в конце концов, политические цели.
Таким образом, американские предположения были сделаны, в основном, в контексте последнего размещения Россией своих военных объектов. В феврале Путин объявил о частичном отводе российских войск от украинской границы, но действительность указывала на отсутствие признаков такого отвода. "Мы пока не увидели никаких признаков деэскалации со стороны России, — заявил 15 февраля Столтенберг, — в течение последних нескольких недель и дней мы наблюдали обратное". Это указывало на близкое начало военной операции и, вероятно, заставило должностных лиц США действовать с опережением и повысить статус предостережений. 17 февраля Байден заявил, что вероятность начала операции "очень высока", потому что "они не только не отвели хоть какую-то часть своих сил от границы", а напротив, "нарастили их количество".
Еще одним признаком ограниченного и несбалансированного характера разведданных США была широта прогнозов относительно механизма начала операции. Оценки США, лишенных понятия о целях России и ее военной стратегии, сводились к определению наиболее правдоподобных сценариев. По сути, эти оценки проистекали лишь из данных о мобилизованном российском потенциале, расположении и составе подразделений.
Выступая с трибуны Белого дома, Салливан 11 февраля предположил, что операция может проводиться в разных формах", с "возможной линией наступления в виде стремительной атаки на Киев", вследствие чего русские "могут также решиться на продвижение в других частях Украины". 17 февраля Блинкен в речи на Совете Безопасности ООН допустил больше сценариев развития операции, но добавил при этом, что "мы не знаем точно, в какой форме начнется операция".
Конечно, американские политики, на индивидуальном уровне, также были заинтересованы в резкой корректировке оценок и защите своей репутации. Еще летом 2021 года отказ Блинкена от им же выдуманного гиперболического сценария — что захват талибаном* Афганистана произойдет до конца недели — оказался по иронии судьбы предcказанной реальностью. Теперь же желание использовать гиперболы претерпело разворот. Пытаясь хоть как-нибудь привлечь внимание ООН, он предупредил о возможной операции под "ложным флагом" — под предлогом террористической атаки территории России или якобы обнаружения массового захоронения, постановочной атаки дрона по гражданским лицам, либо фальшивой – или даже настоящей — атаки с использованием химического оружия. После этого российские лидеры якобы "театрально соберутся на чрезвычайные заседания", на которых будет дан зеленый свет началу операции. В ходе атаки "ракеты и бомбы будут падать по всей Украине, коммуникации будут уничтожаться, а кибератаки парализуют работу ключевых украинских учреждений", после чего военные начнут наступление "на ключевые объекты и цели, которые уже были определены и нанесены на карты в детальном плане операции".
Излишне говорить, что предупреждения оказались крайне неверными. Несмотря на то, что США рассматривали широкий спектр развития событий, они, за считанные дни до начала операции, "проспали" признание независимости Россией двух русскоговорящих регионов Донбасса. Это стало еще одним свидетельством отсутствия доступа Вашингтона к процессу принятия решений в Москве. Более того, прогнозы того, какой будет военная стратегия России, оказались настолько обобщенными, что военным экспертам они показались "зеркальным отображением" стратегии самих США перед их вторжением куда-либо.
Вариант одновременного нападения с трех сторон напрашивался: в конце концов, российские силы были сосредоточены на границах с севера, юга и востока Украины. Более того, просматривалась и линия наступления на Киев: Россия использовала территорию Белоруссии — всего в 140 милях езды до Киева — в качестве плацдарма сил тактического и быстрого развертывания. С другой стороны, если надежность американских разведданных так высока, как утверждали алармисты, то понятно, почему они не убедили европейских союзников, включая Украину. В действительности, 12 февраля украинский президент Владимир Зеленский все еще не доверял риторике, шедшей из Вашингтона. Он давал понять, что публичные заявления грешат преувеличениями по сравнению с данными совместной разведки, ссылаясь на то, что "слишком много информации в публичном пространстве" только возбуждает панические настроения внутри страны. Это расхождение — или информационная асимметрия — не результат привилегированного положения внутри западного альянса, а скорее следствие активных искажений информации, предпринимаемых одним из союзников.
*Организация находится под санкциями ООН за террористическую деятельность.
