Охотничий инстинкт победителей в холодной войне подсказывает кое-кому шаги по дальнейшему давлению на Москву
Ряд российских аналитиков заявляют о неоправданной, по их мнению, подозрительности разработчиков отечественных военных стратегий и доктрин к европейскому (евроатлантическому, натовскому) направлению в плане угроз и вызовов национальной и военной безопасности России. Вполне резонно отмечая, что у России сегодня, и тем более завтра, имеются и будут иметься иные многочисленные, старые и новые угрозы и вызовы, для предотвращения, парирования которых нужны соответствующее внимание и немалые оборонные ресурсы. Разберем, только ли по инерции, по своей ретроградности и неразворотливости российские «стратеги», гражданские и армейские, неизменно ставят угрозы и вызовы России со стороны НАТО в верхнюю часть списка. Каковы вообще реальные, а не придуманные и желаемые отношения РФ и НАТО в области безопасности?
От «войны моторов» к «мягкой силе»
НАТО – вовсе не такая уж апатично-миролюбивая, слабоуправляемая структура. Здесь есть разные страны с разными функциями и возможностями в блоке, с разными амбициями. Так, особое место занимают, в том числе по отношению к России, страны восточной и юго-восточной («новой») Европы, в недалеком прошлом члены ОВД или республики бывшего СССР. Сегодня блок НАТО активно достраивается, перестраивается, все больше ориентируется на выполнение глобальных функций и проведение военных операций за пределами традиционной зоны ответственности (насколько успешно – другой вопрос), работает над повышением экономической и политической эффективности своей деятельности. Идет подгонка блока под новые реалии, все большую роль в его деятельности играют ранее не свойственные ему невоенные функции в рамках концепции «мягкой силы». Гонка вооружений в НАТО отнюдь не прекратилась, она приобретает новые свойства и качество, уходит во все новые сферы.
Среди приоритетов – неконвенциональные вооружения; высокоточное оружие; дальнейшая милитаризация космоса; совершенствование систем управления, координации и разведки; повышение эффективности боевого взаимодействия; кибероружие; роботизация и т.д. Структура военных расходов НАТО претерпевает изменения. Растет «цена» человеческого фактора – стоимостная и функциональная. Даже в самых «простых» системах оружия запредельно высока доля электроники, информатики, всякого рода инноватики.
Мерить военную мощь блока НАТО сегодня (и тем более завтра) числом танков-пушек, еще и устаревающих, на смену которым приходят новые, меньше числом и намного выше по эффективности – достаточно наивно. Именно поэтому, а не из пацифистских соображений НАТО проводит серьезную ревизию своих вооружений, относящихся к эпохе «войны моторов». Важная особенность современной НАТО – все более активное налаживание партнерских отношений со странами за пределами блока и евроатлантической зоны для осуществления совместной военной и иной деятельности.
Подчеркнем, это не сводимо к «проискам» Запада, это вполне «естественное» поведение одного из ведущих акторов на международной арене в борьбе за построение нового мирового порядка по своим лекалам и в собственных интересах в многополюсном мире будущего (а он неизбежен), за обеспечение для себя и своих партнеров конкурентных глобальных преимуществ. Да, сегодня НАТО – глобальный блок, его воздействие на мировую ситуацию (и ситуацию в Северной Евразии, на постсоветском пространстве в том числе) значительно возрастает и определяется отнюдь не только чисто военной мощью.
Даже некоторые «поражения» НАТО – это зачастую попытка заполнения важных геополитических пространств, игра на опережение, пусть и с известными издержками. А вот резко возросшее информационное воздействие Запада на окружающий мир для продолжения процесса глобализации в новых условиях (включая применение всякого рода «флэшмоб-стратегий», «твиттерных революций», например, в Северной Африке) – это неоспоримый факт.
Запад промахнулся в своих ожиданиях глобального блицкрига после краха биполярного мира. Сегодня он пытается подойти к построению нового мирового порядка, разумеется, во главе с самим собой, по-другому, с использованием других дополнительных факторов, той же «мягкой силы». Происходит попытка установления благоприятного для Запада нового глобального порядка и через контролируемый «глобальный беспорядок», «глобальную хаотизацию». И эта политика куда изощреннее, опаснее и разрушительнее.
Таким образом, сегодня военная мощь – один, пусть и важнейший, компонент совокупной мощи блока НАТО, Запада, но не единственный. Если стратегических целей можно достичь с помощью той же «мягкой силы», без избыточного наличия и задействования танков-пушек, так чего же их НАТО не сокращать? Только это не знак безволия и пацифизма Запада, это в первую очередь трезвый расчет. Но значит ли это, что в эпоху асимметричного сдерживания Россия должна вести себя зеркально в отношении собственной военной мощи на западных рубежах, не подвергая при этом свою национальную безопасность эрозии?
Любителям цифр не стоит расслабляться
В отношениях НАТО и России прослеживаются самые разные вектора и тональности. С одной стороны, это курс на взаимодействие по многим международным вопросам, усиление партнерских отношений по афганскому транзиту, роль которого будет еще более возрастать в перспективе, в том числе по мере ухудшения ситуации на других маршрутах. С другой стороны, государства НАТО и Запад в целом пытаются настойчиво влиять на внешнюю и внутреннюю политику России, ее энергетическую политику, политику на постсоветском пространстве.
Какие бы ни произносились «добрые» слова, Запад вряд ли заинтересован в сильной, самостоятельной России – экономически, технологически, идеологически, в качестве даже регионального центра мощи в Северной Евразии. И мы не стали бы недооценивать разногласий между Россией и НАТО по ПРО: это как раз и есть настоящая проверка на прочность всякого рода «перезагрузок».
Интересы России (причем реальные, а не фантомные) могут быть подвергнуты серьезным испытаниям в условиях проходящих при ведущей роли Запада процессах глобализации, осложненных глобальным экономическим (и шире – системным) кризисом. Расширение НАТО на Восток отнюдь не закончено, лишь приостановлено в связи с иными проблемами как внутри НАТО и ЕС, так и в регионах, где НАТО участвует в «продвижении демократии».
Данный процесс будет безусловно связан с дальнейшей экспансией на постсоветское пространство, попытками ограничения роли России в Северной Евразии. Подчеркнем, что сегодня НАТО для России – это не только традиционный европейский рубеж и вдобавок обязательный «взгляд через полюс». НАТО легко обнаруживается в «мягком подбрюшье» России, это действительно глобальная структура с глобальными интересами, в том числе в отношении России, и самыми разнообразными формами деятельности.
Есть много других вопросов, ставящих под сомнение гармонию в отношениях России и НАТО. Например, что касается совместной борьбы с терроризмом: НАТО проводит здесь весьма избирательную политику множественных стандартов, если это необходимо для достижения определенных политических целей. Впрочем, в современном мире это обычное явление, когда партнерские отношения сопровождаются конкуренцией, даже противостоянием и противоборством. Тем более если все это обременено вполне определенным историческим наследием.
В целом же отношения России и НАТО не настолько безоблачны, чтобы в ситуации без полного доверия мы могли идти на серьезные взаимные или даже односторонние сокращения военной мощи. Более того, даже если ряд стран НАТО идут на глубокие – для них обоснованные – сокращения части своих ВС, России по очень многим причинам следует подходить к этому вопросу крайне аккуратно. Тем более что в случае чего 5-я статья Вашингтонского договора будет работать, как бы пренебрежительно ни отзывался о европейских партнерах Америки по НАТО бывший министр обороны США Роберт Гейтс.
Напомним любителям цифр, что суммарные военные расходы стран НАТО более чем в 20 раз превышают российские, а по наличию «мягкой силы» в совокупной мощи, надо полагать, Россия еще в куда большей степени уступает НАТО, чем в военном отношении, даже если присовокупить сюда все наши необъятные природные ресурсы.
А вообще-то в Брюсселе вряд ли хотят краха России, по крайней мере в обозримой перспективе. Этот геополитический вакуум пришлось бы заполнять в конкуренции с другими пассионарными силами – и это будет не пир победителей, а череда новых мировых войн. Но вот видеть Россию малоинициативной, комплиментарной для НАТО – почему нет? Охотничий инстинкт победителей в холодной войне подсказывает кое-кому шаги по дальнейшему давлению на Россию, в том числе на постсоветском пространстве. Только вот не ошибиться бы Западу: выталкивая отсюда Россию, он расчищает место в Северной Евразии, в первую очередь для Китая.
Вряд ли кто-то в НАТО всерьез думает, что Россия планирует военное вторжение в Европу, например, в целях геополитического реванша, тем более с учетом все большей «сколковизации» нашей внешней политики. Да, говорят, но сугубо для решения своих специфических задач, повышения своего статуса в блоке и партнерской значимости.
Точно так же натовские танки не рванут на Псков, Смоленск и Воронеж. Не те времена «войны моторов», и тут совершенно излишне заниматься детальной сравнительной калькуляцией боекомплектов, подлетных радиусов и прочей военной арифметикой («кто кого больше боится»). Это тоже важно, но для развязывания войны не имеет решающего значения. Не предвидится на российско-натовском рубеже блицкрига 1941 года, ни по Кремлеву, ни по Суворову, не будет и «поля под Прохоровкой». В конце концов для «окончательного» решения североевразийского вопроса (а заодно в этом случае и натовского) есть «внезапный глобальный удар» – и соответствующий ответ на него. Не будет «настоящей», «большой» войны, по крайней мере между Россией и НАТО, ни сегодня, ни завтра. Но только при соблюдении определенных условий.
Вооружения против гипнотизирующей силы
Несмотря на все разговоры (и реальные дела) об улучшении отношений Россия–НАТО, не надо стесняться говорить о том, что на сегодня фактор военной мощи – один из органичных, важных элементов общего комплекса этих отношений, не требующий ни выпячивания на первый план, ни демонизации. Он по-своему стабилизирует наши отношения, страхует от непредвиденных обстоятельств и невыверенных шагов.
Реально мыслящие политики, специалисты в области международной и национальной безопасности не могут этого не понимать. Не имей Россия хоть устаревающую, разбалансированную, но все же значительную военную мощь – события «08.08.08» закончились бы не с нынешним, а с иным результатом, в том числе и с не приемлемыми для России внешнеполитическими последствиями. Или давление на постсоветское пространство с помощью «мягкой силы», в том числе попытки ограничения на нем роли России, было бы куда более настойчивым.
Подчеркнем, что возможное лишение России ее геостратегического предполья – это куда серьезнее, чем просто ностальгирование по утрате канонических территорий. И вполне вероятно, что в том числе и благодаря все еще серьезной военной мощи для России всякого рода оранжевые революции и арабские весны на пространствах Северной Евразии в рамках глобальной стратегии управляемого хаоса пока не столь фатальны и разрушительны, как это хотелось бы их вдохновителям и симпатизантам.
В этом плане ряд российских военных политологов, на наш взгляд, делают серьезную системную ошибку в комплексной оценке отношений Россия–НАТО и роли – для России – военной мощи как фактора конструктивного взаимодействия. Слишком уж примелькался за прошедшие десятилетия этот военный компонент, его перестали замечать как важный и действенный фактор стабильности, для многих это всего лишь только тормоз успешных отношений с Западом. Отсюда – мысль о возможности, даже необходимости самого глубокого сокращения вооружений, в том числе для России, на европейском ТВД. Которые только мешают притоку в Россию капиталов, технологий, установлению безвизового обмена и т.д. Особенно когда на авансцену выходит «мягкая сила», отчасти гипнотизирующая, вводящая своим присутствием в заблуждение субъект воздействия.
Необходимо четко понимать, что просто элиминировать, убрать военную силу из отношений Россия–НАТО все равно не удастся, на данном этапе это только понизит уровень безопасности и стабильности и ничего не даст взамен. В идеале это возможно, но военный компонент должен быть заменен на что-то иное, действительно укрепляющее, позитивное взаимодействие и взаимное доверие. Причем это нельзя привнести вопреки реалиям.
Например, нужно большее, чем и так значительное на сегодня экономическое взаимодействие России и стран НАТО, нужна своего рода «химия доверия», а она не формируется в один день, в один год. В любом случае геополитический «зазор» между Россией и НАТО, Россией и Западом сохранится, его можно сократить, но ликвидировать невозможно никакими «мантрами». А разоруженческие подвижки без достаточной подготовки могут дать дополнительные стимулы и аргументы для старинных (многовековых) и новых претензий, обид, недовольств. Заметим, что позитивному изменению характера отношений Россия–НАТО никак не способствуют последние акции типа югославской или ливийской войн. Так что военная сила в качестве стабилизатора, успокоителя еще долго будет выступать на видных ролях в российско-натовских отношениях.
Мягкая стратегическая тирания
Оценивая угрозы безопасности, исходящие от того или иного участника отношений, прежде всего традиционно сравнивают военные потенциалы. А как быть в условиях, когда сама военная мощь все более «размыта», диверсифицирована по техническим и функциональным характеристикам, является продуктом «двойного назначения» (кибероружие, климатическое оружие и т.д.), когда все большую роль играет «мягкая сила»? Между тем «мягкая сила» располагает огромным набором средств и возможностей для реализации стратегических интересов – борьбы за ресурсы, влияние, внешнеполитическую ориентацию, умонастроения элит и народов. И еще много чего, что не может быть достигнуто, по крайней мере с приемлемыми издержками (финансовыми, политическими, военными), с использованием только грубой военной силы.
Среди инструментов мягкой силы, например, экономика, идеология, технологическая мощь, информация и информатика, дипломатические меры, «общественные контакты и права человека», культура («рок-н-ролл «утанцевал» Варшавский договор»). И многое другое, зачастую не подлежащее простому учету и даже идентификации. Между тем сегодня «мягкая сила» все более эффективно используется в качестве своего рода «стратегического тарана». Это, а также иные недружественные шаги невоенного свойства, например, скоординированные хакерские угрозы, вполне способны драматически влиять на состояние и уровень национальной безопасности. Военная мощь при этом играет роль своего рода фона, дополнительного аргумента на крайний случай.
Что делать, если одна из сторон (НАТО), освоившая в совершенстве технологию применения «мягкой силы» и обладая ею в изобилии, захочет запредельно избыточно использовать именно «мягкую силу» (а не танки-пушки-самолеты), стратегию ползучей экспансии на том же постсоветском пространстве, в том числе и в отношении самой России, ущемляя ее национальные интересы и подрывая ее национальную безопасность? Например, проецируя на Северную Евразию «оранжевые» сценарии, сея информационный хаос, прямо или косвенно потворствуя сепаратизму, расколу страны? А ведь отсюда, как показывает практика, совсем недалеко до объявления об «утрате законной властью легитимности», обоснования осуществления всякого рода «гуманитарных интервенций», миротворческих операций и т.д. (знакомые сценарии, не правда ли?).
Мы как-то привыкли к зеркальным, симметричным ответам: например, меры в области военной силы – как ответ на аналогичные меры оппонента. А что, если это слишком назойливая, разрушительная для национальной безопасности экспансия «мягкой силы» – и ей не может быть противопоставлена с должной эффективностью также «мягкая сила» как средство «мягкого» сдерживания? Здесь неизбежно встает вопрос об осуществлении асимметричного сдерживания, в том числе с использованием военной силы, его правомерности, параметрах и масштабах практического применения. Поскольку национальная безопасность носит сквозной, комплексный характер, то асимметричные подходы к ее обеспечению, асимметричное сдерживание – это не что-то из ряда вон выходящее за рамки общей международной практики.
Таким образом, на практике могут быть случаи, когда асимметричное сдерживание, в том числе с использованием военного компонента (в первую очередь в рамках его «косвенных», политических функций) не только вполне уместно, но и обязательно. И этой непровоцирующей военной мощью, без размахивания саблей, в минимально достаточном объеме России на западном направлении, безусловно, необходимо обладать. Злонамеренно использующий «мягкую силу» должен четко понимать, что он может получить ответ в виде непрямого или даже прямого использования военной мощи и ее производных (кстати, США уже заявили о том, что они не остановятся перед силовым решением в случае серьезной киберугрозы их национальной безопасности).
Наши партнеры-соперники должны иметь это в виду – и не вести дело к данному сценарию. Заметим, что фактически Россия уже проводит такую политику, и она приносит результаты. По крайней мере это должно быть внушительной памяткой некоторым странам НАТО – и не только им.
Исторический шанс для беспокойных
Мы с полным на то основанием говорим сегодня о позитивной стабильности в отношениях России и блока НАТО как целого. С одной стороны, НАТО «едина и неделима». Но одновременно (даже без учета проблемы «рыхлости» НАТО) есть интересы отдельных ее членов, которые готовы использовать это членство для решения своих собственных геополитических задач. Это так называемые беспокойные члены, у которых, например, есть свои счеты к России, и они не прочь использовать свой, как они полагают, «исторический шанс».
При этом (возьмем пример не входящей в НАТО, но очень стремящейся туда Грузии) они не гнушаются провокаций, авантюр, подмен и искажений фактов и действительности, всякого рода талантливых «спектаклей». В этом плане обратим внимание и на страны НАТО, на ближайших соседей России. Происходящие в мире изменения некоторые из них воспринимают как повод громко (в очередной раз) заявить о себе.
Например, как бы ни старалась Россия кардинально улучшить отношения с Польшей, набор проблем между нашими странами, копившийся столетиями, все же значителен и во многом останется таковым. И пусть Речь Посполитая не бредит сегодня идеей существования «от можа до можа», но уж по крайней мере она не хочет оставаться навсегда восточным рубежом НАТО (уж лучше Могилев и Харьков) и явно претендует на роль организующего субцентра силы в Восточной Европе, в том числе на постсоветском пространстве, причем с антироссийским акцентом.
«Своя игра» у Бухареста, готового служить форпостом НАТО в Западном Черноморье, что он способен сочетать с проведением амбициозной «великорумынской» политики в регионе. Внешние (на Большом Ближнем Востоке) и внутренние проблемы сегодня «заземляют» некоторые устремления Турции. Неясно политическое, а попутно геополитическое будущее этой страны, старающейся играть все более самостоятельную роль и, возможно, менее предсказуемую, чем ранее. По крайней мере никто не отменял время от времени «искрящие» пантюркистские или панисламистские настроения части правящих элит страны, а также постоянное пристальное внимание к региону Черноморского кольца, в том числе к его северной дуге.
На севере некоторые круги не входящей в НАТО, но все более «смелой» Финляндии все чаще вспоминают не только о территориальных проблемах в отношении России, но и о своих «особых» интересах в Арктическом регионе. А это путь к серьезному пересмотру всей геополитики и геоэкономики в Арктике, в том числе касающихся интересов России (но в еще большей степени интересов Норвегии). В Прибалтике вполне понимают – они сегодня не обожаемый «островок Запада» в СССР, не натура для съемок «фильмов про шпионов», а всего лишь периферия НАТО, ее «передовой рубеж» – и вовсю эксплуатируют хотя бы эту тему за неимением других.
Мантры противопоказаны
Может показаться, что в отношениях новых и ведущих стран НАТО складывается известная ситуация, когда хвост пытается вилять собакой. Новички активно зазывают к себе натовскую инфраструктуру и воинские контингенты, впрочем, как полагают некоторые аналитики, без должного ответного внимания. Но так ли уж противится этим приглашениям натовское «тулово», не есть ли это хорошо скоординированная и отрепетированная «игра в четыре руки», рассчитанная, если не на благожелательную, то на нейтральную реакцию Москвы?
Нет, в НАТО сложилась ситуация, отнюдь не похожая на сплошные разброд и шатания. Вне всякого сомнения, в итоге всю инфраструктуру, которую НАТО с консенсусным одобрением сочтет нужным иметь в странах Восточной и Юго-Восточной Европы (не забудем и Северную Европу), она иметь будет. Но никто и вправду, будучи в здравом уме, не станет массово сосредотачивать вдоль рубежей России откровенно провоцирующую военную мощь. В конце концов при отлаженной «игре вторым темпом» вовсе не обязательно всем толпиться у «сетки».
Сделаем некоторые выводы. Определенная озабоченность характером военной деятельности блока НАТО в той части, которая может касаться России, имеет под собой достаточные основания. И вполне уместны соответствующие меры со стороны России по обеспечению военной и национальной безопасности по отношению к НАТО, ее отдельным странам, программам, проводимым мероприятиям. Что, впрочем, по большому счету не является препятствием ни для углубления партнерства в формате Россия–НАТО в области безопасности, ни по всему кругу наших отношений в других сферах.
Более того, углубление всего комплекса отношений России и НАТО и шире – России и Запада в современной обстановке является настоятельно необходимым и безальтернативным. Это однако совершенно не значит, что России следует «разоружаться» на западном направлении, даже на взаимной с НАТО основе. Возможно – в будущем, но не сегодня, и не завтра. Провести инвентаризацию, рационализацию, выбраковку однозначно устаревшего и бесполезного оружия – другое дело.
Наша военная мощь «оставляет желать много лучшего», но она вполне действенна как средство превентивного сдерживания, в том числе асимметричного. Особенно для тех, кто в условиях глобального экономического кризиса, ощущения мнимой свободы от условностей поведения на международной арене, слишком понадеявшись на патронаж в любых условиях со стороны старших партнеров по НАТО – вдруг потеряет голову. Более того, разоруженческий зуд способен нарушить сложившийся баланс сил и интересов в Европе, подтолкнуть кого-то к искаженной оценке геополитической ситуации и своего в ней «достойного» места. Так что время для нового «братания на Эльбе» еще не наступило: ситуативное партнерство России и НАТО не переросло пока в собственно стратегическое.
И самое последнее. Нам вполне симпатична популярная сегодня в определенных кругах мысль, что между Россией и Западом нет никаких антагонистических идейных противоречий. А значит, чего нам подозревать друг друга в чем-то нехорошем, чего нам «не дружить» – безо всяких изъятий и ограничений. Но, во-первых, это поверхностное, скорее агитпроповское суждение. А во-вторых, идеология – лишь часть геополитики, последняя же весьма инерционна, преемственна во времени, во всех своих проявлениях, приятных и не очень. И ей действительно категорически противопоказаны всякого рода «мантры», от кого бы они ни исходили.
Сергей Юрьевич Казеннов - руководитель группы геополитики отдела стратегических исследований ИМЭМО РАН; Владимир Николаевич Кумачев - вице-президент Института национальной безопасности и стратегических исследований
