Киссинджер считает, что США находятся на грани войны с Россией и Китаем
Бывший госсекретарь США Генри Киссинджер предупредил о риске войны с Россией и Китаем. Это произошло из-за вопросов, которые Вашингтон частично создал, "не имея представления о том, чем это закончится или к чему может привести".
Бывший госсекретарь США только что выпустил свою новую книгу, посвященную вопросам лидерства, и он указывает на опасную нехватку стратегических целей во внешней политике Соединенных Штатов
Лора Секор (Laura Secor)
99-летний Генри Киссинджер только что выпустил свою 19-ю книгу, которая называется "Лидерство: шесть уроков по мировой стратегии" ("Leadership: Six Studies in World Strategy"). Она представляет собой анализ мышления и исторических достижений целого пантеона лидеров, пришедших к власти после окончания Второй мировой войны, – Конрада Аденауэра, Шарля де Голля, Ричарда Никсона, Анвара Садата, Ли Куана Ю и Маргарет Тэтчер.
В нашей беседе, которая проходила в его офисе на Манхеттене жарким июльским днем, Киссинджер рассказал мне, что в 1950-х годах, "еще до того, как я пришел в политику, я планировал написать книгу о том, как страны заключали мир и начинали войны в XIX веке, начиная с Венского конгресса. Получилось так, что примерно треть той книги была посвящена Бисмарку, и она должна была закончиться началом Первой мировой войны". По словам Киссинджера, новая книга – "это своего рода продолжение. Это не просто размышления о современности".
Как сказал бывший госсекретарь и советник по вопросам национальной безопасности, все шесть исторических деятелей, изображенных в книге "Лидерство", сформировались под воздействием того, что Киссинджер именует "второй тридцатилетней войной" – периодом времени с 1914 по 1945 год, – и они внесли весомый вклад в то, каким стал мир после них. В общем и целом, с точки зрения Киссинджера, существует два архетипа лидерских качеств – дальновидный прагматизм государственного деятеля и провидческая смелость пророка.
Когда я спросила его, может ли он назвать какого-нибудь современного лидера, который обладал бы таким набором качеств, он ответил отрицательно: "Нет. Я бы сделал оговорку, что, хотя в де Голле было такое осознание себя, в случае с Никсоном, возможно, Садатом и даже Аденауэром мы не видим этого на ранних этапах. С другой стороны, ни один из них изначально не был искусным тактиком. Всем им приходилось осваивать искусство тактики, тем не менее, когда они вступали в должность, у них было ощущение цели".
В беседах с Киссинджером слово "цель" звучит постоянно, – с его точки зрения, это характерная черта пророка. Но помимо слова "цель" можно часто услышать слово "равновесие", которое является главной заботой государственного деятеля. Начиная с 1950-х годов, когда Киссинджер еще был гарвардским ученым, писавшим работу о ядерной стратегии, он уже рассматривал дипломатию как инструмент сохранения равновесия между крупными державами, над которыми нависла тень возможной ядерной катастрофы. Апокалиптический потенциал современных военных технологий, с его точки зрения, делает сохранение равновесия между враждебными державами – каким бы неудобным оно ни казалось – важнейшим императивом международных отношений.
"Я считаю, что в равновесии присутствуют два компонента, – объяснил Киссинджер. – Некоторый баланс с признанием легитимности порой противоположных ценностей. Потому что, если вы убеждены, что финальный результат ваших усилий должен сводиться к насаждению ваших собственных ценностей, тогда, с моей точки зрения, равновесие невозможно. То есть первый уровень – это своего рода абсолютное равновесие". Второй уровень – "это равновесие в поведении, то есть соблюдение ограничений в том, как вы применяете ваши силы, средства и влияние для достижения абсолютного равновесия". Чтобы достичь и того, и другого, по словам Киссинджера, требуется "настоящее мастерство". "Не часто можно увидеть, что тот или иной государственный деятель сознательно старается этого добиться, потому что есть масса возможностей расширить власть и влияние, не спровоцировав катастрофу, и поэтому страны никогда не чувствовали, что они обязаны это делать".
Тем не менее, Киссинджер признал, что, хотя равновесие крайне важно, оно не должно становиться самоцелью. "Бывают ситуации, когда сосуществование попросту невозможно, – отметил он. – К примеру, с Гитлером. С Гитлером было бесполезно обсуждать равновесие, хотя я питаю некоторую симпатию к Чемберлену, если он полагал, что ему необходимо было выиграть немного времени перед столкновением, которое, как он понимал, было неизбежным".
В книге "Лидерство" присутствует намек на то, что Киссинджер все же надеется, что современные американские государственные деятели смогут усвоить уроки своих предшественников. "Я считаю, что сегодня у нас большие проблемы с определением направления движения, – сказал Киссинджер. – Мы слишком сильно поддаемся эмоциям текущего момента". Американцы противятся тому, чтобы отделить идею дипломатии от идеи "личных взаимоотношений с противником". Как правило они воспринимают переговоры в миссионерском, а не в психологическом ключе, стремясь переделать или осудить своих собеседников, вместо того чтобы проникнуть в ход их мыслей.
По мнению Киссинджера, сегодня мир находится на грани опасной утраты равновесия. "Мы находимся на грани войны с Россией и Китаем из-за проблем, которые мы частично сами создали, и мы не имеем никакого представления о том, чем это закончится или к чему это должно привести", – сказал он. Могут ли Соединенные Штаты управляться с этими двумя противниками, выстроив с ними отношения так, как это было сделано в годы администрации Никсона? Киссинджер не сумел предложить простого рецепта. "Сейчас уже нельзя сказать, что мы разобщим их и настроим друг против друга. Все, что сейчас можно сделать, – не нагнетать напряженность и создавать варианты, а для этого необходима какая-то основополагающая цель".
Что касается Тайваня, Киссинджер беспокоится, что Соединенные Штаты и Китай движутся к кризису, и он призывает Вашингтон проявить твердость. "Политика, которую проводили обе стороны, позволила Тайваню превратиться в автономное демократическое образование и способствовала сохранению мира между Китаем и Соединенными Штатами на протяжении 50 лет, – сказал Киссинджер. – Поэтому необходимо соблюдать большую осторожность в выборе мер, которые могут поколебать базовую структуру".
Ранее в этом году Киссинджер навлек на себя массу критики, отметив, что кризис на Украине, возможно, стал следствием неосторожной политики Соединенных Штатов и НАТО. Бывший госсекретарь не видит иного выхода, кроме как серьезно отнестись к беспокойству Владимира Путина по поводу национальной безопасности России, и считает, что со стороны НАТО было ошибкой пообещать Украине, что в конце концов она станет членом альянса. "Я считал, что Польша – и все традиционные западные страны, которые были частью западной истории, – это логичные члены НАТО", – пояснил он. Но Украина, с его точки зрения, представляет собой скопление территорий, которые в прошлом принадлежали России, которые русские считают своими, хотя "некоторые украинцы" так не считают. Если бы Украина превратилась в буфер между Россией и Западом, это способствовало бы стабильности: "Я выступал в поддержку полной независимости Украины, но я считал, что лучшая роль для нее – нечто вроде Финляндии".
Тем не менее, по словам Киссинджера, сейчас жребий уже брошен. После всего того, что случилось на Украине, "я считаю, что так или иначе, официально или нет, к Украине после этого нужно относиться как к члену НАТО". Однако он полагает, что по итогам компромиссного соглашения России удастся сохранить все те территории, которые она захватила еще в 2014 году, включая Крым и часть Донбасса, хотя он не смог ответить на вопрос о том, чем такое соглашение будет отличаться от договора, который не помог стабилизировать конфликт восемь лет назад.
Моральные притязания, выдвигаемые демократией и независимостью Украины, – с 2014 года подавляющее большинство украинцев поддерживали вступление страны в Евросоюз и НАТО, – и участь ее жителей, оказавшихся на российских территориях, плохо вписываются в предлагаемую Киссинджером канву искусства управления государством. Если считать величайшим благом недопущение ядерной войны, тогда что остается делать маленьким государствам, чья единственная роль в глобальном равновесии – быть пешками в руках более крупных держав?
"Как примирить наш военный потенциал с нашими стратегическими целями и как соотнести их с нашими моральными целями, остается нерешенной проблемой", – ответил Киссинджер.
Оглядываясь на свою долгую и порой сложную карьеру, Киссинджер, однако, не демонстрирует склонности к самокритике. На вопрос, сожалеет ли он о чем-то таком, что он сделал за годы работы в политике, он ответил так: "С манипулятивной точки зрения, мне следовало бы заучить какой-нибудь хороший ответ на этот вопрос, потому что его мне задают постоянно". Однако, хотя он может перечислить некоторые несущественные тактические моменты, в целом, по его словам, "я не мучаю себя мыслями о том, в каких вопросах мы могли бы поступить иначе".
