Западные СМИ бьют тревогу: Китай негласно приступил к строительству своей второй зарубежной военной базы, на сей раз – в Камбодже. Это справедливо трактуется в США как вызов, проблема в том, что это вызов не только для США. Новая база подразумевает новые риски и для самого Китая, и для российских интересов в регионе.
Свою первую зарубежную военно-морскую базу Китай купил в супермаркете военно-морских баз – в Джибути. У французов в этом африканском государстве четыре базы, у американцев две, у японцев и итальянцев по одной. Также имеется ограниченное немецкое и испанское военное присутствие, а с прицелом на будущее ведутся переговоры с потенциальными клиентами: Саудовской Аравией, Турцией, Индией, даже Россией.
Крохотная, пустынная, отсталая, коррумпированная страна по полной использует свое единственное, но важное преимущество – географию. Севернее от ее побережья – Красное море, по которому из Средиземного попадают в Суэц, южнее – Аравийское, вход в Индийский океан. В плане передвижения торговых и прочих судов там всегда пробки 9 баллов. Это одна из важнейших артерий человечества, уязвимая благодаря близости Сомали с ее пиратами.
Поэтому французы дали Джибути независимость позднее, чем прочим своим колониям, – во второй половине 1970-х. Теперь им приходится тесниться там все больше, и с учетом того, что называют "обострением геополитической обстановки в мире", когда-нибудь все это изобилие сдетонирует. Но пока что эксперимент работает: Джибути – единственное место в мире, где относительно спокойно сосуществуют американские и китайские военные.
Теперь, если верить газете The Washington Post, начато строительство второй китайской военной базы за границами КНР – в Камбодже. Указано, что она является "стратегически важной целью Китая", который рассматривает этот регион "как законную и историческую сферу влияния", во что верится уже просто по определению.
Историческое влияние китайцев конкретно на Камбоджу можно считать определяющим. Так было в седой древности, так было в XX веке. Причем если коммунистический Китай патронировал красных кхмеров и Пол Пота, то "Гоминдан" Чан Кайши на Тайване – их противника Лон Нола (человека тоже жестокого и неприятного, но, конечно, и не настолько кровожадного, как Пол Пот).
Даже когда режим кхмеров пал, Камбоджу лихорадило еще десять лет. Она стала первой в числе покупок возрождающейся Поднебесной – ее взяли по дешевке, когда на страну было страшно смотреть. Пекин использовал урегулирование камбоджийского кризиса для возвращения на большую политическую арену так же, как объединившаяся Германия – распад Югославии. А после, инвестициями как в Камбоджу в целом, так в и ее политиков, "закрыл сделку".
Товарищ председатель Си Цзиньпин может делать в этой стране что хочет, а не только военно-морскую базу. Что, впрочем, не отменяет рисков того, что сдетонирует в этом регионе гораздо раньше, чем в Джибути.
Экспансия Китая в Южно-Китайском море, противостояние Пекина и Вашингтона, фактор Японии, Южной Кореи, Австралии – все это было, есть и будет. Но в данном случае нужно учитывать два дополнительных обстоятельства, одно из которых косвенно затрагивает Россию.
Первое – не нужно считать, что отношение камбоджийских элит к Китаю и отношение камбоджийцев к Китаю – это одно и то же. У многих как простых, так и не очень простых (в смысле – у интеллигентского сословия) кхмеров отношение сложное, и в этой сложности многое сплелось.
Например, восприятие китайцев как народа-колониалиста, помноженное на кхмерскую ксенофобию. Но главное – это поддержка КПК режима Пол Пота, по самым смелым оценкам отправившего на тот свет треть своих граждан всего за четыре года.
Американцы красных кхмеров тоже, кстати, поддерживали, в том числе и поставками оружия в 1980-х – в период гражданской войны. Разумеется, негласно и даже небесплатно (за алмазы), но для камбоджийцев это секретом не является. А с учетом того, что оппозиция ассоциирует Китай с местными и обрыдшими властями, нельзя сказать, что закрепление Китая в Камбодже – это, как говорится, "конец истории". Возможно, только ее начало.
По крайней мере, было бы странно, если бы американцы не воспользовались этим обстоятельством и не начали "раскачивать камбоджийскую лодку" ради "победы демократии над коррумпированным режимом". Всё это мы видели на Украине.
Второй фактор – Вьетнам. Союзник России, но враг как Китая, так и Камбоджи, чьи судьбы наиболее ярко переплелись как раз при Пол Поте.
Отношение красных кхмеров к вьетнамцам, если перевести их "на европейские деньги", это отношение немцев к евреям в первой половине XX века. Почитая себя предками всех народов Индокитая, коренное население Камбоджи видело во вьетнамцах "паразитов". Присущий коммунистам интернационализм на Пол Поте в этом смысле никак не сказался, а у его супруги и боевого товарища Кхиеу Поннари на почве ненависти к соседям даже развилась шизофрения (именно в медицинском смысле).
В качестве цели на скорое будущее руководство "Ангка" – партии красных кхмеров ставило захват Вьетнама по формуле "один к тридцати", где "один" – это погибший в бою кхмер-солдат, а "тридцать" – количество убитых им вьетнамцев. А шли к этой цели тем образом, что совершали набеги на территорию соседей, вырезая под корень местное население (так, в деревне Батюк были убиты более трех тысяч человек, спаслись двое).
Поэтому именно вьетнамские войска свергли Пол Пота. Лидеру коммунистов Севера, товарищу Хо Ши Мину тогда удалось то, на что немногие решаются, – война на два фронта: южновьетнамский Сайгон пал всего через две недели после кампучийского Пномпеня.
Такое усиление традиционного соперника (пусть даже в статусе "коммунистического товарища, попавшего под зловредное влияние СССР") сильно не понравилось китайцам – и они напали на Вьетнам. Война продолжалась месяц, после чего Пекин заявил о своей победе и вывел войска, но в реальности своих целей не добился – при приблизительно равном счете по потерям не смог ослабить вьетнамскую армию из-за ставки правительства на ополчение.
Как и гражданская война в Камбодже, китайско-вьетнамские приграничные столкновения возобновлялись на протяжении еще десяти лет. У стран до сих пор есть территориальные претензии друг к другу на суше и на море.
В случае Камбоджи формально все претензии урегулированы – но только формально. Когда слово берет камбоджийская улица, это легко перетекает в антивьетнамские погромы.
Другими словами, предоставление кхмерами территории под военную базу КНР воспринимается в Ханое примерно так же, как в Москве воспринимают расширение НАТО и строительство антлантистами военной инфраструктуры вблизи своих границ. Во вьетнамском случае это может ускорить процесс, который идет уже несколько лет, – процесс политического сближения с США.
Конечно, руководству Вьетнама было бы психологически комфортнее опереться на Россию, но в сложившихся условиях оно может рассчитывать только на нейтралитет. Российские дипломаты и без того делают невозможное, чтобы многовековая китайско-вьетнамская вражда не сказывалась на отношениях Москвы с обеими странами, воспринимаемыми ею как союзные.
Но перед клубком азиатских противоречий российские дипломаты не всесильны.
Тревожный звоночек: согласно исследованию фонда Alliance of Democracies, к России благожелательно настроены 46% вьетнамцев. Это много – но это слишком мало, когда речь идет о традиционно дружественном Вьетнаме. Даже в Пакистане, с которым мы традиционно враждовали, теперь относятся к РФ чуть лучше.
Растущий страх Вьетнама перед Китаем и хроническое недоверие к Камбодже – это "окно возможностей" для американской внешней политики, которое теперь приоткрылось еще сильнее. Чтобы американцы в это "окно" не попытались влезть, должно случиться нечто экстраординарное. А та самая "новая геополитическая реальность" такова, что экстраординарное в ней тоже случается, будь то военный конфликт России и Украины или историческое примирение Вьетнама и США.
Дмитрий Бавырин