Формированием космической политики страны должны заниматься политики, а не ученые
В августе этого года глава Роскосмоса Владимир Поповкин сделал заявление, которое говорило о возможном начале кардинального пересмотра российской космической деятельности. Он отметил, что в настоящее время отправлять людей на орбиту уже бессмысленно, ибо никаких значительных задач для работы в «ближнем космосе» (пространство, заключенное между Землей и лунной орбитой) уже не осталось. Пилотируемая космонавтика полезна лишь в том случае, подчеркнул Владимир Поповкин, если от нее будут видны результаты.
Это была правильная оценка как современной эффективности околоземных полетов, так и тех причин, по которым человеку следует продолжать свое присутствие за пределами Земли. Пилотируемая космонавтика (которая является основой российской космической программы) может окупиться лишь в случае решения трех задач.
Первая — стимулировать развитие научно-технических отраслей, задействованных в реализации пилотируемых проектов. Под этим понимается, с одной стороны, получение новых знаний о Вселенной, а с другой — создание инновационных технологий, необходимых для получения данных знаний.
Вторая задача — вызывать и усиливать уважение граждан к своей стране (что особенно важно в условиях современной России). Третья — поднимать авторитет и престиж государства. Но чтобы данные условия были соблюдены, необходимо поставить перед пилотируемой космонавтикой принципиально новые цели, стремление достичь которых стало бы «вызовом», брошенным ученым, инженерам и конструкторам страны. Именно работа над достойными ответами на эти «вызовы» приведет, с одной стороны, к подъему науки и техники государства, а с другой — продемонстрирует его технологическую мощь.
Очевидно, что длительные полеты пилотируемых комплексов вокруг Земли, оправданные с научно-технической точки зрения в прошлом веке, в нынешнем превратились в бесконечный «бег на месте». Бессмысленность продолжения околоземной «карусели» после расчетного окончания эксплуатации МКС в 2020 году подтверждается и таким фактом. Ни США, ни другие участники программы международной станции, обладающие неизмеримо меньшим опытом длительных пилотируемых полетов, чем Россия, не намерены более строить никаких обитаемых комплексов в «ближнем космосе», а сразу перейти (по крайней мере США) к освоению космоса «дальнего».
Лунный «камень преткновения»
Выступая 7 октября в Госдуме, Владимир Поповкин сделал заявление, дававшее основание предположить, что его ведомство также решило сосредоточиться на освоении «дальнего космоса». Он сообщил о закрытии программы создания ракеты-носителя «Русь-М», которая готовилась для нового околоземного корабля — преемника 44-летнего «Союза». Действительно, в качестве «трапа» для доставки людей и грузов на борт собираемого в околоземном пространстве пилотируемого комплекса для «дальнего космоса» вполне можно использовать старые, но надежные «Союзы» и «Прогрессы».
Однако второе заявление заставило усомниться в понимании главой Роскосмоса целей и задач космонавтики, а главное, той роли, которую она призвана играть в жизни современной России. По его словам, в долгосрочной перспективе до 2050 года «приоритетом для исследования и освоения должна стать Луна. Пилотируемые полеты на Марс, астероиды — перспектива не близкая».
Луну необходимо продолжать изучать, используя автоматические аппараты, включая луноходы. Но зачем делать лунное направление приоритетным, особенно для пилотируемых экспедиций? Ведь это может затормозить на десятки лет развитие отечественной космонавтики, включая снижение ее стимулирующего воздействия на инновационное развитие России в целом.
Все, что сможет сделать наша страна в обозримом будущем по «освоению» Луны — это воспроизвести «аполлоновские» технологии 1960-х годов. Возражения типа «нужно пройти лунный этап, чтобы двигаться дальше» имеют под собой не больше оснований, чем предложение освоить производство античных многопалубных галер — триер и пентер (то, что Россия никогда не делала) прежде, чем перейти к строительству атомных ледоколов.
Наша страна технологически и экономически готова к тому, чтобы приступить к конкретной работе над подготовкой марсианской пилотируемой экспедиции. Стоимость ее первого облетно-орбитального этапа соизмерима со стоимостью олимпиады в Сочи и не превышает цены, которую придется заплатить за то, чтобы российский космонавт ступил на поверхность Луны. Но если Марс — это движение вперед, то Луна — назад.
Рассмотрим Луну и Марс с точки зрения трех вышеупомянутых задач, которые должна решать космонавтика. Экспедиции на Луну, безусловно, расширят и углубят знания о нашей «соседке» и, возможно, помогут проводить астрономические наблюдения с ее поверхности. Но при этом, как отмечалось, затормозят развитие российских технологий на уровне американских периода 1960-х годов. С политической же точки зрения «реинкарнация» «Аполлона» скорее продемонстрирует немощь российской науки и техники с учетом того, что в 1960-е годы СССР практически на равных соревновался с США в «лунной гонке». Это не добавит уважения к России ни внутри страны, ни за ее пределами.
Что же касается Марса, то экспедиция к нему — это не только получение новых знаний, в том числе, возможно, о том, как зародилась жизнь на Земле, но и создание принципиально новых технологий, что внесет существенный вклад в общую модернизацию отечественной промышленности. Это во многом поможет России занять лидирующие позиции в области науки и техники и, как следствие этого, поднимет авторитет и престиж государства.
Где скрывается «тормоз»
В свое время профессор Преображенский из «Собачьего сердца» сказал, что разруха в головах. Точно там же (а не в недостатке средств, выделяемых на космическую деятельность) находится и главный тормоз развития космической науки и техники России.
«Основную часть российской научно-технической элиты в сфере космонавтики отличает психология «вечно догоняющих» и «повторяющих пройденное». Данная особенность не позволяет этой элите «замахнуться» на реальное получение новых знаний и создание качественно новых технологий за пределами уже испытанной и опробованной сферы ее деятельности».
В конце 1970-х — начале 1980-х годов руководители «королевской» фирмы НПО «Энергия» продолжали «утрамбовывать» пилотируемыми станциями околоземное пространство вместо того чтобы нацелиться на Марс потому, что так для них, по словам профессора Леонида Горшкова, в прошлом одного из ведущих проектантов «Энергии», было «проще».
Еще совсем недавно представители космической отрасли пытались «зацепиться» за околоземную орбиту, внушая государству идею создания после МКС очередной околоземной станции под названием ОПСЭК (орбитального пилотируемого сборочно-экспериментального комплекса) — сооружения, необходимость постройки которого не доказана ни теоретическими расчетами, ни практическим опытом.
Точно так же представители академического сообщества пытаются внушить идею Луны как ориентира развития космической науки и техники России. Аргументы, которые они при этом используют для того, чтобы оправдать свои «арьергардные» планы на фоне «авангардных» планов США по исследованию и освоению космоса (напомним: 2025 г. — «репетиция» экспедиции к Марсу в виде полета к астероиду, а в середине 2030-х — пилотируемая миссия к Марсу), также ничего, кроме недоумения, вызвать не могут.
Так, один из ведущих российских ученых в области космоса заявил, что для американцев Марс всегда был традиционной целью. Он, видимо, забыл, что начиная с 1959 года и по наши дни 23 космических аппарата (КА) США работали на лунной орбите, на поверхности Луны или же совершали пролет мимо нее «по касательной», в то время как у СССР/ России подобных КА было только 21. Тот же ученый предложил создать на Луне «научные станции», которых «вахтовым методом» обслуживали бы прилетавшие туда космонавты. Однако даже для того, чтобы космонавт лишь на мгновенье коснулся ногой Луны и тут же улетел на Землю, придется создать полноценную программу, соизмеримую по цене и масштабам с «Аполлоном».
Опасность подобного «квазиаполлоновского» сценария состоит в том, что на Луне будет исчерпан морально-психологический ресурс общественной и политической поддержки нового шага в освоении космоса, что неизбежно отрицательно повлияет на финансирование космической программы (что, собственно, и произошло в Америке по завершению «Аполлона»). После этого в России в течение длительного времени будет сложно мобилизовать такого рода поддержку для осуществления подлинно инновационного космического проекта, как, например, полет к Марсу.
Призыв отправиться к Красной планете, минуя Луну (хотя российские инженеры и конструкторы доказали, что марсианские технологии можно использовать на Луне, а вот лунные на Марсе — нет), наверняка вызовет гневную отповедь у сторонников «лунной стратегии» российской космонавтики. «Разве можно браться за исследование Марса, не изучив должным образом ближайшее к нам небесное тело?» — спросят они. Но тогда будем последовательны до конца и отложим исследование Луны до того момента, пока досконально не изучим океанское дно, которое знаем ничуть не лучше, чем естественный спутник Земли.
В одном можно согласиться с вышеупомянутым российским ученым: сейчас во всем мире наблюдается второй этап интереса к Луне. Однако данный интерес проявляют в основном «новобранцы» в области космической деятельности, такие, как Индия, Япония и отчасти Китай. Для них Луна — это учебная площадка для отработки космических технологий. Таким образом, концентрируя свои главные усилия на Луне, Россия увеличивает свои шансы на возможную будущую кооперацию с этими «новобранцами», но уменьшает с таким опытным и традиционным для нее партнером, как Соединенные Штаты, сосредоточившемся на Марсе.
Мудрость Клемансо
«В свое время Жорж Клемансо, бывший премьер-министр Франции, сказал: «Война — слишком серьезное дело, чтобы поручать его генералам». Применив данное наблюдение к космической деятельности, можно сказать: «Освоение космоса — слишком серьезное дело, чтобы поручать его ученым».
Если бы представители академической науки определяли направления и формы этой деятельности, то человек никогда бы не ступил на поверхность Луны. Известно, что академическое сообщество США выступало сначала против продолжения полетов астронавтов после завершения первой пилотируемой программы НАСА «Меркурий» (краткосрочные полеты одноместных кораблей) по причине их «научной необоснованности», а после — против программы «Аполлон». Причем делало это настолько последовательно и открыто, что президент Джон Кеннеди был вынужден в 1963 году лично попросить некоторых из американских лауреатов Нобелевской премии поддержать данную программу.
Суть неприятия академиками пилотируемых полетов была выражена в словах британского физика Джона Кокрофта, с которыми он обратился к американцам в 1966 году: «Мы улыбаемся, глядя на ваши полеты по телевизору. Усилия, которые вы предпринимаете ради этого, являются извращением науки во имя соревнования с Советским Союзом».
Действительно, для подавляющего большинства представителей академической науки главное — это получение знаний о Вселенной, с чем вполне справляются КА, а полеты людей в космос — лишь дорогостоящие трюки, предпринимаемые во имя достижения политических целей. Правда, и здесь есть отличие между американскими и российскими учеными. Если первые все же поддерживают пилотируемую программу, то ставят перед ней в качестве цели Марс, а российские — Луну.
В СССР вопрос с поддержкой учеными пилотируемого исследования и освоения космоса решался проще не только из-за командно-административной системы в стране. В период расцвета советской космической программы Академию наук СССР возглавлял Мстислав Келдыш, ученый-государственник, который видел в космонавтике не только инструмент получения новых знаний, но и средство решения научно-технических и политических проблем страны. Увы, в современной академической среде России фигуры такого масштаба нет.
Определяя стратегические направления космической деятельности нужно руководствоваться не академическими преференциями ученых, а оценивать ее воздействие на широкий спектр науки и техники, поднятие авторитета и престижа страны, рост уважения граждан к своему государству. Никакие «повторения пройденного» эту триединую задачу не решат — только несомненное движение вперед. Поэтому предпочесть Луну Марсу в качестве ориентира развития российской космонавтики политически неправильно и противоречит государственным интересам России.
Ученые должны принимать самое активное участие в освоении космоса, но определять и формировать данный процесс должны не они, а политики, которые будут делать это с учетом решения наиболее актуальных политических, социальных и научнотехнических задач, стоящих перед государством.
Юрий Караш, член-корреспондент Российской академии космонавтики им. К.Э. Циолковского
