РОСНАНО была создана государством в 2007 году для развития в России совершенно новой отрасли — нанотехнолологической. К настоящему времени компания приняла решения об инвестициях в проекты с общим объемом более полутриллиона рублей, однако вопрос о том, можно ли с полным основанием называть Россию нанотехнологической державой, остается открытым. Своим взглядом на положение дел в РОСНАНО и инновационной экономике в целом с «Интерфаксом» поделился гендиректор компании Анатолий Чубайс.
— РОСНАНО к настоящему времени уже приняла решения об инвестициях в проекты общим объемом более 530 млрд рублей. Можно ли сегодня говорить об уверенном становлении наноиндустрии в России?
— И да, и нет. Наших средств, то есть, по сути, государственных, внутри этих 500 млрд рублей меньше, чем частных. Этот факт для меня очень важен, он доказывает, что частный бизнес готов идти с нами в такого рода проекты.
Вместе с тем, у нас есть главная целевая задача — к 2015 году объем продукции компаний с нашим участием должен достичь 300 млрд рублей, независимых от нас — 600 млрд рублей. За 300 млрд рублей мы продолжаем бороться, эта задача непростая, но достижимая с учетом уже сделанных инвестиций. 600 млрд рублей — задача гораздо более сложная. Мы не инвестируем в эти компании. Мы должны создать условия, среду, предпосылки, атмосферу, наконец, для того, чтобы они стали возникать. Мы пока в процессе формирования всех этих факторов.
— Как Вы оцениваете сегодняшнее состояние инвестиционного климата и законодательства в России, насколько они способствуют появлению и становлению инновационных высокотехнологичных компаний, видите ли Вы изменения к лучшему в этих сферах?
— Во-первых, надо отметить очень позитивную макроэкономическую динамику. Можно ожидать, что в этом году инфляция в РФ будет ниже 7%, это, если называть вещи своими именами, просто фантастический успех. Он, прежде всего, связан с двумя именами: (экс-министр финансов — ИФ) Алексей Кудрин и (глава ЦБ — ИФ) Сергей Игнатьев. На самом деле это многолетняя, тяжелейшая, часто связанная с жесточайшим сопротивлением профессиональная работа, которая для всей, в том числе, инновационной экономики, очевидный позитивный импульс.
С другой стороны, российская экономика продолжает оставаться сверхвысокомонополизированной, коррумпированной — это все факторы, которые, конечно же, работают против, ухудшают климат, поэтому ситуация противоречивая.
К этим двум факторам надо прибавить еще один. Раз уж мы говорим про инновационную экономику, надо также откровенно говорить, что произошло за последние четыре года: с точки зрения условий для появления инновационных бизнесов, ситуация изменяется разительно. Какими бы ни были молодыми наши институты развития — это живое, реальное дело. В инновационные компании государством инвестируются сотни миллиардов рублей и через нас, и через «Сколково», и через РВК, и через фонд Бортника. Уже возникает взаимодействие между этими институтами в виде инновационного лифта, когда проект, поддержанный на раннем этапе фондом Бортника, потом попадает в венчурные фонды РВК, затем — к РОСНАНО. Взаимосвязи между нами — это прорастающие зерна, посаженные государством правильно. Мне кажется, сегодня это существенно улучшает возможности для инновационного бизнеса по сравнению с ситуацией трех-четырехлетней давности.
— Ваша работа по совершенствованию российского законодательства, трансформации его в более благоприятное и создание «зеленого коридора» для инновационных компаний пока что буксует. Есть мнение, что существует лобби юристов старой школы, которые не хотят изменений в законодательстве. На Ваш взгляд, какие основные препятствия на этом пути?
— Все-таки нужно начать с того, что удалось сделать. Мы в рамках этой работы готовили поправки в таможенное законодательство, законодательство об экспортном контроле и законодательство о валютном контроле. Несмотря на то, что таможенное регулирование ушло на надсуверенный уровень, прошло примерно 70% поправок, которые мы готовили.
Плохо другое, и это меня, честно говоря, злит и расстраивает. Происходит то, чего я изначально боялся — улучшения в законодательстве есть, а в реальной жизни нет. Приведу пример: на очередном этапе совершенствования таможенного законодательства было ужесточено требование к продолжительности прохождения товарами таможенного контроля — его сократили до 12 часов. С гордостью были приняты соответствующие поправки, о них радостно доложили депутаты, а что произошло в реальной жизни — заявки на таможне не регистрируют неделею или две недели. Эту проблему нельзя решить «в лоб», у нас есть некоторые мысли, как к ней подбираться, но, пока она не реализована, я не хотел бы хвастаться.
Чтобы было не так грустно, могу сказать, что точно такие же проблемы есть за рубежом. Например, мы в настоящее время ведем активную борьбу со спецслужбами США, которые создали систему контроля над импортом товаров двойного назначения. У наших проектных компаний есть hi-tech продукты, которые поставляются в США. Уровень бюрократизма там высокий, задержки в процессе оформления — ужасные, а последствия, с точки зрения влияния на конкурентоспособность российских товаров — очевидные. Я с этим вопросом при первой же возможности обратился к вице-президенту США Джозефу Байдену, затем мы специально собирались в американском посольстве и продолжаем эту работу. Мы рано или поздно заставим нас услышать.
— Насколько серьезно вы относитесь к прогнозам наступления второй волны экономического кризиса, какие угрозы видите для наноиндустрии? Будет ли в этой связи РОСНАНО ужесточать требования к своим проектным компаниям?
— Мы обсуждаем повышение планки по IRR (internal rate of return, внутренняя норма доходности) и изменение требований по соотношению собственных и привлеченных средств в сторону увеличения последних. Эти решения пока не оформлены. Но задним числом мы ни в коем случае ничего менять не будет. Речь идет о предложениях по потенциальным новым проектам.
Конечно же, наша базовая миссия — создание наноиндустрии — никуда не денется, и спрашивают с нас именно за это. Вместе с тем, у нас есть масштабная кредитная поддержка государства, а кредиты надо возвращать. И у них есть неприятное свойство — они платные, проценты нужно выплачивать. Мы обязаны выстроить бизнес так, чтобы появился источник для этого расчета. Значит, мы должны выбирать проекты максимально эффективные и интересные.
Подкрепляет эту позицию не только возможный кризис, который, конечно, нельзя не учитывать, но и то, что у нас не происходит исчерпания проектов. Высказывались мнения, что вменяемых нано-проектов для инвестирования не хватает, но это не так. Это не так по российским проектам, западным проектам, трансферу технологий. Мы недавно подписали соглашения с EADS, Daewoo International — это компании мирового класса. Проекты есть и будут, надо просто пожестче отбирать и работать с ними профессионально.
— У руководства РОСНАНО есть идея продать миноритарный пакет акций компании инвесторам. Ведутся ли сейчас переговоры с потенциальными «стратегами»?
— Это уже не идея — есть соответствующие решения президента и правительства, официальное поручение. Надеюсь, что в ближайшее время выйдет постановление правительства, оно находится в завершающей стадии разработки.
В 2012 году 10% акций РОСНАНО должно быть продано инвесторам. Конечно, на этой стадии говорить об IPO было бы принципиально неправильно, а говорить о private placement — очень правильно. Это означает выбор правильных стратегических инвесторов.
Представление о том, кто они, у нас, конечно же, есть. Мы провели серию переговоров с очень серьезными и крупными инвесторами — как зарубежными, по крайней мере, с двумя авторитетнейшими международными финансовыми структурами, так и с российскими. Я сейчас не готов раскрывать имена, но требования, которые мы к ним предъявляем, я готов описать. Прежде всего, это репутация и бизнес-профиль. В нашем случае точно не нужны деньги любой ценой, требуется структура, название которой говорит само за себя. Также хотелось бы удержать баланс, и подтянуть и российских, и кого-то из крупнейших международных инвесторов. Мы как раз над этим работаем. Есть еще один баланс — частные и государственные структуры в качестве инвесторов. Мне кажется, правильно и то, и другое, но самое главное — не потерять частную структуру. В целом, могу сказать, что продажу 10%-ного пакета мы рассматриваем лишь как самый первый шаг. Было бы нелепо считать, что мы выстроим структуру 90 на 10 и будем счастливы. Мы собираемся продвигаться дальше. Инвесторы, которых мы привлечем на первом этапе, будут совладельцами РОСНАНО, будут предъявлять свои требования, контролировать нас, И это правильно — у РОСНАНО не очень конкурентная среда, надо завести себе злобного акционера, который будет смотреть за порядком в доме.
— Когда Вы разговариваете с потенциальными инвесторами, особенно западными, понимают ли они, что из себя представляет РОСНАНО, насколько оптимистично они смотрят на ваши перспективы? Все-таки, РОСНАНО — это холдинговая компания, владеющая миноритарными долями в большом количестве разношерстных активов…
— Мы очень необычный зверь, мы пытались найти аналога себе в мире — его нет. Реакция на нас оказалась труднопредсказуемой. Я проводил серию переговоров с инвесторами мирового класса и встречался с неожиданной порой реакцией. Те иностранные структуры, от которых я ожидал большей сдержанности и осторожности, откликнулись с энтузиазмом: «классная идея, мы готовы, соответствует мандату, давайте проводить due diligence». В то же время, разговаривая с некоторыми российскими структурами, я получил результат, совершенно противоположный тому, на который рассчитывал.
— Часть проектов, которые вы отвергли, входят в Сколково и благополучно там принимаются. Как Вы к этому относитесь?
— Очень положительно, здесь есть внутренняя логика. Проекты, с точки зрения их расположения в инновационном цикле, находятся на разных стадиях, начиная с самой ранней, когда даже юрлица нет, а есть сумасшедший профессор с группой студентов, которые придумали нечто захватывающее. Далее это продвигается до стадии, которая называется «крупные промышленные предприятия, вводимые в производство». От первого до второго — довольно длинный путь.
В первом случае речь идет не об инвестициях, а о грантах. Это безвозмездные деньги и совсем другие объемы — всего единицы или десятки миллионов рублей. Во втором случае: «Возьмите один миллиард и вводите ежеквартальный полномасштабный контроль бюджета, создаете казначейство, мы контролируем ваши счета, и не один рубль не проскочит мимо нашего внимания». Это совсем разные истории, мы во второй, а не в первой. Просто на старте, когда не было почти никого, мы стояли, как одинокий тополь на Плющихе рядом с РВК и фондом Бортника, и все соискатели кидались, кто куда может. В том числе, и благообразный профессор со всклокоченными студентами стучались к нам, и обижались, когда встречали отказ. Теперь им есть, куда идти — в Сколково. Мы сами очень часто рекомендуем Сколково поддержать тот или иной проект. Сегодня там уже реализуется три проекта, заявители которых изначально планировали сотрудничать с РОСНАНО, и еще 22 находятся в стадии оценки.
Мы все начинаем глубже понимать, что такое инновационная экосистема, как устроены ее разные части. Вот есть зайчик, он травку кушает, а вот тигренок — он хоть и симпатичный, но зайчика может легко съесть. Пищевая цепочка начинает выстраиваться, и очень хорошо, что часть наших проектов уходит в Сколково.
— Как развивается дочерняя компания РОСНАНО в США — Rusnano USA?
— Это скорее наш филиал, а не «дочка». Я с очень большим опасением относился к созданию таких подразделений, так как опасался их обюрокрачивания и превращения в консульский отдел. Но мне кажется, то, что мы сделали в Кремниевой долине, себя оправдывает. Я вижу «невидимый слой» — влияние Rusnano USA на наше взаимодействие с крупными фигурами в Кремниевой долине. Все равно долина — это 25–30 человек, которые глубоко знают друг друга, с очень серьезными этическими требованиями в сообществе. Для них очень важны неформальные вещи, там есть поговорка: «Пока в глаза не посмотрел, бизнес делать не буду». Это резко отличается от того, что происходит в традиционном бизнесе. Какой-нибудь техасский нефтяник — это совсем из другого мира.
Создание атмосферы доверия с бизнесменами Кремниевой долины — важнейшая часть стратегии выстраивания инновационного бизнеса. Эту задачу и помогает нам решать наша команда во главе с Дмитрием Ахановым (президент Rusnano USA — ИФ) на Западном побережье. Они не зарабатывают напрямую денег для РОСНАНО, но я считаю, что они делают очень важное дело.
— Много шума наделал проект по обеспечению российских школ электронными ридерами, разработанными британской «дочкой» РОСНАНО Plastic Logic. Было заявлено, что цена это устройства составит 12 тыс. рублей, что значительно превышает розничную цену традиционных ридеров. Означает ли это, что перспективная технология пока еще не готова к открытой рыночной конкуренции и нужно продавливать ее внедрение административным ресурсом?
— Любой мой ответ на этот вопрос будет заранее воспринят как тенденциозный, поэтому, чем меньше я буду приводить обоснований, тем лучше. В блогосфере есть набор людей, которые достаточно профессионально анализируют мир гаджетов. Мнению этих экспертов можно доверять. Получилось так, что мы на старте действительно не очень толково объяснили, что это за продукт, что такое Plastic Logic. Но после первой волны критики пошел разговор уже не на уровне: «Все вы козлы, пилите бюджетные бабки», а на чуть более серьезном. Эксперты сделали спокойные выводы: изделие принципиально новое, такого на рынке не существует. Второе: по некоторым параметрам оно не дотягивает. В том числе, нас ругают за монохромность, немножко «тормозной» пока еще интерфейс. Но по соотношению цена/качество устройство — лучшее в своем классе. Это независимое мнение, и я к нему присоединяюсь.
