Полвека назад был заключен один из важнейших международных договоров
В наступившем году мы отмечаем полувековой юбилей одного из важнейших геополитических событий XX столетия: подписание Договора об ограничении стратегических вооружений – знаменитого ОСВ-1. Я даже берусь утверждать, что этот документ – самый важный после Второй мировой, ставший, подобно прочному фундаменту, основой для следующих советско-американских соглашений и давший старт для непростого диалога именно равных партнеров.
Я не буду приводить в статье сам текст документа – он находится в открытом доступе. Мне же представляется не менее важной как предыстория ОСВ-1, так и связанные с его подписанием события, равно как и то, что последовало после. Все это представляет собой не только академический интерес.
Ибо почти полвека назад и в Вашингтоне, и в Москве продемонстрировали способность вести диалог и главное – договариваться, идти на компромиссы, разграничивать – если рассуждать прагматично – сферы влияния.
К сожалению, начиная с последнего десятилетия XX века Соединенные Штаты продолжают мыслить категориями однополярного мира, что подводит человечество к опасной черте. И мне думается тот бесценный опыт, нашедший выражение в том числе и в умении учитывать интересы оппонента и не переходить за пресловутые и столь часто упоминаемые в последнее время красные линии, как никогда, востребован и на современном этапе.
Выход на баланс
1969 год ассоциируется с полетом американцев на Луну. Он отчасти по праву оттенил события, может быть, не столь яркие с точки зрения большой геополитической игры, эстафету которой из рук начавших ее в сороковые годы XIX столетия на просторах Центральной Азии Великобритании и России приняли Соединенные Штаты и СССР.
Именно в упомянутый год президент Ричард Никсон выступил с заявлением, в значительной степени заложившим основу для последующего советско-американского равноправного диалога, продолжавшегося вплоть до горбачевской перестройки. С середины же восьмидесятых мы стали, без существенного нажима со стороны Соединенных Штатов и даже вызывая у их руководства некоторое удивление, быстро сдавать свои позиции на международной арене. Таковым оказалось «новое мышление».
Но на исходе шестидесятых ситуация складывалась совершенно иным образом: с нескрываемым сожалением тогдашний хозяин Овального кабинета констатировал достижение Советским Союзом военного паритета с США и главное – отметил, что это навсегда. Данный тезис Никсон подтвердил несколько патетической фразой: «После периода конфронтации мы вступаем в эру переговоров». Тогда, в начале семидесятых появляется термин «гарантированное ядерное уничтожение».
“Доктрине Шлезингера Советский Союз противопоставил доктрину маршала Николая Огаркова. Если в двух словах, то ее суть заключалась в сбалансированном развитии конвенциональной и ядерной составляющей Вооруженных сил”
Замечу, что склонность к диалогу Соединенные Штаты стали проявлять и раньше. Так, в еще в 1962 году, отвечая на вопрос о способности СССР нанести эффективный ответный ядерный удар, тогдашний министр обороны США Роберт Макнамара ответил: «Да, конечно. Когда обе стороны приобретут гарантированную способность второго удара, мы будем иметь более стабильный баланс страха».
Стабильный баланс страха – звучит-то как. В тот период все еще превосходство в СЯС оставалось на стороне США. Однако ситуация постепенно менялась: в середине шестидесятых американцы прочно увязли во Вьетнаме, а в Белый дом стала поступать тревожная информация о наращивании Советским Союзом числа МБР, да и наша дальняя авиация после принятия на вооружение стратегических бомбардировщиков 3М и Ту-95 делала американцев сговорчивее.
Паритет становился реальностью. Но даже после его достижения часть заокеанского политического и военного истеблишмента отнюдь не отказалась от идеи военного превосходства над СССР, сделав ставку на создание ракет с разделяющимися ядерными боеголовками индивидуального наведения – РГЧ ИН.
Соответствующие работы за океаном велись уже давно и как результат: в 1970-м на боевое дежурство в США были поставлены первые в мире твердотопливные МБР «Минитмен-III» и на следующий год БРПЛ «Посейдон» с дальностью стрельбы, превышающей 4600 километров. Плюс базы в Великобритании, Испании и Японии. Последнее укладывалось в некогда сформулированную адмиралом Альфредом Мэхеном концепцию морской мощи, представлявшую собой шаг к геополитическому доминированию США в мире. И «Минитмен-III» и «Посейдон» были оснащены разделяющимися боеголовками индивидуального наведения. У нас же МБР с РГЧ ИН стали на боевое дежурство только в 1975-м – МР УР-100.
Тем не менее достижение Советским Союзом паритета привело к кризису некогда разработанной в недрах Пентагона стратегии гибкого реагирования, в свое время сформулированной Макнамарой («Самый мудрый шеф Пентагона и его дебилы»). Ибо была поставлена под сомнение – пишет историк Алексей Фененко – способность Вашингтона влиять на политику СССР и предоставлять реалистические гарантии безопасности своим союзникам.
Правда, последние убедились в призрачности подобных гарантий еще в 1956-м, после провала англо-франко-израильской агрессии против Египта – операция «Мушкетер», под угрозой применения Советским Союзом атомного оружия. Тогда Соединенные Штаты дали ясно понять своим номинальным союзникам, что не станут развязывать ядерную войну ради сохранения дряхлых и оказавшихся на грани распада колониальных империй, территории которых Вашингтон был не прочь прибрать под свое влияние. Правда, здесь ему пришлось считаться с геополитическими интересами СССР в Азии и Африке.
Война в планах
Каким виделся американским военным планировщикам сценарий возможной войны против СССР с применением ядерного оружия?
По словам Фененко в 1970–1971 годах американское стратегическое планирование рассматривало нанесение различных ядерных ударов (по классификации Р. Макнамары) в трех ситуациях:
- СССР наносит контрценностный (по городам и промышленным объектам. – И. Х.) удар по США, Соединенные Штаты отвечают контрценностным ударом по СССР;
- СССР наносят первый контрсиловой удар (наносится в рамках обычной войны. – И. Х.) по СССР, Советский Союз отвечает контрценностным ударом по Соединенным Штатам;
- США наносят первый контрсиловой удар по СССР, Советский Союз отвечает контрценностным ударом по Соединенным Штатам, США отвечают контрценностным ударом по СССР.
Новацией американского ядерного планирования стало разделение таким образом СЯС на две категории. Первая: оперативно развернутые боезаряды, предназначенные для нанесения ядерного удара в заданное время. Вторая: резервные боезаряды, предназначенные для решения задач после использования оперативно развернутых сил. Словом, в Пентагоне готовились к многовариантному сценарию в плане применения ядерного оружия.
Тактическое неравенство
Вот на таком фоне стартовала упомянутая и продекларированная Никсоном эра переговоров. Начало ей было положено в 1969-м в Хельсинки, а продолжение состоялось в Вене. Разумеется, переговоры протекали трудно. Одним из камней преткновения стали размещенные на территории стран НАТО ядерные средства передового базирования, на сокращении которых настаивала советская сторона.
Однако американцы отвечали отказом. Их аргументы в числе прочего основывались на следующем: еще в 1953-м эксперты в Пентагоне пришли к выводу, что ядерная составляющая Вооруженных сил меньшей нагрузкой ложится на американский бюджет, нежели содержание конвенциональных, то есть обычных, вооружений. Кроме того, в случае конфликта с СССР и его союзниками на европейском ТВД Соединенным Штатам приходилось бы затрачивать слишком много времени на переброску формируемых в ходе мобилизации резервов.
Плюс после прихода в Елисейский дворец бригадного генерала Шарля де Голля в Пентагоне имели серьезные основания сомневаться в готовности Франции плечом к плечу с американцами и англичанами сражаться против гипотетической агрессии стран Варшавского договора. Бундесвер же был слишком слаб, да и оставался вопрос: готовы ли немцы психологически воевать с Советской Армией. Ибо посттравматический синдром – расхожий термин после Вьетнамской войны – у вчерашних и тогда еще не старых солдат разгромленного вермахта никуда не делся.
Первые в мире твердотопливные МБР «Минитмен-III». Фото: yandex.ru
Соответственно, в рамках стратегии сдерживания мощной сухопутной группировки сформированного в 1955-м Варшавского договора американцами была сделана ставка на тактическое ядерное оружие (ТЯО), собственно и составлявшее силы передового базирования и в общем, надо признать, предназначались они именно для обороны в отличие от СЯС. Вашингтону ТЯО виделось дешевым и более надежным, нежели конвенциональные вооружения, средством сдерживания возможной экспансии СССР.
Разумеется, у Москвы был на сей счет иной взгляд, основанный на отсутствии вокруг Соединенных Штатов советских военных баз, поэтому представления двух сторон об угрозе удара ТЯО носили, скажем так, асимметричный характер.
Американцы также увязывали сокращение советской ПРО в том числе и в рамках систем ПВО, нацеленных на перехват вражеских самолетов, но при этом пытались вывести за рамки диалога собственные бомбардировщики – носители ядерного оружия.
Понятно, что мы ответили категорическим отказом на подобное предложение, даже учитывая готовность американцев сократить собственные ПВО. Ведь угроза Соединенным Штатам со стороны советской дальней авиации в тот период не шла ни в какое сравнение с угрозой, представлявшей для СССР стратегической авиацией США и ведущих стран НАТО. Вашингтон здесь обладал четырехкратным превосходством, так и не преодоленным СССР к 1970 году.
На тот период американские ВВС располагали 500 «стратегами» Б-52 и 850 самолетами сил передового базирования. Добавим к этому порядка 350 британских и французских боевых самолетов, среди которых следует выделить английский «Вулкан». Кроме того, Пентагон располагал военным аэродромами в относительной близости от советских границ. Правда, военный потенциал де-голлевской Франции в качестве угрозы для СССР в начале семидесятых можно было рассматривать с существенными оговорками.
Кто в чем сильнее
Генерал-лейтенант Виктор Стародубов так описывал ход переговоров: «В соответствии с ранее высказанным подходом к определению состава ядерных вооружений, подлежащих ограничениям, (советской стороной – И. Х.) предлагалось относить к таким вооружениям не только МБР, БРПЛ и тяжелые бомбардировщики, но и ядерные средства передового базирования, которые хотя и обладают меньшей дальностью действия, но благодаря размещению на базах вблизи другой стороны или мобильности способны поражать объекты на территории другой стороны и решать таким образом стратегические задачи в общем плане ведения боевых действий».
Особое место в переговорном процессе заняла тема РГЧ ИН, которыми, как я выше уже отметил, были оснащены американские МБР. Советская сторона настаивала на запрете их развертывания. Кроме того, на первых порах американцы предлагали ограничить число пусковых установок для МБР и БРПЛ числом 1710. Данная цифра объясняется просто: таким количеством пусковых установок располагали Соединенные Штаты и СССР, который активно продолжал строить новые баллистические ракеты, что, разумеется, вызывало в Вашингтоне тревогу.
Но предлагая сокращение пусковых установок для МБР, в Белом доме отнюдь не желали их сокращения для БРПЛ, проводя линию, пишет Стародубов, на перетягивание советских вооружений в море. Идея была проста – США тянули СССР в среду, где заведомо имели и надеялись иметь в будущем превосходство.
Кроме того, Соединенные Штаты предложили ограничить численность тяжелых бомбардировщиков для себя – количеством 500, для СССР – 250, что, разумеется, не нашло поддержки со стороны Москвы.
Гораздо результативнее продвигались переговоры относительно ограничения ПРО. Хотя, разумеется, и здесь подводных камней хватало. «Согласно Временному соглашению, – пишет Стародубов, – количество пусковых установок МБР и БРПЛ «замораживалось» в СССР на уровне примерно 2350 единиц (1608 ПУ МБР и 740 ПУ БРПЛ), в США – на уровне 1710 единиц (1054 ПУ МБР и 656 ПУ БРПЛ). При этом в течение согласованного пятилетнего срока действия соглашения стороны, не выходя за первоначальные уровни, путем замены соответствующего количества пусковых установок МБР могли увеличить число пусковых установок БРПЛ: СССР – до 950 ПУ, США – до 740».
Видимые уступки советской стороне не должны вводить в заблуждение. Ибо читатели уже в курсе оснащения американских МБР РГЧ ИН. Соответственно в количестве боеголовок Соединенные Штаты на 1972 год фактически превосходили СССР.
За рамками соглашения оказались стратегические бомбардировщики, по которым Соединенные Штаты располагали здесь колоссальным преимуществом – 600 простив 160. Кроме того, соглашение не затрагивало представлявший для СССР угрозу ракетно-ядерный потенциал Великобритании и Франции.
Французы как раз в 1969-м приняли на вооружение атомную подводную лодку «Редутабль», несколько превосходившую по своим техническим характеристикам американскую ПЛАРБ типа «Джордж Вашингтон», а также имевшую на вооружении БРМБ М-1 дальностью полета 2400 километров. Однако как выше я уже отметил, Белый дом не имел оснований в полной мере рассчитывать на военный потенциал Франции в гипотетическом противостоянии с Советским Союзом.
В 1966-м Пятая Республика вышла из военной организации НАТО, вынудив ее штаб-квартиру перебраться из Парижа в Брюссель. И де Голль, равно как и его более прагматичный преемник Жорж Помпиду, являлся поборником дружественных отношений с СССР, видя в нем составную часть европейской цивилизации в самом широком смысле слова.
Как здесь не вспомнить продвигаемую де Голлем идею Большой Европы от Лиссабона до Владивостока, которую он мыслил в том числе и как антитезу доминированию США в Старом Свете. Собственно, выход из военной структуры НАТО – добавлю здесь отказ от доллара в международных расчетах и переход на золотой стандарт – и был обусловлен убежденностью генерала, что Североатлантический альянс является средством контроля со стороны англосаксов над Европой, а не инструментом противостояния патронируемому Москвой ОВД.
Возвращение Франции в орбиту американской геополитики началось только в начале 80-х, при Франсуа Миттеране, и пришло к своему логическому завершению в крайне, на мой взгляд, унизительном для Парижа формате при Франсуа Олланде.
Соответственно рассматривать ракетно-ядерный потенциал Пятой республики в качестве угрозы безопасности накануне подписания ОСВ-1 Кремль мог разве что в будущем. Да, с высоты десятилетий нам могут представляться иллюзорными попытки Парижа следовать независимым от Вашингтона курсом, соблюдая баланс отношений между двумя сверхдержавами-антагонистами, но тогда ситуация не казалась столь очевидной. Те же идеи независимой и сильной Европы находили поддержку со стороны немецкого канцлера Вилли Брандта, что, разумеется, только раздражало Белый дом.
Иное дело Великобритания – наиболее верный союзник США в Североатлантическом альянсе. В отличие от Франции Англия получала помощь со стороны заокеанского сюзерена в деле создания ядерного оружия. Больше того, соответствующие исследования на острове начались еще в 1940-м, то есть за два года до того, как американцы приступили к работе в рамках Манхэттенского проекта.
И как результат британская атомная подводная лодка «Резолюшн», вооруженная 16 БРПЛ «Поларис», вышла на боевое дежурство в 1968-м, каждая из этих ракет несла три боеголовки, правда, не индивидуального наведения. К прискорбию англичан боеголовки двигались по одной траектории и в относительной близости друг от друга, что делало их уязвимыми для советской ПРО.
Тогда британское руководство приняло решение перейти на американские «Посейдоны», способные нести на себе от 10 до 14 боеголовок. Одновременно на острове шли интенсивные работы по программе «Шевалин», предусматривающей оснащение ракет «Поларис» средствами преодоления, по заверению английского стороны, противоракетной обороны СССР.
Тяжелый разговор
Но так или иначе некоторые разброд и шатания в Североатлантическом альянсе, выраженные прежде всего в независимой политике де Голля, курсом Брандта на признание ГДР и формирование конструктивных с ней отношений, стали теми весомыми аргументами, которые заставили Соединенные Штаты идти на компромиссы в ходе переговорного процесса. Да и ставшее к 1972 году очевидным поражение США во Вьетнаме делало их геополитические позиции в мире максимально слабыми за все время, начиная с 1945 года.
Другое дело – и здесь нужно отдать должное как американской дипломатии в целом, так и ее столпу в рассматриваемый период Генри Киссинджеру – Соединенные Штаты существенным образом нивелировали военное поражение крупным дипломатическим успехом: нормализаций отношений с Китаем. Тайваню это стоило места в ООН. Напомню, подготовленный Киссинджером визит Никсона в Пекин состоялся в феврале 1972-го, а подписание ОСВ-1 произошло в мае.
После вступления ОСВ-1 в силу наступила та самая знаменитая разрядка, связанная, помимо прочего, с визитами Никсона в Москву в 1972 и 1974 годах и ответным – Брежнева в 1973-м. Однако на фоне дружественных рукопожатий и тостов тогдашний министр обороны США Джеймс Шлезингер сформулировал доктрину ограниченной ядерной войны или обезглавливающего удара.
Его целью призваны были стать советские командные пункты. Данные цели необходимо было поразить до того, как с них поступят приказы об ответных ударах ядерным оружием. Идеи Шлезингера были закреплены в документе NSDM 242 и базировались на применении в первую очередь ракет средней и меньшей дальности с РГЧ ИН, то есть по сути тех самых сил передового базирования, вокруг которых было сломано столько копий в ходе переговорного процесса.
Доктрине Шлезингера Советский Союз противопоставил доктрину маршала Николая Огаркова. Если в двух словах, то ее суть заключалась в сбалансированном развитии конвенциональной и ядерной составляющей Вооруженных сил. Огарков полагал, что первые могут создать в случае неядерного военного конфликта условия, заставившие бы сопредельную сторону отказаться от применения ядерного оружия, что, в особенности после провала чудовищной по своей жестокости американской агрессии против Вьетнама, расходилось со взглядами того же Шлезингера.
Думается, мощная группировка войск ОВД в Восточной Европе, равно как и угроза потери американцами Аляски в случае вооруженного конфликта США и СССР, свидетельствовала о большей эффективности доктрины советского военачальника. К слову, Николаю Васильевичу также принадлежит успешно реализованная идея автоматизированного управления войск, недаром активно изучавшаяся за рубежом.
В завершение повторю то, с чего начал статью: опыт Москвы и Вашингтона договариваться по самым сложным вопросам на современном этапе востребован, как никогда. И не стоит его заменять постоянными угрозами, санкциями и рассчитанными на обывателя штампами, вроде угрозы якобы готовящегося вторжения российских войск на Украину.
Игорь Ходаков, кандидат исторических наук
Газета "Военно-промышленный курьер", опубликовано в выпуске № 1 (914) за 11 января 2022 года