Эксперт рассказал, почему ВПК выступает за запрет закупок иностранной военной техники
«Если зарплата на предприятии, которое производит оборонную продукцию, составляет 8 тыс. рублей, то какое качество можно спрашивать с человека, который вчера еще копался в земле?» – заявил газете ВЗГЛЯД председатель Всероссийского профсоюза работников оборонпрома Андрей Чекменев, обратившийся к президенту с просьбой запретить закупку импортной военной продукции.
Ассоциация российских профсоюзов оборонных отраслей промышленности (АРПООП) вместе с Федерацией независимых профсоюзов России (ФНПР) обратились с заявлением к президенту Дмитрию Медведеву и премьеру Владимиру Путину с требованием запретить закупку иностранной военной техники. В своем письме профсоюзы также выразили несогласие с заявлением министра обороны Анатолия Сердюкова о том, что министерство не собирается закупать российскую технику по завышенным ценам.
Председатель АРПООП, поставивший свою подпись под этим обращением, Андрей Чекменев рассказал газете ВЗГЛЯД, как сейчас обстоят дела в оборонной промышленности и почему он лоббирует запрет на закупку импортной военной продукции.
ВЗГЛЯД: Министр обороны Анатолий Сердюков заявил, что закупка российского вооружения не производится из-за необоснованного завышения цен. Как изменились цены на основные виды российских вооружений за последние десять лет?
Андрей Чекменев: Цены сложились давно. Причем непропорционально низко для промышленности. Минобороны говорит, что закладывает 20% рентабельности к себестоимости производства военной продукции. Однако кто себестоимость определяет? Специалисты от министерства изучают себестоимость производства и спрашивают, почему металл покупается по такой цене, а не по более низкой. Производители начинают объяснять, что дешевле можно купить, но для этого надо закупить несколько тонн металла, а им для данного производства требуется условно 10 килограмм редкого металла.
Минобороны также устанавливает неправомерно низкую заработную плату на заводах. В лучшем случае среднюю заработную плату, которая была прописана в прошлом году, умножает на т.н. дефлятор. Это странная цифра, рожденная в недрах Минэкономики. На 2010 год, например, утвержденный дефлятор был 1,034. Никакого отношения к реальной инфляции эта цифра не имеет. То есть зарплата в 16 тыс. рублей с учетом дефлятора увеличится всего до 16,5 тыс. рублей, тогда как на предприятии она сложилась на уровне 25 тыс. рублей. В итоге производитель военной продукции будет платить более высокую зарплату, чем закладывает Минобороны. При этом представители Минобороны делают вид, что им не знакомы такие понятия, как коллективный договор, тарифное соглашение, в которых регламентируются уровни зарплаты сотрудников предприятий.
Вот и начинаются споры у завода и Минобороны. Министерство не признает ту себестоимость, которую считает предприятие, и ставит условие – либо мы по такой низкой цене покупаем, либо не покупаем вообще. Завод соглашается, хотя знает, что для него это будет не 20% рентабельности, а только 5%, так как он закладывает более высокую себестоимость продукции, чем министерство. В итоге предприятие работает себе в убыток. У предприятий другого выхода нет, кроме как согласиться, так как продать свою продукцию кроме Минобороны никому не могут. Для некоторой продукции экспорт вообще запрещен. У предприятий оборонной промышленности с Минобороны не рыночные, а диктаторские отношения.
Еще одна проблема – задержка распределения госзаказа. Госзаказ на этот год до сих пор не распределен, а идет уже седьмой месяц. В итоге полгода предприятия не работали. Рабочие должны за эти полгода зарплату получать? При этом производство военной продукции стоит, собирается только что-то другое. Но есть огромное количество предприятий, которые работают только на оборонку. Нет у них ни гражданки, ни товаров народного потребления. И в этой ситуации завод залезает в долги, чтобы платить зарплату людям, которые во второй половине года должны будут производить военную продукцию. А Минобороны говорит, что нас это не касается, пусть они получают зарплату только за эти пять месяцев, которые работали, и ту зарплату, которую мы в себестоимость заложили.
Минобороны себя отделило от промышленности. И в советские, и в постсоветские времена оборонный комплекс всегда рассматривался в широком смысле – это и вооруженные силы, и промышленность, которая готовила средства вооружения. Теперь Минобороны считает, что армия – это мы, а промышленность нас не касается, пусть ею Минпромторг занимается. Если российский завод выставляет продукцию по высокой цене, мы ее покупать не будем, мы ее в другом месте приобретем, заявили в Минобороны. Мало того, еще и президент сказал, покупайте, где хотите. Если это «пугалка» такая, мол, смотрите, директора, доиграетесь, – это одно. Но если это перейдет в реальность, то понятие национальной безопасности провалится полностью.
Минобороны придерживается позиции, что они готовы покупать самое хорошее по самой доступной цене вне зависимости от того, кто это будет производить. В рыночных условиях это нормально срабатывает. Но в оборонной промышленности нет нормальных рыночных отношений. Минобороны – монопольный покупатель, нет выхода на общий рынок, а предприятия находятся в тяжелом финансовом положении после 15 лет не-работы.
Предприятия сами боятся голос поднимать, потому что не хотят потерять госзаказы. Но мне вот пожаловаться могут.
ВЗГЛЯД: Какова разница между ценой продажи и себестоимостью заводов для конкретных видов вооружений? По сведениям газеты ВЗГЛЯД, у вертолета Ми-17 себестоимость 4 млн долларов, продается на экспорт за 16 млн долларов. У танка Т-90 себестоимость примерно 2,3 млн долларов, а продается на экспорт за 6–7 млн долларов. Почему так?
А.Ч.: В моей компетенции находятся обычные вооружения – пушки, танки, автоматы Калашникова, которые не покупают, и боеприпасы. В авиации и судостроении другие профсоюзы работают.
Что касается экспорта, то на экспорт продавать дороже – это святое дело. Как сторгуешься, так и продашь. Так было всегда: для внутреннего потребления цены были существенно ниже, на экспорт – выше. В экспортную цену закладывали также обучение персонала, полную комплектацию, дополнительные испытания вместе со специалистами другой страны.
ВЗГЛЯД: Не завышена ли эта стоимость? Покупают за рубежом за такие деньги? Ведь можно установить адекватную цену, чтобы был спрос, и загрузить заводы за счет экспорта?
А.Ч.: Индусы, например, считают, что им выгодней покупать Т-90 по той цене, которую предлагала Россия, чем в других местах. Танк надежный, опробованный, и Индию это устраивает. Причем индусы не простаки, это не те люди, которым можно «впарить» задорого плохую вещь. Они всегда серьезно подходили к закупкам, всегда формулировали конкретные замечания, и наш Уралвагонзавод их отрабатывал.
Россия же всегда танки закупала дешевле, но все-таки заводы никогда не продавали ниже себестоимости. У нас вся страна уставлена танками – старыми Т-72 и модифицированными Т-80. Чтобы продать Индии современные танки, надо было, чтобы в российской армии они стояли на вооружении.
ВЗГЛЯД: Какова себестоимость производства танка Т-90 и за сколько продается Минобороны?
А.Ч.: Не скажу. Это дело достаточно интимное между заводом и Минобороны.
ВЗГЛЯД: Так проблема в том, что Минобороны заказывают маленькие объемы? Условно по 10 танков и по 10 Калашниковых?
А.Ч.: Калашников не заказывают, говорят, новые заказывать не будем, пока не уничтожим старые. Танков заказывают мало. Проблема заключается в том, что Минобороны просто отказывается покупать. Мы понимаем, что люди пойдут за ворота, поэтому пытаемся повлиять на ситуацию.
Уралвагонзавод, насколько я знаю, с Минобороны договорились по заказам на перспективу. Но Уралвагонзавод – самостоятельный организм, у них 80% – это производство вагонов для железной дороги. Хотя им тоже нельзя полностью лишаться военного заказа, так как они могут потерять технологии и специалистов. Но в целом завод не пропадет, это его особенность. Но есть заводы, которые производят только военную продукцию, поэтому встает серьезный вопрос: когда Минобороны говорит, что эти снаряды мы не будем покупать, что делать?
Беда в том, что Минобороны не закупает, ссылаясь на то, что все арсеналы заполнены. Но ни одного контракта на утилизацию тех изделий, которыми у них заполнены арсеналы, не подписаны. Наши заводы готовы утилизировать все это в нормальном виде с разборкой, с повторным использованием и металла, и пороха, и взрывчатки, но военные предпочитают все делать по старинке – завозить в чистое поле, накрывать брезентом, взрывать, а потом разгребать остатки. Это же беда.
ВЗГЛЯД: Какие предприятия занимаются выпуском только военной продукции и не имеют заказов от Минобороны?
А.Ч.: Практически все боеприпасные заводы на начало года встали, когда им сказали, что ваша продукция нам не нужна. Заказы снижались год от года. Но в конце 2010-го был достигнут какой-то компромисс. К этой проблеме подключились Минпромторг и ВПК, и как результат было подготовлено постановление правительства от 21 декабря, в котором были прописаны определенные госзаказы с ценами. Там был заказ и для боеприпасных заводов. Заводы ждали своих конкурсов, знали, что у них будет работа. Они готовились, налаживали производство, держали людей в надежде в марте-апреле начать производство.
Однако 7 января Анатолий Эдуардович (Сердюков – глава Минобороны) собирает совещание и говорит, а что это мы тут придумали, зачем нам боеприпасы, когда у нас арсеналы полны. Это уже после того, как Путин подписал постановление правительства.
По-видимому, главкомы согласились с мнением министра и не стали настаивать на заказах практически всех видов боеприпасов: «Мы можем подождать несколько лет». И Гособоронзаказ был скорректирован.
Сегодня Минобороны заявляет, что может с 2014 года снова начать закупать боеприпасы. Но как два года будут жить предприятия, если они не будут производить? Мы пытаемся объяснить, что они развалятся.
ВЗГЛЯД: А жить за счет экспорта?
А.Ч.: Но на экспорт не все продается и не все покупается. Какой-нибудь завод загрузить экспортными заказами, может быть, и можно было бы, но вы же знаете, что случилось на Ближнем Востоке. Основные потребители нашей продукции – Ливия и Сирия, но все контракты на Ближнем Востоке обвалились.
Когда мы сказали, что предприятия за два года потеряют все свои технологии, в Минобороне ответили: ну и ладно, когда появится необходимость, купим в другом месте.
ВЗГЛЯД: С танками та же ситуация?
А.Ч.: Главком сухопутных войск Александр Постников сказал, что вообще наши танки плохие и дорогие и, наверно, «Леопарды» закупим.
ВЗГЛЯД: Насколько велик процент брака? Какова процедура военной приемки вооружений? Как это происходило в советское время и как происходит сейчас?
А.Ч.: Российская промышленность работает по системе военных представительств, то есть на каждом предприятии сидит группа представителей Минобороны. Военная приемка – это специальный институт, весь процесс производства военной продукции проходит под контролем Минобороны. И этим славно было всегда российское вооружение. Они контролируют весь входной металл, комплектующие, и поэтому на выходе получаются практически на 100% годные изделия. Почему автоматы ижевского завода стоят значительно дороже, чем производимые в других местах, но их все равно покупают? Потому что они делаются качественно.
Правда, сейчас идет реорганизация этого института, приемку упрощают, уменьшают количество людей. Но вся оборонка уменьшается, там, где работало раньше 15 тыс. человек, теперь 2 тыс. На некоторых предприятиях не будет своей приемки, она будет распределена на два-три завода. Это менее удобно, и от этого качество может пострадать.
С другой стороны, брак возможен и сейчас. Во-первых, если долго не производили какую-то сложную продукцию, то заново воспроизвести ее сложно. Тогда иногда идут на хитрости, что, как правило, приводит к браку. Вторая причина – низкая зарплата и неквалифицированные рабочие. Если заработная плата на предприятии, которое производит оборонную продукцию, составляет 8 тыс. рублей, то какое качество можно спрашивать с человека, который вчера еще копался в земле, был крестьянином, а когда неожиданно понадобилось увеличить объемы производства, завод начал собирать людей с окрестных деревень. Это самый тяжелый пример.
Но уровень средней заработной платы везде не очень высок. В боеприпасной отрасли средняя зарплата составляет 14 тыс. рублей, в сегменте обычного вооружения – 18,5 тыс. рублей.
Минобороны также плавно уходит от финансирования научно-исследовательских работ и опытно-конструкторских разработок. Министерство сейчас серьезно реорганизуется с целью жесткой экономии. Но когда экономия становится самоцелью, можно поставить предприятие в такие условия, что оно либо начнет производить брак, либо вообще перестанет что-то производить.
Особенно в жесткие условия поставлены научные учреждения. Два года назад Минобороны объявило, чтобы предприятия сначала разработали что-то полезное, произвели опытный образец, испытали его и показали, и тогда министерство посмотрит и, может быть, закажет новое изделие. А за какие средства? За свои, ответили в Минобороны. Представить сложно, что оборонные предприятия с их сегодняшним финансовым состоянием могут себе позволить что-то изобрести.
ВЗГЛЯД: Ситуация с кадрами крайне сложная? Есть ли молодые и квалифицированные кадры?
А.Ч.: На отдельных предприятиях молодые специалисты появились, но в целом предприятия испытывают проблему с квалифицированными кадрами. Привести, особенно в такие города, как Москва, человека на производство, где зарплата ниже, чем в среднем по городу, невозможно. Молодой специалист иногда приходит после института, поработает два года и уходит, потому что серьезных подвижек нет, высокой зарплаты нет.
Проблему пытаются решать. Так, Минпромторг разработал целую систему стипендий для молодых ученых и рабочих, стали платить высокие зарплаты особо ценным специалистам. Где-то их удержать получается, но, к сожалению, не везде.
ВЗГЛЯД: Каково технологическое состояние оборонных заводов?
А.Ч.: В целом, тяжелое. Это сегодня уже также не в ведении Минобороны, а в ведении Минпромторга. Есть программы, под которые предприятия могут получить субсидии и купить новое оборудование. Но это не везде удается сделать.
Но на отдельных знаковых предприятиях государство ставит сегодня современное оборудование. Тем обиднее, что установили современное оборудование, а заказа нет, и завод простаивает.
ВЗГЛЯД: С учетом того, что не хватает специалистов, заводы плохо оснащены, может, поэтому Минобороны и не хочет покупать российскую продукцию?
А.Ч.: Получается, надо лавочку закрыть, и пусть Минобороны закупает военные изделия в Англии и других странах и спокойно проводит военные учения. Но как только грянет гонг и прозвучит война, придется разойтись по домам, потому что лавочка закрыта. Потому что нам никто не продаст вооружения в дни, когда возникнет военная ситуация. И защищаться в стране будет нечем. Зато на парадах будут ходить с блестящим вооружением, а на учениях стрелять китайскими снарядами.
ВЗГЛЯД: Сколько Минобороны закупает российской военной продукции и сколько импортной в процентном соотношении?
А.Ч.: Так даже судить нельзя. Сегодня импорт покупают как эксклюзив. «Мистрали», израильские беспилотники, снайперские винтовки покупаются за рубежом небольшими партиями. Но самое страшно то, что сегодня говорят о том, что это только начало, давайте расширять закупку импортных вооружений. Вот против чего мы категорически возражаем.
Я согласен, что весь мир живет по-другому, что Америка покупает военную продукцию у Франции, а Франция покупает у Америки то, что они могут производить лучше. Действительно, зачем стараться производить то, что другие могут лучше? Но тут есть одна проблема. К нам относятся настороженно. У нас неустойчивая геополитическая ситуация, когда нам будет очень нужно, припрет, нам могут сказать, ну извините.
ВЗГЛЯД: Но за счет покупки тех же «Мистралей» Россия хочет привнести современные технологии в отечественное судостроение, поднять технологически отсталую российскую промышленность. Разве это не положительный момент?
А.Ч.: Помните, когда начали покупать Boeing и Airbus, тогда тоже говорили, давайте начнем покупать Boeing и Airbus, а вместе с ними в Россию, в Самару на «Авиакор», придут и технологии по производству самолетов. Чем все это кончилось? Тем, что начали покупать только Airbus и Boeing, а российский гражданский авиапром практически умер. Ни Туполев, ни Илюшин ничего не получили от этого: ни развития технологий, ни возможность что-то производить для себя. Теперь лишь «Сухой» создает Sukhoi SuperJet-100.
Все слова, мол, давайте закупим технологии заканчивались только одним – покупкой иностранной техники, и все. Но «Аэрофлот» закупает иностранные суда в гражданских целях. Если мы покупаем вертолетоносцы, а завтра у России с теми, кто их производит, разразится конфликт, то нам тут же перекроют кислород. Вооружение – это особая статья.
ВЗГЛЯД: Почему часто поставки вооружений задерживаются?
А.Ч.: Это следствие неотрегулированности всего процесса. Крайний срок сдачи продукции по ежегодным контрактам всегда назначен на 25 ноября, чтобы успеть закрыть годовой бюджет. Однако последние три года окончательное распределение Гособоронзаказа происходит в августе-сентябре. Весь процесс спора предприятий с Минобороны по заказу может отнять время только у предприятий. Предприятия подписывают контракты поздно, заведомо зная, что не успеют в срок его выполнить, но без заказа оказаться еще хуже, надо завод и людей загружать.
Например, срок производства вертолетов – семь месяцев. Если завод получил заказ только в мае, то к ноябрю он не успеет. Либо надо работать в три смены. Тогда надо платить вдвое больше, люди выматываются, поэтому могут допустить брак, если идет работа с порохом и взрывчаткой, могут случиться неприятные инциденты, рабочий решит изменить технологический процесс, чтобы сделать его побыстрее, и в цеху происходит взрыв. Такие случаи уже были.
ВЗГЛЯД: Как происходит финансирование Гособоронзаказа конкретных предприятий?
А.Ч.: Финансирование происходит нормально. Если контракт подписан, то тут же 80% от стоимости госзаказа оплачивается авансом, могут даже 100% оплатить. Но если не подписан контракт, тут проблем больше, чем достаточно.
ВЗГЛЯД: Какие изделия российского ВПК по-прежнему остаются на мировом уровне? Хоть пара таких изделий есть?
А.Ч.: Таких много. Например, отдельные изделия стрелкового оружия, системы залпового огня, ракетный комплекс «Искандер», комплексы «Тополь-М» и «Булава». У нас замечательный военный авиационный комплекс, весь комплекс ракетно-ядерного сдерживания.
Ольга Самофалова
