Что происходит с государственным оборонным заказом? Почему количество проблем в оборонно-промышленном комплексе нарастает вместе с увеличением закупок вооружений? Кто же в этом виноват: их создатели и производители или военные?
Дело с выполнением ГОЗ-2011, похоже, совсем не ладится. Второй раз за два последних месяца на самом верху российской властной вертикали возникает тема срыва размещения заказов на поставку оружия и боевой техники. В ОПК сетуют на то, что Министерство обороны не выделяет вовремя ассигнования. В военном ведомстве в ответ говорят о «диком росте цен» на предлагаемый ассортимент продукции и ее отнюдь не высоком качестве.
Расстрелы паникеров и вредителей
Риторика главы государства становится все жестче и жестче. На прошедшей неделю назад встрече с министром обороны Анатолием Сердюковым Дмитрий Медведев не стал сдерживаться в выражениях, ставя задачу привести систему оборонного заказа в чувство: «Если она (ситуация. – К. Б.) такая, как описывают некоторые наши коллеги, тогда нужны организационные выводы в отношении всех, кто отвечает за это в правительстве, независимо от чинов и званий. Мне хватило прошлого года. А если ситуация иная, то нужно разобраться с теми, кто сеял панику. Вы знаете, по законам военного времени как с паникерами поступали? Расстреливали! Понятно? Значит, вам разрешаю уволить, вы слышали меня?».
«Некоторые коллеги», которые «описывают» проблемы, – это, очевидно, генеральный конструктор Московского института теплотехники Юрий Соломонов. Чуть ранее в интервью одной из центральных российских газет он дал абсолютно разгромную оценку ситуации с гособоронзаказом в текущем году и назвал аппарат военного ведомства недееспособным.
Теперь президент разрешил министру увольнять паникеров. Правда, неясно, каким образом Сердюкову удастся «разобраться» с Соломоновым, если будет признано, что он «сеял панику». Еще труднее понять, что вообще происходит в отечественной системе оборонного заказа. Чтобы рассмотреть происходящее реалистически, начать придется издалека.
Израильский вызов
История с контрактом на строительство вертолетоносцев «Мистраль» у всех на слуху, но до недавнего времени в оборонно-промышленном комплексе бушевали другие страсти. Высокопоставленные представители военного ведомства и Вооруженных Сил РФ метали громы и молнии в адрес российских разработчиков беспилотных летательных аппаратов.
Владимир Поповкин, еще будучи начальником вооружения ВС – заместителем министра обороны, публично сокрушался, что несмотря на выделение пяти миллиардов рублей на НИОКР по беспилотникам, на выходе не удалось получить ничего, способного удовлетворить нужды Российской армии. В свою очередь главнокомандующий Военно-воздушными силами Александр Зелин также жестко критиковал дроны, предлагаемые ВВС. Неприятные вопросы о скудных возможностях имеющихся и будущих отечественных БПЛА регулярно задавались на высшем уровне военного руководства.
Разработчики и изготовители беспилотников тоже в долгу не оставались, едко парировали, отбиваясь от генеральского недовольства. То Минобороны, если верить им, никак не может согласовать технические задания и сформулировать тактические требования к заказываемым БПЛА, то меняет их на ходу, то вообще само не знает, что хочет. А промышленность тут ни при чем.
В противоборстве ОПК и МО неожиданно наступил перелом, когда был подписан и согласован контракт в несколько сот миллионов долларов на поставку в Россию израильских беспилотников. А также анонсировано развертывание в Казани производственной линии, на которой будет осуществляться лицензионная сборка этих машин с прицелом на передачу технологий.
Реакция была не то чтобы шоковая, но довольно громкая. Отечественный производитель ВВТ, в массе своей профессионально состоявшийся еще во времена существования Советского Союза, прямо скажем, не вполне привык к ситуации, когда ему в лицо говорят: «Не сделаешь, как я сказал, куплю за границей, будешь сидеть без заказов».
Впрочем, на тему качества поступивших из еврейского государства аппаратов тоже масса вопросов. Как сообщают с мест, зимой эти БПЛА столкнулись с серьезными и, по-видимому, неожиданными вызовами, а именно – с российскими морозами. Бортовая энергосистема израильских дронов стремительно дохла при температурах ниже минус 15–20 градусов, сокращая время работы беспилотников в разы.
Но задачу свою импортные аппараты, судя по всему, выполнили. Вероятно, сыграла роль постепенная перестройка системы заказа, на которую жаловалась промышленность. А возможно, и она сама, «обидевшись» на демонстративное заключение полумиллиардного контракта на закупку зарубежной техники, подсуетилась и выкатила что-то более достойное.
Факт остается фактом: по крайней мере в сегменте малых отечественных беспилотников наблюдается определенный прогресс. Причем, насколько можно судить, без творческого заимствования израильских ноу-хау с лицензионного выпуска дронов в Казани, до массового развертывания которого еще очень и очень далеко. И не так уж и важно, что сыграло свою положительную роль: рвение промышленников, озабоченных конкуренцией с израильскими авиастроителями, или же в Министерстве обороны навели порядок в сфере формирования технических заданий на проектирование.
Покушение на святыню
Процесс тем временем развивался и разрастался. Этой весной главком Сухопутных войск Александр Постников на долгие недели сделался ньюсмейкером из-за своей по-солдатски лапидарной резолюции о цене, качестве и востребованности отечественной бронетехники. По мнению генерала, основной боевой танк Т-90 – это «семнадцатая по счету модификация Т-72», машина не стоит своих 118 миллионов рублей, а за такие деньги лично он, Постников, лучше бы купил немецкий «Леопард-2».
Фонтаны праведного негодования в адрес «непатриотично» высказавшегося военачальника, трудолюбиво растиражированные прессой, вознеслись настолько высоко, что его прямолинейное заявление было мягко, но непреклонно дезавуировано. Пришлось специально сообщать, что планов приобретения ОБТ в Германии нет. Вдумаемся как следует: в стране, чья танковая промышленность еще тридцать лет назад позволяла одновременно иметь на вооружении три (!) основных боевых танка (это не считая более старых машин, эксплуатировавшихся во внутренних округах), подобный тезис потребовалось официально опровергать. Как представляется, этот факт неплохо характеризует разброд в умах общественности и специалистов, непосредственно причастных к ОПК и Вооруженным Силам.
Тем не менее мы помним, на фоне чего разворачивалась эта драматичнейшая история. Помним неоднократные заявления высокопоставленных чиновников Минобороны о том, что танки линии Т-90 не удовлетворяют требованиям войск по критерию «стоимость-эффективность» и не следует ждать крупного заказа на эту неплохую, но дорогостоящую машину. Потому что текущий состав задач можно решать, отталкиваясь от более дешевой модернизации нескольких тысяч уже имеющихся танков (в том числе заскладированных). А к 2015 году из цехов того же Уралвагонзавода выйдет новая унифицированная платформа «Армата» – база для будущего ОБТ и тяжелой гусеничной боевой машины пехоты.
Мы помним и то, что нижнетагильский «объект 195» уже не станет принятым на вооружение танком Т-95, несмотря на весьма солидные боевые возможности, продемонстрированные в ходе государственных испытаний. Потому что с ним вышла та же история, что и с советским Т-64 – отличной машиной, под серийный выпуск которой пришлось фактически заново создавать бронетанковую промышленность: уж больно много в ОБТ применили новаторских решений. Тогда Советский Союз пошел на выпуск тысяч новых танков и огромные расходы, связанные с подготовкой и модернизацией производства. Нынешняя Россия не имеет на это средств да и, честно сказать, приоритеты в сфере военно-технической политики несколько сместились. Содержание бронетанковых орд, способных в считаные дни выйти к Ла-Маншу, уже неактуально, на передний план выходят другие средства вооруженной борьбы.
Однако в сущности что же представляет собой «скандал имени Т-90»? А это тот же казус израильских беспилотников, серия вторая и, по-видимому, далеко не последняя. Это язык, на котором военное ведомство разговаривает со своими поставщиками.
Недвусмысленное послание
Министерство обороны при Сердюкове демонстративно отстранилось от интересов ОПК, встав в позицию заказчика на рынке. И весь пиар вокруг состоявшихся и потенциальных контрактов с зарубежными оружейниками во многом подчинен задаче донести послание об этом до всех, дающих себе труд вникнуть в вопрос. Нам нужно, говорит военное ведомство, то-то и то-то, по такой-то цене. Не готовы? Тогда мы поехали в Германию, потому что покупка должна быть совершена и нам при этом решительно все равно, не можете вы такой товар продать или не хотите.
Несложно понять праведное негодование промышленников, оскорбленных невниманием к своим застарелым отраслевым проблемам. Но давайте посмотрим по гамбургскому счету: разве Минобороны не право в своем посыле? Разве это задача военного ведомства – развивать производство в ОПК и решать его инфраструктурные проблемы?
Для этого в стране есть целый ряд министерств и организаций, в том числе межведомственная Военно-промышленная комиссия при правительстве со статусным председателем в лице первого вице-премьера Сергея Иванова, предшественника Сердюкова. Эта система управления бездействует?
Да нет, за прошедшее десятилетие в ОПК был предпринят ряд мер по централизации управления и консолидации активов. Сформирован целый набор интегрированных холдинговых структур. Иные из них стали «естественными монополистами» в своих рыночных сегментах, поглотив фактически весь имевшийся в стране конструкторский и производственный потенциал по этим направлениям. Некоторые демонстрируют хорошие, а то и блестящие показатели – взять хотя бы, чтобы далеко не ходить за примером, наших вертолетостроителей.
Однако проблема ценообразования у исполнителей ГОЗ не только не разрешилась, а наоборот – усугубилась. Минобороны регулярно требует от своих подрядчиков раскрыть структуру себестоимости, чтобы, с одной стороны, проконтролировать «вменяемость» наценок, накручиваемых на разных участках технологической цепочки, а с другой – вместе с исполнителем поработать над балансированием этой цепочки, узнать «слабые места» бизнеса в ОПК.
Насколько нам известно, горячего желания раскрывать механизмы формирования добавленной стоимости предприятия «оборонки» – что старые «феодальные домены», что новые государственные холдинги – совершенно не торопятся. И этому есть вполне простое объяснение. Имя ему – объем выделяемых средств.
Шаткие мосты через денежные потоки
Дырявые трубы отопления могут лежать в земле годами и никого внешне не беспокоить. Стоит подать в них воду – и из всех щелей начнут рваться фонтаны пара. Примерно это и произошло в последние несколько лет, когда был достигнут перелом в росте объемов гособоронзаказа и в промышленность пошли серьезные деньги. Если годами не трогать проблемный участок, то беспорядок на нем сам собой не улетучится. Он всего лишь терпеливо дождется того, кто пожелает задействовать этот участок в своей работе. И тогда отыграется сполна.
Помимо объективных экономических обстоятельств столь возмутивший высокое начальство приступ квазирыночного обострения в ценообразовании оборонной продукции вызван еще и радужными ожиданиями. На фоне приближающейся «золотой лихорадки» Госпрограммы вооружения 2020 года – двадцати триллионов рублей – вопросы элементарной наладки производственных цепочек и перебалансировки наценок на каждом из этапов становятся все более и более критичными.
На самом деле происходящее, похоже, имеет отношение уже не столько к логике развития ОПК, сколько к новоприобретенным в ходе реформ архетипам общественного сознания. Страна после двадцати лет преобразований сверху и до самого низу живет в условиях победившей в умах идеологии «тотальной монетизации»: узкого взгляда на вещи исключительно через призму денежного вопроса. Любая проблема решается по методу «Сколько нужно дать денег?». И наоборот: проблемы возникают лишь от отсутствия денег.
Все прочие аргументы могут восприниматься сознанием, но из сферы реального действия практически вытеснены: под них не сформировано дискуссионных и регулирующих общественных институтов, они практически не имеют хода при принятии реально исполняемых решений. И это уже гораздо более широкая и опасная проблема, чем вызванные ею частные неполадки в военном ведомстве или оборонной промышленности.
Да и положа руку на сердце: что проще – возиться с наладкой пошедшей враздрай оборонной промышленности, наполовину государственной, наполовину частной, или выделить несколько десятков миллиардов рублей на проект, забыть о нем до отчетного ноября, а потом строгим голосом спросить с промышленников за провал под телекамеры?
А можно сформулировать и по-другому. Не проще ли каждый год задирать в полтора-два раза цену на отпускаемую государству продукцию? Дадут ли эти деньги до 2020 года – еще бабушка надвое сказала, а то, что лично я откушу до конца этого финансового года, уже никто у завода не отнимет.
И бесконечный бой военных с производственниками будет продолжаться, пока на сцену не явятся соответствующие надведомственные инстанции с широкими полномочиями, данными с самого верха, настроенные на большой объем работы и обладающие продуманными стратегиями развития оборонно-промышленного комплекса и реализации военно-технической политики.
Константин Богданов
Опубликовано в выпуске № 27 (393) за 13 июля 2011 года
