Британская инновационная система сталкивается с теми же проблемами, что и российская: недофинансирование, избыточный лоббизм фундаментальной науки, сворачивание корпоративных НИОКР, распыление управленческих функций между различными ведомствами.
Бюллетень «Инновационные тренды», издаваемый Институтом общественного проектирования, провел опрос нескольких ведущих британских специалистов по инновационным системам. Оказалось, что многие проблемы инновационных систем Британии и России совпадают. Читателям «Эксперта» представляется переработанное для журнала интервью с директором Begbroke Science Park Питером Добсоном.
Begbroke Science Park — небольшой по российским меркам научный парк, интересный тем, что он действует при одном из ведущих инновационных центров Великобритании — Оксфордском университете. Begbroke — типичный элемент инновационной системы Великобритании, основу которой составляют компактно расположенные и высокоэффективные инновационные центры при крупнейших университетах.
Великобритания — страна инноваторов, генерировать инновации и торговать ими она начала задолго до того, как в оборот вошел сам термин: именно здесь в XVIII веке произошла промышленная революция, заложившая основы современного капитализма, с его духом инноваторства. Несмотря на это, по мнению многих британских специалистов, сегодня будущее британских инноваций выглядит как минимум туманным. Согласно новому политическому курсу консервативно-либеральной коалиции, пришедшей к власти после парламентских выборов, в целях экономии страна должна серьезно пересмотреть структуру и объем государственных расходов, в том числе на поддержку инновационной деятельности. Правительство объявило о ликвидации целого ряда государственных комитетов, оказывающих услуги в области здравоохранения, бизнеса, образования и проч., которые играли значительную роль в инновационном процессе.
По словам заместителя директора отдела науки и инновационного анализа министерства по делам бизнеса, инноваций и профессионального образования Кита Смита, в последнем бюджете Великобритании доля расходов на науку уменьшилась примерно на 15%. Научному сообществу придется решать, как с этим справиться. Но есть и ряд приоритетных объектов, над которыми министерство продолжает работать. Например, будет продолжено строительство ряда центров инновационных технологий (Technology and Innovation Centres), первый из которых будет работать над перспективными производственными технологиями. Государство оставило за собой главную роль в поддержке фундаментальных исследований. И если верить статистике, дела здесь действительно идут неплохо. Население Великобритании составляет всего лишь 60 млн человек, при этом страна занимает второе место после США по количеству научных публикаций.
На развитие инноваций оказывает влияние и то, что уровень доверия и взаимопомощи в предпринимательской среде очень высок. А размер венчурного капитала Великобритании, достаточно скромный по американским меркам, значительно больше, чем в других европейских странах.
Между тем многие наши собеседники отметили, что основная проблема британской инновационной системы — коммерциализация результатов исследований. Британские ученые и инженеры были успешны в разработке новых патентов, но существует мнение, что в самой Великобритании все эти достижения в должной степени не использовались.
Как заметил Дэвид Багхерст, глава ISIS Innovation, компании при Оксфордском университете, которая занимается поиском инноваций по всему миру, развитие инновационной системы в Великобритании во многом было спонтанным процессом. «Такая проблема свойственна любой демократии, при которой правительство меняется каждые три, пять или семь лет, — говорит он. — В результате нет последовательности в выработке политического курса. Новое правительство начинает проводить новую политику, а ведь для того, чтобы сформировалась инновационная экосистема, нужно много времени. В итоге все проваливается. Другая проблема, на мой взгляд, заключается в том, что Великобритания продолжает вести себя так, будто мы до сих пор огромное государство с неограниченными ресурсами. Мы хватаемся за все сразу, вместо того чтобы сконцентрировать усилия на некоторых областях. Таким образом, если сравнить инновационные системы Сингапура или Китая с тем, что существует у нас, то все не очень здорово».
Кроме того, исследователи отмечают, что возможности Великобритании в регулировании инновационной деятельности по сравнению с другими странами ограничены, поскольку ответственность, которая возлагается на различные ветви власти, раздроблена. В сферу их деятельности входят различные вещи, и инновационная политика — лишь одно из таких направлений.
Но, как бы то ни было, британское правительство всегда способствовало развитию инновационного процесса. Менялась лишь форма. В одни времена государство было сторонником поддержки компаний, в другие выступало за рыночное саморегулирование. В 2010 году маятник снова качнулся в сторону рынка, и только время покажет, чем это обернется для британских инноваторов и налогоплательщиков.
Свою беседу с Питером Добсоном мы начали с вопроса: «Что способствует, а что препятствует развитию инновационной системы Британии?»
— Что препятствует? Система продвижения по карьерной лестнице в университетах, основанная исключительно на научных публикациях. Крайне мало внимания уделяется регистрации патентов или созданию spin-off-компаний. Если вы начнете этим заниматься, ваша карьера может пойти под откос; если же у вас много публикаций — она пойдет в гору.
Что помогает? Некоторые университеты, в том числе наш, начинают уделять больше внимания подготовке докторантов к изобретательскому и инновационному процессам. Важную роль играют и исследовательские советы. Они разработали новые программы подготовки докторов, и многие из этих программ предполагают, что студенты должны пройти практику в сфере инноваций и предпринимательства.
Мне хотелось бы, чтобы создание новых компаний в научной среде не считалось чем-то постыдным. Это поможет ученым, открывающим предприятие или занимающимся коммерческой деятельностью, почувствовать, что они делают что-то стоящее.
— Что нужно для того, чтобы знание превратилось в инновацию?
— Для этого необходима среда, благоприятная для появления новых изобретений и создания на их основе компаний. Мне кажется, что в последние годы в Великобритании исследовательские лаборатории при корпорациях работают не очень эффективно. Это резко отличается от ситуации в Японии и США, где научные лаборатории функционируют при таких крупных корпорациях, как IBM, Xerox, Bell Laboratories и многих других. Последние двадцать лет в Великобритании проводится мало исследований и разработок совместно с корпорациями. Наши крупные компании, такие как ICI и GEC, либо вообще убрали статьи расходов на НИОКР, либо сильно их сократили.
— Кто в Великобритании играет самую важную роль в инновационном процессе — компании, университеты, лаборатории? Из чего состоит инновационная цепочка?
— Думаю, что, несмотря ни на что, самую важную роль играют компании.
— Могли бы вы назвать основные направления инновационной политики Великобритании и рассказать о влиянии, которое оказали на нее кризис и бюджетные проблемы?
— Нет принципиальной разницы между инновационной политикой предыдущего лейбористского и нынешнего коалиционного правительства. Мы надеялись, что коалиционное правительство перенесет акценты финансирования науки с фундаментальных исследований на прикладные. Но этого не произошло, потому что чрезвычайно сильное лобби настаивает на необходимости продолжения финансирования фундаментальной науки. Причем практически все решения в сфере инновационной политики принимаются людьми, уверенными в том, что фундаментальная наука должна быть защищена любой ценой. Однако не стоит забывать, что накопление капитала происходит за счет трансляционных исследований и что ряд фундаментальных исследований в Великобритании не привели к наращиванию капитала. Поэтому я считаю, что нужно уделять больше внимания не фундаментальным, а прикладным исследованиям.
Вскоре также произойдут значительные изменения в работе исследовательских советов. Есть основания полагать, что они поймут: ученые должны с самого начала думать о будущем праве на использование изобретения. Подобная стратегия не слишком распространена в научных кругах. Полагаю, она популярна среди таких людей, как я, которые работают в промышленности, а не в университетах.
— Как вы считаете, почему у сторонников такого подхода такое сильное лобби?
— Я думаю, потому, что они занимают большинство постов, связанных с процессом принятия решений. Особенно это касается Королевского научного общества. В нем преобладают теоретики, уверенные в необходимости сохранения фундаментальной науки. Не многие из его членов связаны с промышленностью.
— Как обстоят дела с правами собственности в случаях, когда научные исследования и разработки ведутся на государственные средства?
— Права на интеллектуальную собственность — это очень сложный вопрос. Когда государство финансирует исследования британских университетов, все права на интеллектуальную собственность принадлежат им. Впоследствии именно университеты занимаются их использованием при открытии нового бизнеса или оформлении лицензионных соглашений.
При прямом государственном финансировании НИОКР малого бизнеса государство не обязательно забирает права на интеллектуальную собственность, однако оно ожидает, что компания будет их использовать, и всячески это поощряет. Но есть очень важное условие: государственная помощь никогда не составляет или очень редко составляет более половины бюджета проекта. Так, в большинстве случаев Совет по стратегиям развития технологий дает лишь половину необходимых средств, тогда как оставшееся предоставляют частные компании. Таким образом, это частичное, а не полное государственное финансирование. В ответ ожидается, что компании будут использовать права на интеллектуальную собственность.
— Но до недавнего времени в Великобритании было два университета, где после проведения научных исследований права собственности на их результаты принадлежали самим ученым.
— Так было раньше. Двумя этими университетами были Кембридж и один из университетов Манчестера. Сейчас Кембридж взял на вооружение ту же политику, что и Оксфорд, когда все права интеллектуальной собственности принадлежат университету, а не отдельным ученым.
— А в чем разница?
— В отношении рисков и стоимости разница огромна. Если я обладаю правами на интеллектуальную собственность, то должен сам регистрировать патент и заниматься продвижением продукта на рынок. И как только дело дойдет до вещей, связанных с договором о патентной кооперации, ежегодные выплаты могут оказаться довольно высокими — от 5 до 10 тысяч евро. В Оксфорде же нет необходимости самостоятельно искать эти средства.
Если бы вы занимались этим в Кембридже (при прежней системе), вам пришлось бы самим искать средства. Обычно в Кембридже все права передавались одной из консалтинговых компаний, созданных при Кембриджском университете. Среди них были Cambridge Consultancy, TTP, Scientific Generics и ряд других. Они выполняли работу, которой в данный момент здесь, в Оксфорде, занимается ISIS Innovation.
— Разве принадлежность прав собственности не университетам, а самим ученым не будет мотивировать их сильнее?
— Возможно, но мы должны смотреть на вещи реалистично. Только один патент из двадцати или даже из пятидесяти принесет значительную прибыль. Так что я считаю, что при оксфордской системе мотивация выше, поскольку в этом случае нет причин для волнений. Если возникнут какие-либо трудности, ученый не рискует семейным бюджетом или домом. Все проблемы улаживает университет. И, кстати, условия, на которых используются права собственности, просто великолепны. Изобретатель оставляет себе 20–25 процентов акций и получает значительную сумму в качестве дохода от использования патента. Он также, по-моему, гарантированно получает первые 75 тысяч фунтов стерлингов в год. Как мне кажется, это самая выгодная сделка в мире.
— А как вы считаете, должно ли государство оказывать помощь молодым ученым, желающим извлечь прибыль из своих идей, создать стартап?
— Проблема в том, что в Европе в соответствии с правилами оказания государственной помощи государство не должно оказывать сильную финансовую поддержку компаниям. Это очень строгие правила.
Я полагаю, что в таких случаях государство должно играть определенную роль. Но на практике эти шаги неизбежно будут противоречить правилам. Вот почему в Великобритании большая часть госпомощи осуществляется путем предоставления налоговых льгот на раннем этапе развития компании или же путем финансирования исследований и разработок на более поздней стадии. Но все это не делает открытие собственного бизнеса особо привлекательным.
— Каков ваш прогноз развития инновационной системы Великобритании?
— В отличие от США, Франции или Германии в Великобритании нет пакета стимулирующих мер. И, по моему мнению, это плохо. Полагаю, Франция и Германия прибегнут к стимулирующей политике, в результате чего многие предприятия перенесут туда свое производство. Американцы используют множество мер по стимулированию инновационной деятельности, но, мне кажется, они потратили слишком много средств на фундаментальные исследования и не осознают важности финансирования трансляционных исследований.
Я считаю, что в США инновационный процесс развивается очень плохо. Люди думают, что он идет довольно успешно, однако там появляется мало новых компаний. Очевидно значительное сокращение числа корпораций. Новые же не создаются, несмотря на вложение миллиардов долларов в исследовательскую деятельность.
— А как же всемирно известная Кремниевая долина?
— Много лет назад она работала эффективно, но не сейчас. Большинство компаний действительно превосходно функционируют в Калифорнии, на юге Калифорнии, в Сан-Диего. Не думаю, что в Пало-Альто дела идут так же хорошо, как раньше. Было время, когда появлялись такие компании, как Intel, Sun Microsystems, HP и другие. Но я не вижу ничего подобного сейчас.
Существует ряд публикаций американских политических деятелей, в которых ставится вопрос о правильности проводимой политики. Мне кажется, политика эта неверная. Они финансировали слишком много фантастических проектов на ранних этапах развития и недостаточно — на следующих, более зрелых. Они полагались на систему венчурного капитала, которая охватит необходимый объем и будет работать. Между тем из-за рецессии венчурная система в США практически рухнула. Так что почти любое капиталовложение сейчас осуществляется на китайские средства.
— Почему до сих пор в Британии существуют сферы деятельности, где инновации не привели к прорыву, несмотря на все усилия?
— Если взять, например, индустрию полупроводников, то Великобритания отстает в том, что касается производства. У нас работают квалифицированные проектировщики, но условия для производства чипов недостаточно хороши. И я никогда не понимал почему. Полагаю, что из-за чрезмерного внимания к производству электронных микросхем для военных нужд в 1960-х и 1970-х годах. К тому же мы прилагали недостаточно усилий для развития электроники, которая имела бы коммерческое применение. Это мое мнение. В тот период я работал в этом секторе, и тогда считалось необычным, если крупная компания занималась инновациями в области разработки электронных микросхем для потребительских товаров. Думаю, этим занималась только голландская компания Philips, у которой в Великобритании была значительная база для работы в этой области. И я наблюдал ее изнутри, так как в середине 1980-х работал на них. Я видел изобретение лазера для CD-проигрывателей, а также его применение во многих областях. Они были ориентированы на конкретного пользователя, и многие фундаментальные исследования проводились здесь, в Великобритании. Но совсем немногие из них были использованы британскими компаниями — кроме Philips, которая частично является британской.
Прекрасные примеры есть в сфере разработки лекарств. Между некоторыми крупными компаниями, такими как AstraZeneca, Pfizer, GSK, развиты тесные связи, там трудятся высококвалифицированные выпускники наших университетов. Однако в последние несколько месяцев все крупные фармацевтические компании Великобритании сокращают расходы на НИОКР. Pfizer закрыла научно-исследовательские объекты в Великобритании, что привело к сокращению двух тысяч рабочих мест. GSK и GE Healthcare сократили свои расходы. То есть сейчас мы переживаем период, когда трудно прогнозировать, как будет развиваться это направление.
— Из-за глобальных экономических проблем?
— Частично из-за глобальной экономической ситуации, частично из-за увеличения числа передовых технологий в Китае и Индии. Для многонациональной компании дешевле перенести производство в Китай или Индию, чем оставаться в Великобритании.
— Это основная современная тенденция?
— Думаю, да. И проследить ее можно на примере авиакосмической промышленности. Существует тенденция переносить НИОКР, особенно опытно-конструкторские работы, в Корею, Сингапур, Китай. Это касается даже таких крупных компаний, как Rolls-Royce и GE, и, думаю, плохо повлияет на нашу инновационную цепочку.
— По вашему мнению, китайский и индийский рынки более привлекательны для иностранных компаний?
— Китай — да, Индия под вопросом. Индия очень успешна в такой области, как информационные технологии. Они преуспевают в сфере электроники, под которой я подразумеваю электронное оборудование, а не производство электронных микросхем. Но у них серьезные проблемы с производством электроэнергии. В Китае все наоборот. У них чрезвычайно развито производство электроэнергии: они строят новую электростанцию каждую неделю. Индия еще не достигла такого уровня. Возможно, Россия находится где-то между ними.
Хороший пример из энергетики: Китай сейчас располагает двумя крупнейшими в мире заводами по производству фотоэлектрического оборудования. А ведь три года назад у них не было ни одного. И никто не слышал о китайском фотоэлектрическом производстве.
Китай успешно развивается, потому что вся его инфраструктура работает на электроэнергию, дефицитные материалы, и теперь вокруг ведущих университетов построены огромные инновационные парки. Так, вокруг Гонконга, на материке в районе дельты Жемчужной реки, построены внушительные исследовательские институты, связанные с университетами на материке и в Гонконге. В районе Шанхая возводится множество инновационных парков для развития различных секторов экономики, также связанных с университетами. Они придерживаются этой модели, и в какой-то степени их мощности сравнимы с британскими или немецкими.
— Они заимствуют или изобретают?
— И то и другое. Раньше они заимствовали. Но недавно мы увидели, что они самостоятельно изобретают. По данным за последний год, в самых значительных секторах энергетики, электроники и в сфере информационных и коммуникационных технологий Китай уступает только США. Мы видим рост и впечатляющее число патентов. Это знак того, что они перестали заимствовать и встали на путь инноваций.
— Что вы думаете об инновационном потенциале России?
— Бизнесмены не хотят инвестировать в российские проекты из-за проблем с коррупцией. Это все еще вызывает сильное беспокойство. Поэтому устранение коррупции станет самым значительным стимулом для развития бизнеса.
В России очень много талантливых людей. Ваша система образования, как и британская, всегда основывалась на технической подготовке, так же как и на академической. И это принесет вам успех.
Еще один фактор, который способствует постоянному процветанию, — управление ресурсами. Учитывая, что Россия имеет доступ к стратегическим ресурсам, управление ресурсами чрезвычайно важно в инновационном процессе. Это не очевидно, но работает следующим образом: будучи включенными в инновационный процесс, вы постоянно испытываете необходимость в редких металлах, кобальте, фосфатах. Россия хорошо управляет ресурсами, не позволяя иностранным компаниям использовать их. Таким образом, если у вас есть постоянный доступ к стратегически важным материалам, необходимым для инновационного процесса, то у вас неплохие перспективы.
Нужно, чтобы сотрудники университетов и Академии наук восприняли идею создания инновационных парков и нарисовали четкую стратегию развития идей. Но, кроме того, придется привлекать средства иностранных инвесторов, что снова возвращает нас к вопросу о коррупции.
Василевская Марина, редактор бюллетеня «Инновационные тренды» Института общественного проектирования
