Американский эксперт по внешней политике предлагает стратегию, которая поможет США разнести по времени российскую и китайскую угрозы. В отношениях Москвы и Пекина он замечает некий парадокс, который может стать благоприятной возможностью для США. Главное - успеть ею воспользоваться..
Продолжение. Начало читайте здесь.
Общим знаменателем во всех трех случаях является то, в какой мере отношения США с соперниками утвердились в рамках конфронтации и эскалации. Если хотите, в международных делах возникает общая закономерность, какой является формирование антагонистических и все более непримиримых блоков. Это в большей мере напоминает годы перед Первой мировой войной, чем гибкую дипломатию и изменчивые коалиции предыдущих столетий.
Но есть одна сила, которая может изменить эту закономерность и содействовать творческому началу в формировании союзов. Это сила страха. В истории страх перед усиливающейся державой всегда был главной причиной, по которой государства меняли свои приоритеты. Сторонники разрядки с Россией (вариант 1) правы в том, что эта страна в наибольшей мере подвержена такому страху, поскольку ее позиции слабее. Сегодня готовность России сотрудничать с Китаем вместо того, чтобы создавать ему противовес, совпадает с внешней политикой выжидания, которую проводит Пекин. Но по мере того, как Китай превращает свое возрастающее экономическое могущество в военную мощь и в политическое влияние, боязнь России попасть в подчинение к Китаю будет неизбежно усиливаться.
Америке важно знать, когда это произойдет. Сторонники отсрочки соперничества с Китаем (вариант 2) правы в том, что эта страна пока не в полной мере реализовала свой военный потенциал. Это дает американской дипломатии время и возможность для осуществления перемен, благодаря которым она окажется в более выгодном положении. В то же время, мы в этот период времени не должны терять бдительность в западной части Тихого океана, поскольку такая безалаберность породит у китайцев искушение совершить нечто дерзкое и решительное прямо сейчас (скажем, захватить Тайвань), пока США не усилили свои вооруженные силы в соответствии с требованиями национальной стратегии обороны. Таким образом, США нужно, чтобы страх России перед Китаем сформировался и созрел раньше, чем Китай выполнит свои ключевые задачи по достижению военного паритета с Америкой.
Не исключено, что именно это происходит прямо сейчас. Момент истины для России и Китая ускоряется двумя факторами. Во-первых, это пандемия covid-19, которая существенно увеличила дисбаланс сил между двумя евразийскими державами. Если у Китая в прошлом году был рекордный рост, то Россия переживала период серьезного спада, который может оказаться долговременным. Последствия этого можно не в последнюю очередь увидеть в российских дебатах о бюджете. Впервые усиливают свои позиции сторонники использования российского резервного фонда, которые хотят стимулировать развитие инфраструктуры - скорее всего, за счет сокращения военных расходов.
Второй фактор - это западные санкции, одно из практических последствий которых заключается в усилении российской зависимости от китайских финансов и рынков. Острее всего это ощущается на российском Дальнем Востоке, в Сибири и Центральной Азии, где Китай стремится стать главным инвестором в промышленности и инфраструктуре, создавая нарастающую угрозу российским интересам и суверенитету.
В обоих случаях парадокс заключается в том, что рост российской зависимости от Китая будет усиливать ее страх и потребность в поиске стратегических альтернатив. Кремль встает перед выбором: либо он и дальше будет потворствовать усилению Китая, рискуя превратиться в пособника китайских амбиций, либо он начинает создавать противовес его власти и влиянию.
В этом парадоксе скрывается благоприятная возможность для США. Цель нашей дипломатии в отношении России и суть нашей стратегии по недопущению войны на два фронта должна состоять в том, чтобы заострить данную дилемму для Москвы и сделать так, чтобы по мере усиления страха перед Китаем у нее были жизнеспособные варианты внешней политики, исключающие агрессию против Запада. Такой подход не может строиться на посылке о том, что Соединенные Штаты могут уговорить Россию занять более миролюбивую позицию. Напротив, исходная посылка должна заключаться в следующем. Если снижение напряженности в отношениях с Россией еще возможно, то сделано это будет, потому что российское руководство, исходя из трезвого расчета своих интересов, придет к выводу, что разрядка с Западом отвечает потребностям российской безопасности в большей степени, чем ее нынешняя агрессивная политика.
Вместо вопроса о том, "какой ценой" будет достигнута разрядка в отношениях с Россией, мы при таком подходе должны спросить, "при каких условиях" Москва сама выберет этот путь, а потом сформировать и поставить эти условия. Чем больше Россия будет осознавать, что путь к экспансии на запад ей заблокирован, чем больше будет видеть практичные альтернативы китайскому господству на востоке, тем меньше она станет входить в противоречие с нашими основополагающими интересами, и тем больше у нее будет противоречий с Китаем. В этом смысле слова покойного Збигнева Бжезинского надо видоизменить, сформулировав их так: "Нам не надо желать, чтобы Россия стала более западной в геополитическом плане; нам надо желать, чтобы она стала более восточной".
Конечно, Америка не в силах избрать для России восточный путь. Но она может создать для нее стимулы, чтобы Россия сама сделала этот выбор. В практическом плане США потребуется сформулировать связную, но по сути раздвоенную политику в отношении России. Одна ветвь такой политики будет называться "Россия в Европе", а вторая, более конкретная - "Россия в Азии". Лейтмотивом первого направления должно стать непреклонное сопротивление российской экспансии, кульминацией которого будет решительный срыв ее нынешних целей на рубежах Европы. История свидетельствует о том, что Россия воспринимает разрядку с противником всерьез лишь в том случае, когда вынуждена это сделать из-за своего поражения или серьезной неудачи. Во многом это было предпосылкой для успеха Рональда Рейгана в Рейкьявике после поражения Советов в Афганистане. Такого же успеха добились английские государственные деятели, сформировавшие Антанту с Россией после ее поражения в Порт-Артуре в 1905 году. Попытки добиться разрядки с Россией до того, как она столкнется с такими неудачами, скорее всего, провалятся. Более того, они будут контрпродуктивны и приведут к противоположному результату, поскольку косвенно подразумевают уступки и подтверждают уверенность нынешних российских руководителей в том, что возродить империю на западе можно силой оружия.
Эквивалентом Порт-Артура или сегодняшнего Афганистана является Украина. Соединенным Штатам нужно, чтобы Россия понесла там военное поражение такого масштаба, чтобы ее руководство провело переоценку своих предположений о допустимости превращения постсоветского пространства в предпочтительную зону стратегической экспансии. Америка способна помочь в достижении такого результата, как она сделала это в Афганистане. Для этого ей следует обеспечить местных средствами для того, чтобы они могли эффективнее сопротивляться России на повышенных оборотах, чем делали это до сих пор. А еще она должна уговорить своих европейских союзников сделать то же самое. Кроме того, мы должны существенно повысить издержки за кибернетические и прочие атаки на США, в том числе, за счет ответных ударов по важнейшим объектам российской инфраструктуры и введения санкций против путинского окружения и против вторичного рынка российских облигаций.
Но цель при этом должна заключаться не в том, чтобы причинить боль такими карательными мерами. Надо нанести поражение с целью достижения стратегического эффекта, убедив Россию, что избранный ею путь экспансии в западном направлении закрыт. И напротив, американская политика по направлению "Россия в Азии" должна строиться с таким расчетом, чтобы перенаправить внимание и энергию России на этот курс. Такая политика будет включать экономическую, военную и политическую составляющие.
В плане экономики Соединенные Штаты должны создавать для своих азиатских союзников и партнеров стимулы, чтобы они препятствовали завоеванию Китаем экономической монополии на российском Дальнем Востоке. Лучше всего это может сделать Япония, расположенная по соседству, обладающая капиталом и демонстрирующая желание конкурировать с Китаем в этом регионе. Надо сказать, что евразийская стратегия правительства Абэ имела вполне конкретную направленность: не допустить объединения усилий Китая и России. Оно выделило на развитие этих регионов свыше 30 миллиардов долларов.
Вместо того, чтобы тормозить эти усилия, как обычно поступают американские политики, мы должны их всячески поощрять. Хорошим началом стало бы точечное исключение из санкционного режима США тех азиатских союзников и партнеров, чьи фирмы стремятся работать на востоке России. Со временем такая схема может превратиться в более масштабный механизм "трех полуостровов", образцом для которого могла бы стать центральноевропейская инициатива "Триморье". Целью такого механизма будет создание альтернатив программе "Один пояс - один путь".
Задача будет состоять в начале стратегической конкуренции в виде инвестиций, которые выделят союзники и партнеры Америки из Азиатско-Тихоокеанского региона, лишив тем самым Китай его сегодняшнего статуса монополиста. Военная составляющая новой американской политики должна предусматривать отказ США от противодействия поставкам российского оружия в те страны Индо-Тихоокеанского театра, которые нуждаются в нем для сопротивления китайской экспансии. Нет причин, по которым США должны стремиться к наказанию компаний и физических лиц в Индии (это важнейшая в стратегическом плане страна, которую Америка пытается привлечь к суду), когда вызвавшее введение санкций оружие направлено против общего врага Китая.
Отказ от санкций должен предусматривать разумные гарантии для поставок американского оружия, которое может сосуществовать с российским. Правда, во многих случаях в интересах США не препятствовать таким странам покупать российское оружие, которое дешевле, проще в эксплуатации и уже знакомо их армиям, и не настаивать на приобретении более современного американского оружия. Если США снимут такие препятствия, это может принести им пользу. Исчезнут источники трения с региональными союзниками и партнерами, а вместо этого возникнут новые противоречия между Россией и Китаем.
Политическая составляющая такого курса будет нацелена на то, чтобы содействовать состыковке позиций России и других азиатских государств, обеспокоенных усилением Китая. Региональные союзники Япония и Южная Корея уже давно выступают за такой подход. Если позволят условия, Соединенные Штаты могли бы даже как и в начале 20 века помочь России и Японии разрешить территориальные споры из-за Курильских островов. Прогресс в данном вопросе был важной задачей для правительства Абэ в его стремлении создать общий российско-японский фронт против Китая. С учетом близости Аляски к этим спорным территориям в интересах США содействовать таким усилиям. Цель должна заключаться в создании барьера на пути превращения Китая в северотихоокеанскую / арктическую державу. Такую цель Москва поддержит.
Этим список не исчерпывается. Есть и другие области, скажем, контроль вооружений и сама Арктика, где можно будет со временем найти совпадение интересов США и России, хотя оно будет весьма скромным. Смысл не в том, чтобы проявлять чрезмерный оптимизм по поводу шансов на успех в этих областях. Смысл в том, чтобы США тщательно проработали конкретный набор характерных для Азии вопросов, где усиление российского присутствия и внимания будет выгодно Америке, а затем создали стимулы для этого, чтобы устремления России на западе не увенчались успехом.
Переориентация российской внешней политики на восток не столь фантастична, как может показаться на первый взгляд. Великие державы и раньше пользовались такими методами, подталкивая соперников к переключению внимания и энергии, дабы избежать столкновений с ними. В 70-х и 80-х годах 19 века Отто фон Бисмарк подтолкнул Австрию после поражения при Садове к отказу от ее многовековой зацикленности на Германии, показав ей новую цель - стать балканской державой. Великобритания довольно успешно переключила внимание России с северо-западных рубежей Индии после ее поражения в 1905 году. Она достигла такого же результата, когда после Фашодского кризиса отвлекла внимание Франции от Египта.
Безусловно, американская стратегия такого типа будет сопряжена с риском. Нынешнее российское руководство может просто воспользоваться теми выгодами, которые принесут японские инвестиции на Дальнем Востоке или поставки оружия в Индию, а на полученные средства профинансирует агрессию в западном направлении. Чтобы такая стратегия дала результат, двери для российской экспансии на запад надо с треском захлопнуть и закрыть на замок. Хуже всего будет, если мы создадим для России благоприятные возможности на востоке и проявим слабость на западе. Чтобы разворот был эффективен, нужна точка вращения. И такой точкой является Украина.
Риски такой стратегии следует сопоставлять с опасностями возникновения крупных кризисов сразу на двух театрах, которые потребуют значительного военного внимания США. Хуже всего война на два фронта. А еще существует риск того, что угроза такой войны заставит США предпринять попытки умиротворить Россию или поторговаться с ней на ее западных рубежах. Такой курс чреват моральными издержками, и как это ни парадоксально, он может лишить Америку возможности уделять первоочередное военное внимание западной части Тихого океана. Стратегия, за которую мы ратуем здесь, не требует от США отказа от решительной защиты своих интересов в Азии. Европейскую составляющую такой стратегии можно реализовывать и с нынешней группировкой американских войск в Европе. Ее со временем можно даже уменьшить, если европейцы будут увеличивать свой вклад в европейскую оборону.
В любом случае такая стратегия будет лучше нынешнего американского подхода. Сегодня США, по всей видимости, исходят из того, что им по силам и дальше проводить свою внешнюю политику вне связи с имеющимися военными ресурсами, или что когда-нибудь Америка сможет вернуться к такому уровню военных расходов, который был в годы холодной войны. Такая стратегия будет соответствовать логике момента и нынешней политике США в отношении России. При этом США не нужно будет поступаться вниманием к демократии и правам человека в этой стране. На самом деле, предоставление различных привилегий на востоке можно обусловить конкретными нормами российского поведения в различных областях, как того потребуют обстоятельства. Но успех этой стратегии не может основываться на посылке о смене режима. В отличие от нынешней политики, карательные меры типа санкций надо будет увязывать с конкретной целью (переориентация России на восток). Что очень важно, в этом есть положительная сторона (развитие российского востока, находящегося в запущенном состоянии). Следующее достоинство - это совместная работа с союзниками США в Азии, а не противодействие их интересам и стремлениям. Проводиться такая работа будет не в ущерб интересам европейских союзников, а также независимости и безопасности прифронтовых государств Европы.
Достоинство предлагаемой стратегии состоит в том, что она активна, а не пассивна. Соединенные Штаты выйдут из того положения, когда они праздно дожидались удобной возможности вбить клин между Россией и Китаем. Вместо этого они займутся осуществлением активной политической программы с использованием различных инструментов американского влияния (дипломатия, финансы, армия, альянсы) ради достижения осязаемой цели.
Но самое главное достоинство этой стратегии заключается в том, что Америка получит оптимальную возможность разнести по времени российскую и китайскую угрозы. Эта возможность быстро исчезает. Усиление российской зависимости от Китая не сулит ничего хорошего США в случае возникновения конфликта. Мы должны воспользоваться имеющимся запасом времени, чтобы наиболее эффективно применить силу и влияние США для предотвращения войны на два фронта.
Аарон Митчелл - бывший помощник госсекретаря по европейским и евразийским делам. Сегодня он возглавляет аналитический центр The Marathon Initiative, который занимается исследованиями соперничества великих держав. В этой статье использованы материалы доклада, подготовленного Митчеллом осенью 2020 года для аналитического управления Пентагона.
Аарон Митчелл (A. Wess Mitchell)