Развитие Вооруженных сил России ориентировано на долгосрочную перспективу
Приказом главы военного ведомства Анатолия Сердюкова создан Совет по научной и технической политике при Министерстве обороны России. Цель его создания, подчеркивалось в приказе, оказывать содействие руководству армии и флота в развитии инновационности Вооруженных сил, в подготовке и реализации решений по вопросам военно-технической и военной политики. Председателем совета по согласованию с руководством Федерального собрания РФ назначен депутат Госдумы, академик-секретарь Отделения общественных наук РАН академик РАН Андрей Кокошин, занимавший в прошлом посты первого заместителя министра обороны, государственного военного инспектора – секретаря Совета обороны и секретаря Совета безопасности России.
В состав совета вошел ряд крупнейших отечественных ученых. Среди них три вице-президента Российской академии наук Александр Асеев, Анатолий Григорьев, Николай Лавёров, академик-секретарь Отделения энергетики, машиностроения, механики и процессов управления РАН академик Владимир Фортов и другие. А также видные специалисты по военно-стратегическим, военно-техническим и военно-промышленным вопросам, занимавшие в свое время крупные посты в Совете безопасности, Вооруженных силах, спецслужбах.
Чем конкретно будет заниматься совет в беседе с ответственным редактором «НВО» Виктором Литовкиным рассказал председатель этого органа Андрей Кокошин.
– Вопрос, Андрей Афанасьевич, очевидный: зачем создан совет и чем он будет заниматься?
– Совет создан для оказания содействия руководству Министерства обороны, в подготовке крупных, ориентированных на долгосрочную перспективу по развитию наших Вооруженных сил. При этом дело не только в том, чтобы мы рассматривали какие-то крупные вопросы развития естественных наук применительно к созданию новых систем вооружения. Задача поставлена значительно шире – мы будем исследовать и политико-военные вопросы, и военно-стратегические. И военно-исторические темы будем затрагивать…
Недавно мы провели первое заседание нашего совета и договорились, в частности, что, например, мы не будем изучать отдельно, как развивались системы вооружений до Крымской войны 1853–1856 годов и в ходе этой войны. Те или иные фрагменты военной истории мы не будем рассматривать локально. А будем стимулировать изучение долгосрочных тенденций эволюции оружия и военной техники в сочетании с эволюцией форм и способов вооруженной борьбы, и, конечно, в контексте тех политических процессов, которые происходят в мире…
– В сегодняшнем мире?
– Да. С ориентацией, конечно, на современность, на обозримую перспективу. Для того чтобы заглянуть вперед на десять-пятнадцать-двадцать лет, надо посмотреть на период в два-три раза более длинный в прошлое.
– Этот принцип подсказывал нам исторический материализм, который мы когда-то изучали в школе и в институтах.
– Скорее этот принцип предсказан был анализом конкретных успешных предвидений политико-военного плана, которые были сделаны, в частности, Фридрихом Энгельсом относительно будущей Первой мировой войны и нашим выдающимся военным историком и теоретиком Александром Андреевичем Свечиным применительно ко Второй мировой войне, а также отечественным и зарубежным опытом усилий по долгосрочному прогнозированию более позднего периода. Поэтому для того, чтобы понять тенденции ближайших десяти-пятнадцати лет, а лучше и дальше, а мы постараемся заглянуть за пределы Государственной программы вооружений (2020 год. – В.Л.) – мы должны оценить эволюцию военного дела, военной техники не только со времен Великой Отечественной войны, но и в 20-х годах прошлого века, и в более ранние периоды.
Я сталкивался с западными и китайскими исследованиями динамики развития военного искусства за последние двести-триста лет. На основе этих исследований были сделаны крайне важные выводы для понимания того, что происходит сейчас в этой области и будет происходить дальше на обозримую перспективу.
В том числе был сделан вывод о том, что сегодня все более превалирующим принципом ведения боевых действий становится мобильность (стратегическая, оперативная, тактическая); мобильность в реальных действиях вооруженных сил разных государств – это более важный фактор, чем сосредоточение сил на направлении главного удара, а в ряде случаев даже заменяет последнее.
У нас в совете присутствуют ученые и эксперты из разных областей науки, и еще целая когорта стоит, что называется, за фасадом совета. За многими членами совета стоят большие научные коллективы.
– Например?
– Это относится, в частности, к таким крупнейшим ученым, обладающим широким диапазоном знаний, компетенции, как академики Анатолий Иванович Григорьев, Александр Леонидович Асеев, Владимир Евгеньевич Фортов, Геннадий Яковлевич Красников, Николай Павлович Лавёров, Валентин Михайлович Пашин, Владимир Григорьевич Пешехонов и другие. Вообще могу отметить, что многие члены нашего совета известны тем, что сочетают глубокие знания, огромную работоспособность, способность одновременно вести плодотворную и научную, и преподавательскую, и организационную работу.
– Лавёров – в ядерной области?
– Не только. Николай Павлович Лавёров очень крупный ученый широкого диапазона. В свое время, когда я был секретарем Совета безопасности, он создал комиссию по ядерной политике, подготовке заседания Совета безопасности 1998 года. Комиссия Лавёрова поработала весьма плодотворно. На основе ее рекомендаций Советом безопасности были приняты решения по ядерной политике Российской Федерации. С учетом решений Совбеза, заложенных в 1998 году, многое делается и сегодня по укреплению нашего ракетно-ядерного щита.
Как академик-секретарь Отделения общественных наук РАН я тоже могу привлекать различных ученых и специалистов в различных областях науки – экономики, социологии, психологии, вопросов управления, государства и права.
Один из вопросов, которые будет также рассматривать совет, – это совершенствование законодательства, касающееся Вооруженных сил, Министерства обороны. На этом направлении мы прежде всего большие надежды возлагаем на такого авторитетнейшего ученого, как член-корреспондент РАН Талия Ярулловна Хабриева.
– В связи с тем, что вы рассказали. У нас жизнь опережает всяческие законы. Проходит военная реформа, а закона о военной реформе не существует. Идут какие-то преобразования Вооруженных сил, но закона о Вооруженных силах тоже все еще нет. Есть Закон об обороне, другие подзаконные правовые нормы, но нет главных законов…
– Мы постараемся проанализировать широкий спектр проблем обеспечения обороноспособности страны, которые требуют законодательного оформления. Стоит вопрос о проведении специальной исследовательской работы по совершенствованию законодательства в этой сфере. Есть договоренность, что будем учитывать и зарубежный опыт, как позитивный, так и не очень позитивный. Его тоже надо принимать во внимание.
– В информации о создании вашего совета сказано, что среди других проблем вы будете заниматься и вопросами Гособоронзаказа. Получается как-то странно. Гособоронзаказ уже утвержден до 2020 года. И возникает вопрос – неужели его теперь придется переделывать?
– Основная наша задача взглянуть за пределы текущего Гособоронзаказа. Недаром у нас присутствуют ученые, которые занимаются не только фундаментальными, но и прикладными научными исследованиями, которые могут привести к серьезному обновлению тех технологий, которые необходимы для развития Вооруженных сил. И, кстати, мы будем очень большое внимание уделять технологиям двойного назначения, о чем говорил в том числе и премьер-министр Владимир Владимирович Путин во время своего выступления в Государственной Думе 20 апреля. Технологии двойного назначения – очень важный фактор развития экономики нашей страны. И надо суметь использовать возможности роста расходов на закупку вооружений и военной техники, на НИОКР и выделение специальных средств на модернизацию оборонно-промышленного комплекса, как импульс для развития промышленности нашей страны в целом. Что мы и пытались сделать в прошлом, когда я работал в Минобороны.
– Я помню это.
– Например, мне довелось готовить президентский указ о северодвинском «Севмашпредприятии», чтобы наряду с атомными подводными лодками это мощное предприятие занималось производством платформ для освоения арктического шельфа. В качестве первого заместителя министра обороны мне довелось приложить руку и к созданию ракетного центра имени Хруничева в Москве, объединившему и завод, и КБ, хотя уже в то время это предприятие занималось почти исключительно гражданской проблематикой.
У нас есть большие достижения отечественной науки довольно высокого уровня, и надо посмотреть, как они могут трансформироваться в создание новых систем вооружений, которые должны появиться после 2020 года.
Очень крупный вопрос, который мы будем рассматривать, это соотношение основных боевых платформ и всех коммуникационно-информационных средств, которые есть и должны быть на этих платформах и которые в целом обеспечивают эффективность собственно средств поражения. Для этого тоже нужны очень серьезные научные исследования. Мы также будем плотно работать с военными профессионалами, которые занимаются системно-аналитическими методами.
Я могу сказать, что знакомство с целым рядом таких профессионалов, работающих сейчас в Министерстве обороны, его различных подразделениях, включая Генштаб, и в оборонной промышленности оставило очень хорошее впечатление.
Должен заметить, что у нас в совете тоже есть военные профессионалы высокого класса; они в запасе или в отставке, но это исключительно ценные специалисты. Они известны своим крупным вкладом в обеспечение обороноспособности страны. К примеру, «ракетчик-стратег» генерал-полковник Виктор Иванович Есин. Это и генерал-лейтенант доктор технических наук Георгий Максимович Полищук, до недавних пор возглавлявший НПО имени Лавочкина; это и генерал-лейтенант Валерий Павлович Володин, он недавний глава Военно-научного комитета Генштаба, кандидат наук, лауреат премии Жукова; это и генерал-полковник Владимир Яковлевич Потапов с богатейшим опытом службы в Вооруженных силах и многолетней плодотворной работы в должности заместителя секретаря Совета безопасности РФ.
У каждого из них есть свои ученики, эксперты в различных областях военной науки, которых мы тоже можем привлекать к работе совета. В целом мы стараемся, чтобы наш орган был мобильным и компактным.
– Мобильные и компактные – это сколько?
– Это 15–16 человек. Мы уже договорились о создании нескольких рабочих групп, которые уже начали работу. Но будем, безусловно, привлекать и других ученых, специалистов, экспертов, в том числе из Российской академии ракетно-артиллерийских наук, Академии военных наук, институтов, центров, лабораторий Минобороны, других ведомств, Военной академии Генштаба и других академий.
– Вы говорили о перспективах за 2020 год. Но и до этого срока есть проблемы, которые требуют уточнения и, может быть, какой-то корректировки.
– Рассмотрения ряда таких тем нам не избежать…
– Я хотел уточнить. Вот сегодня спорят по поводу того, какие нам танки нужны. Говорят о проблеме МиГ-35, от которого отказались индусы, есть проблема «Булавы» и новых АПЛ… Масса вопросов, которые нуждаются в уточнении и обосновании.
– Я уже сказал – так или иначе нам придется иметь дело и с этими темами. Но мы исходим из того, что они постоянно в фокусе внимания военно-промышленной комиссии правительства России и заказчика – Министерства обороны… Так что мы постараемся прежде всего работать на перспективу.
– Какие у совета рычаги воздействия на ситуацию? На Минобороны? На оборонную промышленность?
– Наш совет – это консультативный орган. Мы призваны воздействовать на принятие решений прежде всего интеллектуально. Силой логики и научного знания, силой профессиональной непредвзятой экспертизы.
Понятно, что в отдельных случаях придется проявить определенную настойчивость. Не просто написал записку, а там трава не расти. Мы так работать не будем.
Мы должны восполнить определенный дефицит в системной работе, касающейся долгосрочных перспектив развития Вооруженных сил, их технического оснащения, в системной работе, основанной на научных знаниях, на обобщенном опыте военных профессионалов.
Я часто вспоминаю нашу работу с академиком Евгением Павловичем Велиховым в 1980-е годы по комплексу проблем стратегической стабильности. Евгений Павлович, человек энциклопедических знаний во многих областях науки и техники, был тогда вице-президентом Академии наук и вел в ней в том числе оборонную тематику. В «группе Велихова» были и химики, и физики, было достойно представлено медико-биологическое направление, были специалисты по климату, по физике Земли, были военные специалисты по оперативно-стратегическим вопросам, математики, которые разрабатывали различные модели, – их возглавлял академик Никита Николаевич Моисеев. Были в этой группе и политологи, экономисты, правоведы. И мы достигли очень приличных научных результатов, которые имели большое прикладное значение. Специальная группа специалистов по моделированию сложных процессов и систем была создана Велиховым в Институте США и Канады Академии наук СССР. Они сделали очень интересную модель стратегической стабильности, которую мы потом передали в Генштаб.
– Собираетесь ли вы в рамках совета заниматься и дальше проблемами обеспечения стратегической стабильности, проблемами ядерного сдерживания?
– Безусловно. Задача обеспечения убедительного и надежного ядерного сдерживания – одна из главнейших в нашей военной политике. Развиваются новые технологии применительно к стратегически ядерным силам, к противоракетной обороне, к высокоточному дальнобойному оружию в неядерном оснащении применительно к средствам предупреждения о ракетном нападении, средствам контроля космического пространства и др. Большого внимания по-прежнему требуют потенциальные средства на новых физических принципах.
У проблемы ядерного сдерживания есть и очевидная экономическая составляющая, а также политико-психологическая, которая нередко в исследованиях оказывается, к сожалению, где-то на заднем плане.
Будем мы обращаться и к вопросу о неядерном (предъядерном) сдерживании в политике РФ на основе высокоточного дальнобойного оружия в неядерном снаряжении, о его обеспечении соответствующими средствами боевого управления и разведки и проч.
– Вы не раз в своих работах, выступлениях обращались к темам радиоэлектронной борьбы, кибервойн. В какой мере ваш совет займется этими вопросами?
– Отработка концепций и формул информационного противоборства (кибервойн, информационных войн) применительно к задачам Вооруженных сил РФ – это очень крупный, значимый для нашей безопасности вопрос и, к сожалению, пока еще у нас слабо разработанный. Он имеет научно-технические, политико-психологические, оперативные, организационные и другие аспекты. Надо помнить, что информационное противоборство ведется и в физическом, и в социальном, и в виртуальном пространствах, взаимодействие между которыми еще слабо изучено и должно быть предметом многообразных и прикладных, и теоретических исследований.
Мы исходим из того, что кибервойна, в том числе радиоэлектронная борьба, – это средство снижения реальной боевой эффективности «оппонента», средство его дезориентации и дезинформации, фрагментации его системы управления. В результате такого воздействия в конечном итоге у противника должна быть подавлена воля к сопротивлению, причем в строго определенные промежутки времени, необходимые для захвата и удержания инициативы — стратегической, оперативной, тактической.
Виктор Литовкин
