Полет Юрия Гагарина страховали и отслеживали в океане корабли плавучего телеметрического комплекса
Традиционно считается, что полет Юрия Гагарина контролировали наземные научно-измерительные пункты СССР. Но не все знают, что в тот день в Тихом и Атлантическом океанах по трассе полета стояли еще и корабли, получавшие информацию с борта «Востока» и поддерживавшие радиосвязь с космонавтом. Это были суда Плавучего телеметрического комплекса в Атлантике и 4-й Тихоокеанской океанографической экспедиции.
Доклад на самом высоком уровне прозвучал по-армейски четко: «Командующий космическими войсками, суда морского космического флота для работы по космическим аппаратам готовы к работе». Принимавший доклад генерал-полковник удивился: «У нас есть такие корабли?». Такова была степень секретности этих судов.
О космическом флоте знали те, кто имел к нему непосредственное отношение. В свое время эти корабли гарантировали становление и развитие космического транспорта – создание долговременных обитаемых станций, научных и производственных площадок в космосе, а также космических челноков.
Запуски первых межпланетных станций потребовали обеспечения приема с их борта телеметрической информации в районах, не контролируемых средствами наземного Командно-измерительного комплекса и Тихоокеанской экспедиции. Для решения этой задачи в 1960 году в поселке Болшево-1 Подмосковья (сейчас это микрорайон Юбилейный города Королева) была создана Атлантическая группа плавучих измерительных пунктов в составе двух кораблей Черноморского пароходства и одного – Балтийского пароходства. Их сняли с морских перевозок и передали в распоряжение НИИ-4 – Центрального научно-исследовательского института Министерства обороны СССР. Начальником Атлантической телеметрической экспедиции стал сотрудник НИИ-4 Василий Иванович Белоглазов.
Морской космический флот создавался для того, чтобы следить за космическими аппаратами в течение 24 часов. С территории СССР полеты можно было отслеживать ограниченное время, так как большая часть – до 70 процентов траектории – проходила над акваторией Мирового океана. С помощью УКВ-радиосредств невозможно заглянуть за горизонт. Островов, принадлежавших Советскому Союзу, в этих местах не было. Куба еще была закрыта для советских организаций. В Тихом океане тоже ни на что опереться не могли. Поэтому уже с пятидесятых годов, еще до запуска первого спутника витала идея создать на подвижных объектах – кораблях средства космической связи. Посыл исходил от председателя Совета главных конструкторов СССР Сергея Павловича Королева и генерал-лейтенанта, сотрудника НИИ-4, ученого, одного из организаторов и руководителей работ в области советской ракетно-космической науки Юрия Александровича Мозжорина.
Сначала намечалось оснастить корабли только средствами слежения – телеметрическими станциями. Созрело решение поставить спецоборудование на торговые суда. Быстро решить вопрос не было возможности. Нужно вспомнить, в какое время происходили эти события.
Флаг остался прежним
Конец пятидесятых – начало шестидесятых годов. Страна еще не оправилась от войны. Новые корабли морскому флоту СССР взять было негде. Суда «Краснодар» и «Ворошилов», построенные в 1924–1935-м в Англии и Швеции, были куплены еще до войны. Единственным более современным оказался сухогруз «Долинск», который в 1959 году строили корабелы Финляндии для Советского Союза.
Эти три судна и стали основой морского космического флота.
“ Корабли флота космического назначения гарантировали становление, развитие и создание долговременных обитаемых станций на орбите, научных и производственных площадок в космосе, а также космических челноков ”
В связи с новыми задачами пришлось соблюдать особые меры секретности, так как менялся статус кораблей. Международные соглашения по торговым, научным и военным судам отличались диаметрально. Поэтому сохраняя конфиденциальность, ни в один порт не заходили, стояли на заданной точке, а по окончании командировки возвращались обратно в Одессу. На место дежурства приходил небольшой танкер – привозил еду, воду, забирал мусор. В те годы уже заботились об экологии. В океан отходы не сбрасывали и контроль был достаточно серьезный.
Сразу же возникла еще одна проблема. На торговых судах не было условий для нормальной жизни команд. Вот как рассказывает о том времени член совета Клуба ветеранов морского космического флота, ведущий специалист Научного центра по комплексным транспортным проблемам Министерства транспорта Российской Федерации Виктор Митропов: «Оборудование ставилось в трюмах. Они были закрыты. Температура внутри почти 30 градусов. Если стоим на экваторе, то солнце жарит невыносимо и внутри уже от 40 до 50 градусов плюс работающая аппаратура, которая вся была ламповая, что добавляло градусов. Как выглядели люди, работавшие в таких условиях? В плавках, на шее мокрое вафельное полотенце, на спине тоже полотенце, потому что пот по спине не просто течет, он еще и щекочет, и капает на приборы.
Первые данные фиксировались на фотопленку. Ее надо быстро проявить и тут же расшифровать, срочно передать в ЦУП. Например, когда летел Юрий Гагарин, информация была отправлена уже через две минуты. Техника выходила из строя, но люди работали! Это был настоящий героизм. Когда возвращались домой, наград не было. Чаще звучала фраза: «Что вам еще надо? Вы же за границей побывали».
Дооснащенные телеметрическими станциями корабли продолжали ходить под флагом морского торгового флота Советского Союза.
Спецслужбы задание выполнили
Да, секретность была высочайшая. Сергей Лебедев, также член Клуба ветеранов морского космического флота, в должности, как официально значилось, замначальника экспедиции по общим вопросам ходил на «Кегострове» и «Ристне», был свидетелем событий тех лет.
«В военном училище я получил базовое образование по специальности «Командно-измерительные комплексы». В 1975–1976 годах 26 месяцев прослужил на судах космической службы.
Вначале корабли ходили без оперативного сопровождения. Потом по информации разведки прошли данные: спецслужбы противника хотели бы заглянуть на наши корабли, им нужны были сведения, что на торговых объектах находятся люди в погонах.
Как можно это доказать? Самый распространенный способ – склонить кого-то к измене. У человека могут быть какие-то непредвиденные обстоятельства, срыв под воздействием минутной слабости. А потом пресс-конференция: «Я бывший офицер. Советский Союз нарушает такие-то международные договоренности…» Последствия понятны: можно оказать давление на нашу страну, запретить кораблям заходить в гражданские порты. А это значит, что в длительном рейсе невозможно получать продукты, заправляться пресной водой. Таким образом предполагалось решать экономические, военные и политические вопросы.
Как правило, попытки наладить контакт и склонить к измене происходили в порту. Несмотря на то, что поодиночке никто не ходил, общение все же было. Например, через бывших выходцев из Советского Союза, эмигрантов и их детей. Все они владели русским языком и с удовольствием подходили к морякам, услышав родную речь. Но работа у нас была поставлена очень хорошо, провокации выявлялись достаточно оперативно. За все существование космического флота прямой измены не было. Задача, поставленная контрразведкой, была полностью выполнена».
Риск со страховкой
Об отслеживании полета Гагарина нужно сказать особо. Это был второй выход в море. С помощью кораблей определили, куда именно космонавт приземлится. По программе предусматривалось совершить всего один виток. Рассчитанное приземление – район Джезказгана. Но когда Юрий Гагарин стартовал, первая и вторая ступени отработали чуть дольше и он взлетел на 100 километров выше, чем положено.
Изначально Королев вместе с Келдышем, отвечавшим за математику и баллистику, рассчитали, что если тормозные двигатели не сработают в плановом порядке, то космический аппарат будет притянут Землей максимум через неделю. А семь дней человек всяко выдержит и останется жив. У Гагарина был на этот случай запас воды и еды. Когда же он взлетел выше, то стало ясно: приземление может отодвинуться на 45–47 суток. Это уже смертельно.
Фото: ski-omer.ru
И тут выполнили свою задачу корабли. С их помощью определили, что тормозная двигательная установка включилась, параметры физического состояния космонавта нормальные, он жив. Рассчитали тормозной импульс и поняли, что аппарат идет на приземление. Это было важно, потому что возникла еще одна проблема – от спускаемого аппарата никак не мог отсоединиться приборный отсек. В ЦУПе царила крайняя степень напряжения. Предвкушение выполненной задачи появилось только тогда, когда установили, в каком квадрате искать космонавта. И то, что Гагарин приземлился не в Джезказганской, а в Саратовской области, уже воспринималось как победа.
Лунная гонка – новые задачи
Космические программы расширялись, увеличивалось количество аппаратов, выводимых на орбиту. Стали появляться автоматические межпланетные станции. Возник вопрос о коррекции орбиты. Назрела также необходимость слышать и видеть, что происходит на борту обитаемого космического аппарата.
Лунная программа дала толчок и развитию космического флота. Потребовались суда, способные обеспечивать полный прием траекторной, телеметрической информации и других видов связи в режиме онлайн. ЦУП должен был видеть борт напрямую через спутники. Космический объект-спутник-корабль – это и составляло спутниковую связь. В результате была разработана линейка советских спутников «Молния-1+» (1967), «Молния-2» (1971), «Молния-3» (1974). Нужны были новые суда для постоянного контакта с Центром управления полетом.
Двусторонней связью снималась еще одна проблема. Герман Титов говорил, что работать на орбите приходится в абсолютной тишине, к которой человеческое ухо не привыкло. Он летал чуть больше суток, и проблема обозначилась. Важно, когда космонавт слышит, что с ним кто-то разговаривает, чувствует, что он не один в этой Вселенной, за ним наблюдают, помогают. Титову принадлежит знаменитое изречение: «Эти корабли являются океанской опорой космических мостов». Фраза стала вторым названием звездной флотилии.
«Одним из первых больших кораблей космической службы был «Космонавт Владимир Комаров», – продолжает свой рассказ Виктор Митропов. – Он входил в состав 9-го Отдельного морского командно-измерительного комплекса, и с 1970 года числился под легендой судна Службы космических исследований Отдела морских экспедиционных работ АН СССР. Этот плавучий комплекс был способен передавать на борт космических аппаратов сигналы для изменения и коррекции орбиты. Все корабли, которые создавались уже после первых, на скорую руку приспособленных судов, – это памятники специального кораблестроения. «Космонавт Владимир Комаров» был трансформирован под задачу за рекордное время из большого сухогруза «Геническ», который ходил всего один раз на Кубу. На нем проложили километры кабелей, смонтировали всю спецаппаратуру, силовые установки. Через полгода корабль уже был выведен на испытания. Под флагом Академии наук СССР «Космонавт Владимир Комаров» начал работу. Ни одно судно в мире так не строилось. Ждановский завод в Ленинграде работал круглые сутки, люди трудились в три смены».
И снова поиск
Новый этап начался с ревизии подходящих судов. Выбрали четыре, которые были названы именами погибших космонавтов – Виктора Пацаева, Георгия Добровольского, Владислава Волкова, а также рано ушедшего Павла Беляева. В свое время эти корабли строились как лесовозы ледового класса для Северного морского пути. Мощные, с хорошими мореходными качествами и большим запасом хода, они уже были обеспечены современными средствами связи. К тому же белоснежные, гармоничные, эти корабли выглядели как произведения искусства. Эстетика была в каждом элементе.
За воплощением в жизнь концепции этих судов следил второй космонавт СССР Герман Степанович Титов. Он ставил свою подпись на акте приема и ввода в строй уникальных плавучих средств. Корабли несли вахту с 1977–1979 годов.
«Суда были артефактами специального судостроения, – рассказывает Виктор Митропов. – В чем их особенность? На первых кораблях на палубе антенн не было. Их выносили за полчаса или за 15 минут до связи, быстро прикручивали, а после отработки программы убирали так же активно. На новых судах антенны уже открыто смонтировали. Но прежде нужно было решить сложнейшую проблему. Наземные измерительные пункты были разбросаны по всей стране. Передающую радиостанцию вообще относили на 40 километров от приемной, чтобы своими лучами она не забивала сигнал. А здесь куда отнесешь? «Академик Сергей Королев», на котором я ходил, 125 метров в длину – и все. На палубе больше 150 антенн. Какая же гениальная инженерная мысль должна была созреть в головах наших ученых, чтобы рассчитать электромагнитную совместимость. В 60–70-е годы наши ученые и конструкторы сделали не один, а сотни шагов вперед. Участвовали в этом люди всех национальностей СССР. И в этом была сила».
Такие привлекательные взору радиопрозрачные шары и антенны на «Космонавте Владимире Комарове», например, создавали парусность. А если парусность, то реальна опасность оверкиля. Нужно было решить эту проблему. Когда из сухогруза «Геническ» делали «Космонавта Юрия Гагарина», просто наварили дополнительный борт. Туда засыпали песок. Судно осело на два метра и уже могло безопасно ходить по волнам.
Но был случай, когда антенны спасли команде жизнь.
Корабль «Юрий Алексеевич Гагарин», на котором также ходил Виктор Митропов в 1979–1981 годах сперва начальником станции траекторных измерений, а затем сменным начальником управления полетом, являлся флагманом флотилии.
«Мы располагались в Атлантике в районе Канады. Это место знакомо всем морякам, потому что здесь зарождаются ураганы и тайфуны. Несмотря на риски, было преимущество: наши корабли могли видеть с этой точки до 10–12 витков космических аппаратов, проходивших мимо территории Советского Союза.
Вахту несли в середине треугольника тайфунов. Но так как в океане судно не может стоять на якоре, корабль в активном дрейфе описывал восьмерку. Ночью при очередном повороте отвечавший за управление судном упустил так называемый девятый вал. Их обычно двенадцать, но девятая волна самая большая. И когда эта громадина ударила в носовую часть (а там стоит танковая броневая сталь в два с половиной сантиметра), стальной лист прогнулся на полтора метра. Такая сила. В этот момент судно дало угол оверкиля. И здесь антенны сработали как парус, и нас вернуло обратно. Если бы мы перевернулись, то нам оставалось жить всего около 20–30 минут, так как температура за бортом была около семи градусов. Полчаса – и тело каменеет. Помощи ждать было неоткуда. Так что спасибо антеннам говорила вся команда».
Конец звездной флотилии?
После развала Советского Союза страна практически закрыла все космические направления в науке и технике. Расформировали воинскую часть, к которой были приписаны корабли космической службы (большинство к Ленинграду, некоторые к Одессе). «Академик Сергей Королев» и флагман нашего космического флота «Космонавт Юрий Гагарин» остались на Украине. Киев не смог их содержать и продал в Индию по 170 долларов за тонну металлолома.
Нужно было спасать хотя бы память о героическом прошлом звездной флотилии. Идея родилась у лауреата Государственной премии за создание кораблей для приема и обработки телеметрической информации с космических аппаратов Виталия Безбородова, двадцать лет командовавшего судами космической службы.
Так на энтузиазме был создан Клуб ветеранов морского космического флота, а затем музей, в котором что ни экспонат, то живая история страны, ее восхождения на пьедестал космической державы.
Что же предложило новое время?
Прогресс в системе космической связи заставил заменить корабли на спутники-ретрансляторы на геостационарных орбитах. Теперь они работают как передатчики. Но проблема существует. При работе через спутники информация проходит множество промежуточных звеньев. При этом теряется время и снижается точность. Командно-измерительные суда могли напрямую управлять космическим аппаратом, минуя услуги посредников.
США, Китай, Англия и Франция не отказались от кораблей с функцией командно-измерительного комплекса. У нас же из всей звездной флотилии остался один «Космонавт Виктор Пацаев». Он стоит в Калининграде, в Музее Мирового океана. У стенки.
Сегодня судьба судна вызывает опасение. Ветеранская организация не без основания предполагает, что оно тоже может уйти на металлолом, как говорится, на патефонные иголки. После прекращения работы на Роскосмос корабль оказался в положении чемодана без ручки – и нести тяжело, и бросить пока жалко. На средства, собранные ветеранами, и личные деньги дочери космонавта Светланы Викторовны Пацаевой в 2015 году провели культурно-историческую экспертизу. Научно-исследовательское судно «Космонавт Виктор Пацаев» признано памятником культурно-исторического наследия России и внесено в реестр согласно приказу за номером 73. Но пока не нашлось ведомства, готового взять судно на баланс и провести доковый ремонт.
Спасать этот корабль имеет смысл – он прекрасно может служить как музейная площадка. В более прагматичном варианте – это отличная учебно-производственная база для курсантов военно-космических вузов, Военно-морского флота, для студентов радиотехнических вузов, юнармейцев, кадетов. На нем как минимум 200 хорошо оборудованных жилых мест, есть камбуз, столовая, несколько залов для совещаний, учебные классы и аппаратура, которая работала по реальным космическим программам.
Решение вопроса находится в режиме ожидания.
Татьяна Улитина
Газета "Военно-промышленный курьер", опубликовано в выпуске № 16 (879) за 4 мая 2021 года
