КоммерсантЪ, 3 февраля. Вчера визит в Россию завершил госсекретарь Франции по внешней торговле ПЬЕР ЛЕЛЛУШ. В интервью корреспонденту “Ъ” АЛЕКСАНДРУ ГАБУЕВУ он рассказал о том, почему Париж решился продать России военные корабли Mistral, готовы ли французские инвесторы вкладываться в российскую модернизацию и напугал ли их второй процесс по делу ЮКОСа.
— Готовы ли французские компании участвовать в модернизации, которую так рекламируют российские власти?
— На уровне правительств мы уже заключили декларацию об участии Франции в программе модернизации России. Наши крупные корпорации и так давно здесь, так что теперь моя задача — помочь более мелким компаниям понять российский рынок. Объяснить, что выйти на этот рынок возможно, рассказать о ситуации с безопасностью. Конечно, у России иногда возникают проблемы с имиджем. Но я могу сказать, что большинство французских компаний рады работать здесь, многие ведут бизнес в России свыше 20 лет. В 98% случаев наши компании реинвестируют деньги в Россию.
— На какие барьеры в России они жалуются?
— Очень многие барьеры созданы французской стороной. Например, проблема финансирования. Некоторые жалуются на российскую бюрократию, некоторые — на французскую. Но бюрократия есть в любой стране. Вести бизнес в Москве сложно, но я не знаю мест, где бы это было просто.
— Заинтересованы ли французские инвесторы в российской приватизации?
— Даже очень. Мы — девятый инвестор в России, а если не учитывать офшорные юрисдикции — пятый. Французские инвесторы представлены в различных секторах российской экономики, так что приватизация новых активов им будет, безусловно, интересна.
— А состояние российской судебной системы, особенно после приговора по второму делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, их не заботит?
— Французское правительство не раз говорило, что мы заинтересованы в укреплении российской судебной системы. И президент Медведев недавно в очередной раз подтвердил намерение российских властей бороться с коррупцией.
— Кто-то из французских бизнесменов упоминал о Ходорковском?
— Нет. По каким-то причинам никто об этом не упоминал. Вообще-то в России уже были разбирательства с участием французских компаний. Самый известный случай — разбирательство с участием Total об уплате НДС. И на всех стадиях российский суд принял решение в пользу нашей компании.
— Как продвигались переговоры с Россией по закупке кораблей Mistral? Было ли какое-то противодействие со стороны ваших партнеров по НАТО?
— Конечно, было. Нам пришлось вести большую разъяснительную работу среди наших союзников в Восточной Европе. Я занимался этим лично, ездил в Польшу и в страны Балтии еще до объявления о сделке и объяснял, что мы собираемся делать. Если откровенно, сначала было много возражений, но затем все услышали нашу точку зрения. За последний год произошла решительная перемена в том, как мы воспринимаем Россию. Сделка важна не столько из-за самих кораблей. В конце концов они продаются без вооружения. Важнее всего тот факт, что впервые в истории страна—член НАТО продает оружие бывшему сопернику. Все это означает, что Россия — наш друг и не должна находиться под каким-то оружейным эмбарго. И если ей по каким-то причинам нужен доступ к определенным технологиям, то почему бы его не предоставить? Пора понять, что Россия — это член нашей европейской семьи.
— Обсуждали ли вы с Москвой, где будут размещаться эти корабли? Было ли условием продажи, что корабли не будут базироваться на Балтике или на Черном море, а войдут в состав Тихоокеанского флота?
— Нет. Это нас не касается. Россия — суверенное государство. Любые дополнительные условия были бы признаком недоверия. А раз мы продаем вооружение России, значит, мы доверяем нашей дружбе с ней.
— То есть мы можем ожидать таких сделок и в будущем?
— Это зависит от России. От того, хочет ли она развивать те отрасли военной промышленности, где ей потребуется доступ к каким-то технологиям из Франции или других стран. И если будут заявки с российской стороны — мы их с удовольствием рассмотрим. Еще десять лет назад, если бы кто-то сказал, что Россия будет сотрудничать с НАТО в Афганистане, его бы назвали сумасшедшим. Почему же нельзя представить, что через десять лет французский и российский ВПК будут сотрудничать и, например, конкурировать с американскими производителями оружия? Такие альянсы уже есть в энергетике, так почему их нельзя представить в оборонной промышленности?