Перспективы внешней политики Соединенных Штатов весьма туманны
Для Дональда Трампа в период его президентства принципиальной позицией было вести политику, практически по всем пунктам противоположную политике Барака Обамы. Не исключено, что примерно такой же станет и политика Джо Байдена – полностью противоположной политике Трампа.
Для Трампа Россия была всего лишь конкурентом, да и то довольно условным, Китай же – главным врагом. Байден уже открыто предложил прямо противоположную схему: Китай – конкурент, Россия – враг. Эта схема полностью вписывается в политику, которую леволиберальные глобалисты (включая Байдена) проводили до Трампа («Главные военно-политические уроки – 2020», «НВО» от 25.12.20). Вопрос в том, насколько сильно на будущую политику Байдена может повлиять прошлая деятельность Трампа на посту президента.
Совершенно очевидно, что на отношение Байдена к России как к врагу прошлая деятельность Трампа не повлияет никак. Нет сомнений и в том, что Байден в форсированном режиме будет восстанавливать серьезно пострадавшие при Трампе трансатлантические связи, а также несколько меньше пострадавшие связи с союзниками в Восточной Азии (Японией и Республикой Корея). На Ближнем Востоке, наоборот, возможна попытка смягчения конфронтации между США и Ираном, поддержка Израиля со стороны Вашингтона может стать несколько менее безоговорочной. Хотя, разумеется, в целом Израиль останется важнейшим союзником США, а Иран – одним из главных противников.
Наибольшие вопросы вызывает будущая политика Байдена в Восточной Азии.
Леволиберальные глобалисты традиционно рассматривали Китай как важнейший элемент глобализации.
Ситуацию изменила начатая Трампом полномасштабная торговая война против Китая, причем к началу 2020 года успех в этой войне был на стороне США. После этого ситуацию еще раз еще более радикально изменила пандемия китайского вируса. Теперь крайне сложно понять, до какой степени возможно возвращение к прежней ситуации даже в том случае, если Байден этого возвращения очень захочет. Американское общество, особенно промышленный бизнес и пролетариат, могут весьма негативно отнестись к уступкам Вашингтона Пекину в экономической сфере, а это укрепит позиции «трампистов», чего глобалисты панически боятся. К тому же это может нанести прямой удар по экономике США, которая и так находится в весьма сложной ситуации из-за вирусной пандемии.
Со своей стороны, Китай демонстрирует признаки подготовки к войне не экономической, а традиционной. Причем совершенно не факт, что эта подготовка была реакцией на политику Трампа и будет свернута при Байдене. Не исключено, что Си Цзиньпин всерьез рассматривает возможность проведения в ближайшее время военной операции по захвату Тайваня («Битва титанов», «НВО» от 19.06.20), пользуясь переходным периодом в США, причем в ситуации, когда легитимность победы Байдена совершенно неочевидна (скорее очевидно, что Байден победил в результате массовых фальсификаций).
Примерами для Китая могут стать события в Крыму и Карабахе. Они демонстрируют примеры восстановления территориальной целостности стран, которые показали военную и психологическую готовность к этому.
К крымскому примеру в Пекине, видимо, до сих пор достаточно сложное отношение. ВС Украины в феврале-марте 2014 года были совершенно недееспособны и сопротивления российской операции оказать не смогли, сравнивать их с ВС Тайваня просто бессмысленно. Россия провела переброску войск и развертывание их в Крыму (который в тот момент принадлежал Украине), по сути, в режиме мирного времени, что применительно к Тайваню для Китая совершенно невозможно. Кроме того, западные санкции хотя и не обрушили экономику России, но создали ей проблемы. Китайская экономика гораздо сильнее российской, но и в мировую экономику она интегрирована гораздо сильнее, чем российская, поэтому масштабные санкции для Китая крайне нежелательны.
Гораздо интереснее для Китая карабахский пример («Армения – Азербайджан: 26 лет спустя», «НВО» от 27.11.20). ВС Армении и НКР, как показала эта война, имели массу недостатков, но они не были разложены до такой степени, как украинская армия в начале 2014 года. Можно вспомнить, что в начале 1990-х армянские силы нанесли азербайджанским полное поражение, несмотря на численное превосходство последних в живой силе и технике. Тем более впечатляющим оказался нынешний реванш Азербайджана, в основе которого лежит применение современной техники и соответствующей тактики. Никаких международных санкций Азербайджан не получил.
После азербайджанского успеха (притом что Баку даже теоретически не претендует на статус великой державы не только в мировом, но и в региональном масштабе) неспособность Китая восстановить свою территориальную целостность начинает выглядеть удивительно. Достигнув по всем параметрам статуса «почти сверхдержавы», Китай до сих пор не способен вернуть себе маленький остров, суверенитет Пекина над которым признан практически всем миром (включая все страны Запада). Нынешний момент достаточно удобен для Китая в плане захвата Тайваня не только из-за переходного периода в США, но и из-за вирусной пандемии по всему миру, которую легче всего переносит именно Китай. Совершенно очевидно, что США сейчас абсолютно не готовы к полномасштабной войне против Китая. Если Пекин снова не воспользуется ситуацией, то можно констатировать, что государственное руководство КНР так и не изжило до конца коллективный комплекс неполноценности.
Если Китай агрессию против Тайваня все же не начнет, очень показательным моментом станет готовность Байдена осуществить обещанные Трампом поставки Тайваню вооружений. Разумеется, поставка 108 танков «Абрамс» и 66 истребителей-бомбардировщиков F-16V принципиального влияния на баланс сил между КНР и Тайванем оказать не сможет, преимущество НОАК во всех компонентах останется подавляющим. Тем не менее это стало бы первым за многие годы прецедентом экспорта из США на Тайвань значительного количества современной боевой техники наступательного характера, что имело бы не только и не столько военное, сколько политическое значение. Отказ от этих поставок или по крайней мере их фактическое замораживание означало бы, что США однозначно отказываются от военной защиты Тайваня, даже если и не объявляют об этом официально.
Проще всего для Вашингтона при новом президенте будет продолжать «борьбу за свободу судоходства в Южно-Китайском море», поскольку она всерьез никого ни к чему не обязывает и является мероприятием почти исключительно пропагандистского характера. Безусловно, будет серьезно активизирована борьба за права человека в Китае, в первую очередь – в СУАР и Гонконге. Это также чисто пропагандистское мероприятие, которое будет раздражать Пекин, но, разумеется, никак на его политику не повлияет. Скорее всего Вашингтон продолжит сближение с Дели (особенно учитывая частично индийское происхождение нового вице-президента), в том числе будет продолжено строительство «четверки» (США-Япония-Австралия-Индия). Это для Пекина будет уже гораздо более болезненной проблемой. Однако перспективы «четверки» на данный момент неочевидны, причем в первую очередь как раз из-за позиции Индии.
Что касается китайско-американских отношений в экономике, то они слишком сложны и многоплановы, что само по себе создает некую возможность компромисса без капитуляции какой-либо из сторон. Впрочем, даже в сфере экономики обе стороны будут принимать в первую очередь политические решения, зависящие от множества различных внутренних и внешних обстоятельств.
Не менее интересная ситуация складывается вокруг КНДР. Выступление Ким Чен Ына на VIII съезде ТПК в январе этого года с признанием не только существующих в КНДР трудностей, но и допущенных руководством страны и партии ошибок, можно считать симптоматичным. Если трудности и проблемы в официальных документах КНДР ранее признавались, то ошибки – никогда. Впрочем, еще в июле прошлого года Ким Чен Ын критиковал тех партийных работников, среди которых «распространяются равнодушие, безучастность, хроническое отношение и нарушение чрезвычайной противоэпидемической дисциплины». Эта критика высказывалась в контексте борьбы с вирусной пандемией, однако здесь важен сам ее факт.
Следует иметь в виду, что нынешний северокорейский лидер получил образование на Западе (в Швейцарии), то есть представляет, как функционирует западная социально-политическая система. Видимо, он довольно хорошо знает историю социалистических стран, в первую очередь – СССР. Основываясь на этих знаниях, он, возможно, готов изменить характерный для КНДР стиль руководства с целью повышения устойчивости режима. Этому повышению устойчивости должны способствовать готовность лидера страны хотя бы на словах признавать ошибки власти и брать на себя ответственность за эти ошибки.
Смена стиля руководства тем более необходима, что какое-либо кардинальное изменение внутренней и внешней политики Пхеньяна возможным в обозримом будущем не представляется.
Огромные экономические проблемы страны обусловлены не только особенностями северокорейской социально-экономической системы, но и крайне жесткими санкциями, под которыми страна находится. Шансов на снятие санкций нет никаких, а в таких условиях вряд ли поможет изменение системы. В результате идеи чучхе (опора на собственные силы), которые стали почти синонимом КНДР вообще, являются единственным вариантом дальнейших действий. Но и они никакого кардинального улучшения принести не способны из-за того же фактора санкций при крайней ограниченности внутренних ресурсов страны. Дальнейшее ужесточение политического режима может привести к «срыву резьбы», когда подавляющему большинству населения будет нечего терять (пока до этого еще не дошло) и массовые антиправительственные выступления станут реальностью. Соответственно Ким Чен Ын, возможно, выбирает вариант «уговаривания» населения потерпеть дальше, хотя не очень понятно, как долго нужно будет терпеть.
Теоретически к снятию санкций могла бы привести капитуляция КНДР, то есть отказ от ядерного оружия. Практически, однако, это не даст ничего, кроме катастрофы, не только правящему в Пхеньяне режиму, но всей стране в целом. Как уже давно и хорошо известно и доказано на множестве примеров, военно-политическое руководство США демонстрацию оппонентом своей слабости рассматривает лишь как основание для дальнейшего ужесточения требований, то есть для полного добивания оппонента с фактическим его отказом от любой субъектности. Одностороннее ядерное разоружение не гарантирует Пхеньяну не только отмены, но даже частичного смягчения экономических санкций (поскольку США обладают правом вето в Совбезе ООН, позиция других стран по данному вопросу значения иметь не будет). При этом КНДР станет чрезвычайно уязвима от военной агрессии со стороны США. В итоге, пойдя на разоружение, Пхеньян встанет перед необходимостью полной и окончательной капитуляции, то есть присоединения к Республике Корея на условиях последней и под контролем США. Это выльется в тотальные репрессии против всего аппарата ТПК, включая руководителей даже низшего уровня (по образцу «дебаасизации» Ирака, которая стала главной причиной перманентной гражданской войны в этой стране), а для КНДР в целом обернется стремительной деиндустриализацией и депопуляцией в гораздо более жестком варианте, чем это было в бывшем СССР и странах Восточной Европы. Простые жители КНДР, даже получив юридически равные права с южными корейцами (что само по себе отнюдь не гарантировано), фактически станут еще более бесправными, чем сейчас. Таким образом, надо признать, что режим в Пхеньяне не может капитулировать не только по соображениям самосохранения, но и исходя из интересов страны в целом.
Именно на основе всех этих факторов будет строиться военная и внешняя политика КНДР. Конкретные шаги Пхеньяна будут в огромной степени зависеть от действий Вашингтона.
Возможно, что в течение достаточно длительного времени Байдену будет вообще не до КНДР или даже с его стороны будет предпринята попытка до определенной степени продолжать политику Трампа, то есть добиваться капитуляции Пхеньяна как бы мирным путем. Добиться этого Вашингтону, разумеется, не удастся (Пхеньян вполне справедливо исходит из того, что уступки должны быть взаимными, а не односторонними), но КНДР в этом случае, вероятно, будет продолжать нынешнюю политику сдержанности. КНА продолжит испытывать тактические системы (артиллерию и ракеты малой дальности), но не будет проводить испытаний БРСД, МБР и ядерных зарядов.
Впрочем, вполне вероятно, что Байден вернется к характерной практически для всех американских президентов до Трампа политике жесткой конфронтации с КНДР. В этом случае, разумеется, Пхеньян откажется от любой сдержанности, то есть вернется к испытаниям БРСД, МБР и ядерных зарядов.
В связи с этим необходимо отметить принципиальный момент. Корея была искусственно и насильственно разделена СССР и США в 1945 году, именно Москва и Вашингтон, по сути, создали ситуацию противостояния двух частей одной страны и одного народа и несут историческую ответственность за эту ситуацию. При этом каждая из двух Корей с самого начала своего раздельного существования считает вторую Корею своей незаконно отделившейся частью, которую необходимо вернуть любым способом, включая военный. Таким образом, вторжение КНА в Республику Корея в июле 1950 года можно считать агрессией лишь с большой долей условности. Это вторжение можно трактовать и в качестве восстановления территориальной целостности страны (с северокорейской точки зрения, разумеется, но это точка зрения не менее правомерна, чем южнокорейская). В любом случае, за прошедшие 70 лет больше никаких агрессий КНДР не совершала и никаких войн не вела, притом что на счету США за тот же период множество агрессий и войн. Своеобразие внутреннего устройства КНДР является ее чисто внутренним делом и никого больше касаться не должно. Северокорейская пропаганда часто носит карикатурно-гротескный характер, но этим никакого ущерба другим странам она не наносит. Более того, американская пропаганда тоже иногда носит карикатурно-гротескный характер, причем чем дальше, тем чаще это случается. На самом деле Вашингтон навязал всему миру образ КНДР как некоего сумасшедшего агрессора, хотя никакими реальными действиями этот образ не подтверждается, а сами США подходят на роль сумасшедшего агрессора в ничуть не меньшей степени. Вполне очевидно, что сегодня военное строительство в КНДР, включая и ракетно-ядерную программу, ведется с вполне естественной и законной целью: обеспечение обороны страны от агрессии как с юга, так и с севера (из Китая, который для КНДР такой друг, при котором и враги не нужны). Соответственно идеи сонгун (все для армии) становятся для КНДР столь же безальтернативными, как и идеи чучхе, не только в качестве пропагандистских лозунгов, но и в реальности.
Даже в случае возобновления полномасштабной конфронтации между двумя странами вероятность прямой военной агрессии со стороны КНДР против Республики Корея исчезающе мала. Гораздо выше вероятность агрессии против КНДР со стороны США (в которую автоматически будет втянута Республика Корея независимо от ее желания). Внутренняя социально-экономическая ситуация в США имеет явную тенденцию к ухудшению, поэтому нельзя исключать вариант внешней агрессии для решения внутренних проблем. Война против КНДР может оказаться наиболее подходящим вариантом для администрации Байдена: с одной стороны, такая война не будет грозить самому существованию США, с другой стороны, она будет настолько тяжелой, что потребует от Вашингтона проведения серьезных мобилизационных мероприятий в экономической и политической сферах, включая ограничения некоторых гражданских и политических свобод. Очевидно, будет возвращена всеобщая воинская обязанность, что позволит отправить на корейский фронт большинство гражданских активистов различной политической направленности. Их гибель в Корее может стать спасением для самих США от гражданской войны.
При обсуждении будущей внешней политики США необходимо принимать во внимание факторы физического и психологического состояния Байдена. Эти факторы могут самым серьезным и непредсказуемым образом повлиять на его внутреннюю и внешнюю политику. Более того, не исключено, что еще до конца первого срока Байдена президентом США станет Камалла Харрис, классический леволиберальный глобалист, но при этом все-таки совсем другой человек. Она может стать полной марионеткой в руках руководства Демпартии, но может и начать проявлять самостоятельность. H
Александр Храмчихин
Александр Анатольевич Храмчихин – заместитель директора Института политического и военного анализа.
